На этой мысли я снова покраснела.
А потом меня вдруг прошиб холодный пот.
Господи!
Сегодня же первое брачное утро, точно. А это значит…
Холодные, липкие пальцы страха коснулись моего сердца. Теперь уже на полном серьёзе, умирая от ужаса, что не успею, я попыталась выползти из-под руки мужа и выбраться из постели.
Тяжёлая рука придавила сильнее.
- Куда?.. – проворчал он недовольно и сонно, по-прежнему не открывая глаз.
- Надо!.. – Прошептала я испуганно. – Скоро вернусь.
Господи, только бы успеть!!
- Ну, если только скоро, - снисходительно разрешил муж. Нехотя разжал капкан и позволил мне выскользнуть. А потом перевернулся на живот, уткнулся в подушку лицом и остался спать дальше.
Я ещё пару секунд как зачарованная залипала на пряди длинных тёмных волос на подушке и очертания сумасшедших совершенно обнажённых плеч.
Потом тряхнула головой, очнулась и побежала на кухню.
Скорее, скорее!! Солнце уже совсем высоко, у меня совсем мало времени! Ах, ну какая ж я дура, ну почему не подумала об этом заранее… но вчера столько всего произошло, было совсем не до этого.
Я попыталась успокоить дыхание, чтобы самой успокоиться. Мне сейчас надо трезво мыслить, чтоб сообразить, что делать. Иначе весь такой красивый, такой замечательно реализованный план пойдёт насмарку. И тогда я окончательно пропала.
Древние законы Долины предусматривают только два основания для мужчины законно расторгнуть брак.
Первое основание – измена жены. Ну, это нам точно не грозит.
Но второе…
Господи. Какая же я была дура, как только могла забыть!!
Второе основание – если в первую брачную ночь выяснится, что невеста не была невинной. А чтобы подтвердить чистоту невесты, по правилам наутро после свадьбы на всеобщее обозрение под окнами вывешивается простыня, испачканная девственной кровью.
Но у нас с Бьёрном ничего не было.
Значит, нечего будет и вывешивать.
Я судорожно оглянулась. В кухне на верёвках, протянутых над печью, сушилось старое и застиранное, местами до прорех, постельное белье.
Стащила одну простыню.
Взгляд упал на узкий кухонный нож. Теперь набраться смелости…
Но кажется, поздно.
Скрип калитки. Шум за дверью. Гомон множества голосов, шорохи и хруст снега под ногами от толпы людей.
И Первый охотник Сифакс торжественно восклицает:
- Эй, хозяйка! Выходи-ка!
- Да нету ничего, ты же видишь, - довольно ответил ему за меня мерзкий голос Ципиона.
Вся кровь отлила у меня от сердца, и оно, бедное, зависло где-то между двумя тактами сердцебиения.
Стало совершенно очевидно, что даже если я сейчас порежу себе руку, то перевязать и унять кровотечение не успею, они заметят. Да и свежую кровь на простынях цепкий взгляд охотников всегда отличит. Это надо было делать ещё вчера… но я об этом забыла напрочь.
И теперь я пропала.
В добавление ко всему, на всю деревню меня прославят гулящей.
О том, что могут быть намного, намного более суровые последствия, думать было даже страшно. Что будет, если Бьёрн воспользуется лазейкой в законах и расторгнет наш брак? Ведь ему поторопятся рассказать о такой возможности, без сомнения. Ципион за тем сюда и явился, уверена.
Бьёрн же так злился на меня за то, что украла его свободу… и вот теперь такой удобный случай избавиться от лгуньи. Оставались ещё браслеты – но, если при всех потребует от меня снять их, разве я посмею противиться?
- Эй, новобрачные, выходите! – настойчиво повторил Первый охотник, начиная сердиться.
На подкашивающихся ногах я побрела к двери. Бесполезная простыня выскользнула из моих пальцев и осталась лежать на полу. У меня даже не было сил подбирать. Я шла к выходу, как осуждённый идёт на плаху.
Не стану его будить. Вдруг не услышит.
Пусть весь позор достанется мне.
Взялась за дверную ручку вспотевшей ладонью.
Давай, Фиолин… будь смелой! Всегда ведь была.
Набрала воздуху в грудь, распахнула дверь… Ещё шаг, на шаткое деревянное крыльцо.
Я ослепла от яркого солнца и зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза…
Толпа народу на моём крохотном дворике. И там были не только мужчины, главы семейств, что явились засвидетельствовать соблюдение обычая – приковыляли старые бабки, пришли солидные женщины-матроны… те почему-то смотрели особенно строго и неодобрительно. Молодых девок только и детей не брали на такие смотрины.
- Здравы будете! С чем явились? – выдавила я из себя, чтоб не показаться совсем уж невежливой.
Потом сообразила, что даже переодеться и причесаться не успела, как была вчера, так и выскочила. Мятая, лохматая, основательно повалянная Бьёрном по матрасу… правда, не с тем результатом, который сейчас меня бы спас.
- И тебе не хворать, - снисходительно ответил Сифакс и покрепче ухватил тяжёлую дубовую палку – символ своего старшинства. – А явились мы узнать, каково в доме твоём уважение обычаев наших древних. Да что-то не видим ничего! Подтверждение девства твоего, чистоты, супругу сбережённой – где оно?
