Вспоминаю свои действия – и то, как он реагировал на них. Вижу всё теперь в новом свете.
Теперь ясно, почему Бьёрн считал меня расчетливой хищницей, когда надела ему браслет. И меня жжёт невыносимый стыд.
Спрашиваю тихо:
– Так ты думал, я из корысти тебя окрутила? Да я же… я бы никогда…
Господи, стыдно-то как!
Я отворачиваюсь, выкручиваюсь из держащей меня руки и пытаюсь вылезти из кровати. Уйти, поскорее! Куда угодно, только подальше от этого позора.
Меня резко дёргают обеими руками за талию назад.
Возвращают, кидают на одеяло, прижимают собой к постели.
Да что ж такое-то… повадки у него! Как у его барса. Наверное, от кошака своего набрался. Как хватать добычу.
Тёмный взгляд надо мной. Очень серьёзный.
- Верю. После всего, что увидел и услышал – я тебе верю.
Долго молчит. А потом добавляет:
- Извини меня. Я был, пожалуй, слишком суров к тебе. И прости, если напугал.
И тут вдруг у него снова меняется настроение. В синих глазах снова заплясали лукавые огни. Я поняла, что открываю для себя ещё одну черту его характера – он только кажется таким суровым. А сам – любит повеселиться. Правда, в последнее время большей частью за мой счёт.
– Фиолин! А вот скажи. Значит, если не из корысти, то давай-ка поподробнее. Почему именно я? Что-то я не совсем разобрался…
Бьёрн склоняется ниже и проводит носом по моей шее, снизу вверх.
О-о-ох…
Я задыхаюсь и в который раз пытаюсь вывернутся из крепких рук. В который раз безрезультативно.
Чтоб отстал, принимаюсь нести первую попавшуюся чушь.
- Понимаешь… ну… в деревне никто не хотел брать в жены бесприданницу… просто ты был первый встречный, кто не знал об обычае… и взял у меня чашу…
О слухах про моё проклятие решаю благоразумно промолчать. А то мало ли, вдруг он суеверный. Как-нибудь потом скажу. Пока боюсь, очень! Мне сейчас слишком, подозрительно хорошо. И так страшно, что это всё сон – и я проснусь снова одна. Без него. Подумалось вдруг – одиночество можно выносить, только когда не знаешь, как может быть по-другому. Если меня сейчас бросить в это одиночество снова, как котёнка за шкирку на мороз… я, наверное, замёрзну насмерть.
- Первый… встречный?
Он снова приподнимается, упирается в моё лицо удивлённым взглядом. Молчит какое-то время… а потом откидывает голову и принимается хохотать.
Смотрю на него с удивлением.
Не поняла. У парня что, на почве всех событий нервы сдали?
А он ухахатывается с таким задорным мальчишечьим смехом, что у меня на душе почему-то теплеет.
- Нет… нет, ну ты даёшь… - выдавливает из себя в перерывах между взрывами хохота. - Вот это удар по моему самолюбию! Первый встречный, оказывается!..
Ну чего он?..
Терпеливо пережидаю, пока отсмеётся.
А потом на всякий случай всё-таки уточняю:
- Вот. Теперь ты все мои причины знаешь. Скажи, ты… всё равно согласен на договор?
Он, помедлив, кивает.
Я выдыхаю с облегчением.
- Ну, тогда надо будет выполнять… как-нибудь потом! - поспешно добавляю, увидев, как вспыхнули синие глаза.
А Бьёрн отвечает, окинув меня скептическим взглядом:
– Ты же вся сжимаешься подо мной и дрожишь, как заячий хвост! Ты как его вообще собралась выполнять?
Он проводит ладонью по моему плечу, как бы невзначай задевая край ткани и стягивая её вниз. Сердито дёргаю плечом и стряхиваю настырную руку. Поправляю рукав обратно. Заявляю решительно:
- Ничего! Я зажмурюсь и как-нибудь потерплю!
В ответ стены моей несчастной избушки сотрясает очередной взрыв хохота. Развалятся скоро такими темпами, наверняка.
- Да-а-а уж… сегодня точно не мой день… Ах-ха!.. Такого... двойного удара по моему несчастному самолюбию я уже не вынесу!..
Бьёрн перекатывается вместе со мной на бок, прижимает к себе спиной. Обеими руками, крепко-накрепко.
- Так, всё. Давай-ка спать! Устал, как собака. Вымотала ты мне всю душу сегодня… жёнушка. А я ещё не верил, когда старшие и опытные говорили, что стоит жениться, и про покой можно забыть навсегда!
Соплю обиженно.
Я, может, тоже много чего слышала про вредных мужей! Ведь я же молчу.
Он утыкается мне лицом в плечо, всё ещё подрагивая от смеха. Но постепенно его дыхание становится глубже и медленней.
А я… чувствую невыносимое смущение.
Никогда в жизни не спала с кем-то! Тем более, когда тебя используют вместо подушки. И вообще… жарко от него слишком. Я так вспотела, что скоро всё платье вымокнет.
Возмущённо завозилась.
- Ты это… иди тогда на другую постель, раз ничего у нас сегодня не планируется! Там ещё есть, в соседней комнате… на ней мой дедушка спал когда-то…
Он глухо стонет мне в плечо:
- Нет, она решила меня сегодня точно добить… дедушкина постель…
Подгребает к себе ещё ближе, натягивает на нас обоих одеяло, обнимает. Рукой придавливает меня сверху. Тяжело.
Я слабо пытаюсь пинаться.
- Ну, так хоть отодвинься подальше!
- Куда?! Тут стена уже. И вообще, должен же быть мне хоть какой-то прок от того, что я женился. Хоть поприжимаюсь… к чему-то мягкому. Раз уж твоя постель – прости! – так себе, если честно. На камнях спать и то удобнее.
И он ещё плотнее ко мне прижался всем телом, заставляя вспыхивать и гореть. Хорошо хоть, в темноте было не видно.
Потому что лучина совсем догорела, и уютный полумрак в моей маленькой комнатке освещал только слабый свет луны.
- Всё, Фиолин! Давай-ка и правда спать. Завтра решу, что нам делать дальше. – Бьёрн уткнулся лицом мне в волосы и замолчал. Дыхание стало размеренным. Кажется… и правда, засыпает.
А мне вот совершенно не спится.
Лежу в темноте с колотящимся сердцем. И думаю о том, как же странно звучит это «нам».
Вспоминаю минувшее утро, вспоминаю своё отчаяние. И вот теперь день заканчивается тем, что я – больше не «я».
Теперь каким-то неведомым чудом появились «мы».
Ещё более странно смотрятся наши ладони рядом на моём животе.
Металл брачных браслетов соприкасается.
Надпись уже не видна. На запястьях наших снова – самый простой и бесцветный металл.
Но почему-то в тот момент эти старые потёртые браслеты кажутся мне самым прекрасным произведением искусства на свете.
Глава 9
Глава 9
Когда проснулась, я по привычке осталась на какое-то время лежать в постели с закрытыми глазами. Сквозь плотно сомкнутые веки пробивался тусклый дневной свет. Где-то хрипло проорал петух.
Ещё немножечко полежу, и можно представить, что утро ещё не наступило. И не маячит над моей головой, как топор над плахой, вечер – а с ним этот проклятый Праздник женихов… Господи, ещё один день в ужасе! Ещё один день оглядываться на каждом шагу, потому что…
Стоп.
Сто-о-оп!
Это же было вчера.
Организм прогонял остатки сна, память медленно возвращалась. Я рискнула открыть один глаз.
Тут же трусливо закрыла снова.
Слишком невозможна была картина, которая представилась моему, ещё слегка мутному после сна, взору.
Потому что вот эта здоровенная мужская лапа – с длинными пальцами, крупной кистью, перевитая мощными мышцами… и расслабленно лежащая у меня на постели прямо перед моим лицом… она же никаким образом не могла тут оказаться!
Тем более, что к лапе, наверняка, полагался и хозяин.
Я всё-таки приоткрыла осторожно глаза, на всякий случай не делая резких движений, и проследила взглядом за линиями руки.
Почему-то голой руки!
Кажется, память услужливо прятала от меня какие-то фрагменты прошедшего вечера. Неужели праздник прошёл настолько ужасно?! И я теперь чья-то рабыня… Но слишком сильно испугаться я не успела.
- М-м-м… жена. Ты прекратишь ёрзать? – проворчали над ухом. – Нарываешься ведь. У меня большой соблазн исправить неудачную брачную ночь удачным брачным утром.
Рука пришла в движение, повыше натянула на нас обоих моё тощенькое лоскутное одеяльце, а потом вдруг полезла обниматься. Обхватила крепко-накрепко стальным кольцом, прижала к чему-то горячему и большому… и тоже голому.
- Ты почему без одежды?! – вспыхнула я и попыталась отодвинуться.
Память услужливо подкидывала то один, то другой кусочек прошлого дня.
Что у меня теперь, оказывается, муж.
И что он, оказывается, умудрился как-то вчера поместиться со мной на одной постели.
Ну, и ещё, что дёргаться и пытаться сбежать от него – дохлый номер. Впрочем, это можно было и не вспоминать, твердокаменная рука и так мне наглядно объяснила.
- Во-первых, не совсем без одежды, мне ещё жизнь дорога! – дыхнули горячо в ухо. Моё бедное сердечко забилось в панике, потому что и того, что я ощущала спиной и ниже, мне хватало, чтоб прочувствовать все прелести замужества.
– А во-вторых, мне было жарко! – невинно добавил бархатный мужской голос, и его обладатель прижался теснее, как будто не понимал, что сам себе противоречит. Потому что если было так уж жарко, то надо было идти на дедушкину постель, как я и предлагала изначально! А никак не раздеваться, смущая до ужаса бедную-несчастную меня. И когда только успел, бесстыжий.
Бьёрн.
Я вспомнила имя, и оно терпкой сладостью осело на языке.
Теперь. Я. Его. Жена.
Тихо-тихо, совсем неслышно, на мягких кошачьих лапах в мою душу прокралось счастье и свернулось там в клубок, уютно мурча.
Осторожно и стараясь не дышать, я повернулась.
Его спящее лицо на моей подушке совсем рядом, в паутине спутанных волос, которые мне тут же захотелось убрать рукой с его небритой щеки… это было до такой степени странно и красиво, что я залюбовалась.
- Я вообще-то сплю, - пробурчал Бьёрн, не открывая глаз. – В твоих же интересах меня сейчас не будить.
Я смутилась.
Надо, наверное, вставать. Готовить… мужу завтрак. Пойду, поищу в курятнике яиц на яичницу.
Должны же у меня, наверное, быть какие-то супружеские обязанности? Кроме тех, от которых я пока отлыниваю.