Чёрные глаза Ципиона впились в меня и внимательно рассматривали, не упуская ни единой детали. А я ведь, кажется, даже пуговку верхнюю застегнуть забыла…
Умирая от стыда, я опустила глаза.
- Мне вам нечего показать, почтенный.
В толпе возмущённо загудели.
Но громче всех, перекрикивая гул, заговорил Ципион. Бросил грубо мне прямо в лицо, повелительно, как собачонке:
- А теперь давай-ка, снимай эту бесполезную железку с руки! И ко мне иди. Все слышали? Я забираю эту девку себе рабыней. Я её первый пользовать буду.
Слёзы вскипели и застыли на ресницах горькими каплями.
Но пролиться не успели.
Протяжный скрип двери за спиной.
Меня аккуратно берут обеими ладонями за талию и отодвигают с пути. Подальше от толпы. Я оглядываюсь… и застываю. И даже в толпе прекращается гомон и наступает звенящая тишина.
Потому что на порог дома грациозной кошачьей походкой выходит мой муж. Лохматый. Сонный.
И голый по пояс.
Брачный браслет сверкает на запястье в солнечных лучах, когда он невозмутимо потягивается до хруста. Зевает. Так равнодушно, словно и нет перед ним толпы чужих и враждебно настроенных людей.
Умом я понимаю, что он специально не стал одеваться, чтоб они подумали, что у нас всё было. Вот только меч… меч нацепить обратно не забыл.
Но это умом.
Кажется, мозги – последнее, что работает у меня в эту самую минуту.
Потому что я стою, и закусив губу, как дура пялюсь на его обнажённое тело.
Ма. Моч. Ки.
И это… что? Всё… теперь моё?
Нет, я видела, конечно, краем глаза полуголых мужчин на реке. Но всегда стыдливо отворачивалась. И не было никогда у меня желания разглядывать. Скорее – бежать без оглядки, чтоб не дай бог никто не обратил внимания на моё существование.
Но то, что творится со мной сейчас…
Это какое-то помешательство.
Куча народа вокруг, ситуация накаляется, пальцы Бьёрна уже незаметно легли на рукоять меча…
А я стою и пялюсь на него, как голодная кошка на крынку сметаны.
Он, конечно же, замечает, и первый взгляд – довольный, искоса, он предназначается мне. И почему-то очень явственно в нём я читаю: «смотри, смотри на здоровье! И локти кусай, от чего отказывалась, трусиха!». Ну, или это в моём воспалённом воображении мне так кажется. Потому что примерно что-то такое я в этот момент и ощущаю.
Лукавый огонёк в синих глазах гаснет вмиг, уступая место жёсткому стальному блеску, когда Бьёрн обращается к толпе, ласково поглаживая рукоять меча.
- И почему, позвольте спросить, нам с женой не дают спать? У нас вообще-то первая брачная ночь была, если вы не в курсе. Только заснули под утро, устали. По какому поводу шум и гам? – говорит вкрадчиво, с едва скрываемой угрозой.
Из первых рядов люди отшатываются. Но продолжают стоять и пялиться. Один Ципион остаётся на месте, как приколоченный, но в ту сторону я стараюсь вообще не смотреть.
Я пугаюсь. Почему никто не уходит? Неужели они не слышат тихо клокочущую ярость в голосе Бьёрна? Да он же еле сдерживается, чтоб не нашинковать тут кого-нибудь в капусту! И он может, я знаю. Даже без использования магии невидимости смог бы – а уж если с ней… мне кажется, он один стоит целого войска.
И мои глупые соплеменники так недальновидно его злят.
Но на их счастье, он слишком благороден, чтобы не попытаться решить всё миром, без крови. Пока ещё ситуация не зашла слишком далеко. Поэтому подыгрывает мне в моём вранье.
Вздрагиваю, когда Ципион выкрикивает:
- А нет никаких подтверждений! Положены доказательства, перед всем честным народом. Может ты, чужак, и не в курсе, как оно у нормальных людей всё устроено. Но по законам нашего племени если девка была не целочкой, то порченый товар выбрасывают! И взять может любой, кто подберет, - самодовольно договаривает он.
Как же стыдно… и страшно. Я обхватила себя руками за плечи. Глумливый голос Ципиона, который давно уже преследует меня ночами, снова вызвал в памяти все страхи и тот ужас, от которого я столько раз просыпалась в холодном поту. И потом плакала в подушку от бессилия. Потому что понимала, что совсем одна и никто не защитит.
Но теперь всё не так.
Я больше не одна.
Бьёрн делает ещё шаг вперёд, к толпе, на ступеньку ниже. Закрывает меня своей широкой спиной. Рычит глухо, и даже у меня мороз идёт по коже:
- Какие ещё, к дьяволу, подтверждения?.. Вам недостаточно моего слова? Мне лучше знать, была моя невеста невинной или нет. Так вот – была! И я вообще удивляюсь, откуда она такая чистая здесь взялась! Учитывая, сколько бесстыжих девок у вас тут водится, готовых тащить на сеновал первого встречного.
Сифакс побагровел.
Моё сердце бешено забилось. Неужели это он про его дочь? Катрина что же… она и правда намекала?.. об этом шептала Бьёрну на ухо?
Первый охотник стукнул палкой, оставляя глубокий след в утоптанном снегу, и заявил, повысив голос: