— Почему?
— Ты теперь влип, парень. Все знают,
— У меня такое бывало.
— Но не так, как теперь.— Он посмотрел на пустую жестянку и решился: — Ты когда-нибудь слыхал о Марке Каниа?
— Нет.
— Каторжник. Сроку на нем висит около двадцати восьми лет, попался на убийстве еще подростком, работал с Паксом, потом с Арнольдом Филлипсом. Подозревают, что он убивал в разных городах. За ним масса темных дел, но сейчас он тоже дичь, как и ты.
— Что мне это дает, Тоби?
— Он твоя жертва.. Он в городе с пулей в животе, и все знают, как это случилось. Если он умрет — тебе повезло. Если нет — ты покойник.
Я встал и взялся за шляпу.
— Мне страшно везет последнее время.
Он мрачно кивнул.
— Надеюсь, что это надолго.
Когда я дошел до двери, он буркнул:
— А может, и не надолго.
— Почему?
— Не хочу оказаться поблизости, когда это дело закончится. Ты еще успеешь натворить дел.
— Может быть.
— Не может быть, а точно!
Когда я опять пришел к ней, моей прелести, чьи волосы падали темными, длинными прядями, чье тело было манящей заводью белого и смуглого тона и чья одежда ничуть не сковывала гибкой, чуткой грации пантеры,— когда я пришел, она спала и не проснулась до тех пор, пока я не сказал: «Велда».
Тогда ее глаза сначала медленно открылись, потом широко распахнулись, как у газели, застигнутой врасплох. Рука чуть пошевелилась, и я знал, что она крепко сжимает пистолет под одеялом. Когда же она поняла, что это я, ее пальцы разжались. Она вынула руки из-под одеяла и коснулась моей ладони.
— Ты можешь так проиграть, малютка.
— Нет, пока ты рядом.
— Это не всегда бываю я.
— Сейчас это ты, Майк.
Я взял ее за руку, потом быстрым движением откинул одеяло и взглянул на нее.
Стройная, красивая. Кожа кажется лакированной при свете ночника. Желание выдает себя минутными всхлипами, взмахом ресниц, дрожащей грудью. Розовые соски делаются еще острее под моим взглядом. Рот становится влажным и чуть приоткрывается, беззвучно произнося словечки, манящие наклониться и послушать.
Я наклонился к ней, потом присел в ногах постели и стал гладить ее живот и нежную развилку. Она всегда ждала этого, но в первый раз я откликнулся на ее призыв. Теперь я прикасался к ней и торжествовал, зная, что все это мое. Она вздохнула глубоко, со всхлипом, и сказала:
— У тебя сумасшедшие глаза, Майк.
— Ты их не видишь.
— Но я знаю. Они дикие, ирландские, коричнево-зеленые и сумасшедшие.
— Я знаю.
— Тогда иди ко мне.
— Подождешь. Я сделаю с тобой все, что захочу, но теперь помолчи.
— Я хочу теперь.
— А ты готова?
— Я всегда была готова.
— Нет, не была.
— А теперь — да.
Ее лицо было повернуто ко мне, и я видел, как сверкали ее глаза. Она требовала, жаждала. Я прилег рядом и медленно поцеловал ее чуть приоткрытый рот, ощутив на минуту холод ее зубов и свежий, чистый вкус губ. Эта тигрица хотела проглотить свою жертву целиком, а я знал, что такое женщина, настоящая женщина.
Вдруг Велда прислушалась.
— Она проснулась.
Я натянул ей до подбородка одеяло и укутал плечи.
— Нет, не проснулась.
— Мы можем куда-нибудь пойти?
— Нет, честное слово.
— Майк!
— Сначала избавимся от опасности. До тех пор — нет.
Я чувствовал, как она смотрит.
— С тобой всегда будет опасность.
— Но не эта.
— Неужели у нас их было мало?
Я покачал головой.
— Сейчас опасность связана не с нами, а с ней. Ну, хватит, у нас еще масса дел. Ты готова?
Она улыбнулась, понимая, куда я клоню, и подыграла: .
— Я всегда готова. Ты просто раньше не спрашивал.
— Я вообще не спрашиваю, когда что-то беру.
— Бери.
— Когда я буду готов. Не сейчас. Вставай.
Она выскользнула из кровати и оделась расчетливо медленно, так чтобы я мог видеть все, что она делала. Потом надела под юбку свой любимый пояс из белой замши с кармашком, где лежал браунинг. Под юбкой плоский пистолет ничем себя не обнаруживал.
— Если кто-нибудь попытается стрелять в меня из этой игрушки, я руки пообрываю,— заметил я.
— Не успеешь, если получишь пулю в лоб,— ответила она, смеясь.
Снизу я вызвал Рикерби, и он прислал парня-охранника на то время, что мы будем отсутствовать. Я думал, что Сью спит, но не был уверен. Во всяком случае она не собиралась уходить, пока мы не вернемся.
Мы дошли до стоянки, где я взял напрокат «форд», и отправились в Вест-Сайд по хайвею.
Она дотерпела, пока я выехал на полосу движения, и спросила:
— Мы куда?
— Есть тут одно заведение — «Зеленый Бык». Новенькое место для фарцовщиков.
— Откуда ты знаешь?
— Пат.
— А кого мне искать?
— Парня, Дела Пеннера. Если его там не окажется, разузнай о нем. Он подстегивал Ручку и, вероятно, займет его место в шайке. Все, что тебе нужно выяснить,— кто такой мистер Дикерсон.
Она удивленно посмотрела на меня, и я ввел ее в курс дела. Краешком глаза я следил за ней и видел, как она мысленно приводит мои слова в систему. В ней появилось что-то новое. Этого не было семь лет назад. Тогда она была секретаршей, девушкой со своим собственным номером в Организации, пропуском и правом носить оружие. Тогда она была девушкой с прошлым, о котором я не имел понятия. Теперь стала женщиной, по-прежнему с прошлым и с оружием, но с каким-то новым взглядом на вещи, который появился у нее после семи долгих для меня лет.
— Как мы держим связь?
— Через Пата.
— Или через твоего нового приятеля Рикерби?
— Держи его в резерве. Это пока не его область, и мы все делаем легально.
— Где ты будешь?
— Пойду копаться в прошлом парня по имени Базиль Левит. Пат вернулся ни с чем. Они по-прежнему ищут, но у него не было ни конторы, ни записей. Все, что он знал, хранилось в его голове. Но он точно работал на кого-то. Он пришел за тобой и за крошкой и четыре дня наблюдал за вами обеими. Я не знаю, что тут происходит, но это единственные зацепки, что у нас есть.
— Еще Сью.
— Она пока ничего не сказала.
— Ты веришь, что отец хотел ее убить?
— Нет.
— Почему?
— Это нелогично. Она просто истеричка, и, пока что-нибудь не прояснится, я не стану слушать детский бред.
— Двое мертвых — не детский бред.
— Есть еще кое-что, помимо этого. Дай я сам это разберу, о’кей?.
— Конечно. Ты всегда все делал сам, правда?
— Конечно.
— И поэтому я тебя люблю?
— Конечно.
— А ты любишь меня, потому что я так думаю?
— Конечно.
— Я вернулась, Майк.
Я дотронулся до ее колена. Оно было мягким и теплым, как всегда, и под моей рукой словно замерло в ожидании ласки.
— Ты ведь и не уходила?
Она все продумала, пока мы ехали, и, когда я высадил ее за городом, помахала мне рукой.
Теперь я чувствовал себя спокойнее. Все стало на свои места, и не было больше той зияющей пропасти в душе, к которой я уже привык за семь лет разлуки с Велдой. Она была рядом, ближе, чем всегда, по-прежнему с пистолетом на поясе и готовая на все.
Поездка к Левиту была вызвана простым любопытством. Обыкновенная комната, ничего больше. Квартирная хозяйка сказала, что он снимал ее шесть месяцев, никогда не причинял беспокойства, платил квартплату вовремя и что она больше не желает беседовать с полицией. Соседи о нем ничего не знали и знать не желали. Владелец местной пивнушки никогда его не видел и не собирался на эту тему распространяться.
Однако в его комнате все пепельницы были забиты окурками и скомканными пустыми пачками из-под сигарет. Все, кто много курит, суют сигареты куда попало, но сигарет в комнате не было, а заядлый курильщик должен был их где-то покупать.
Базиль покупал их через два квартала. Владелица лавки хорошо его запомнила.
— Знаю я его. Я уж беспокоилась, что полиция никогда не возьмет его на мушку. Я чуть ли не ждала, когда они сами сюда нагрянут за ним. Послушай, а ведь я знала и тебя, еще давно. Откуда ты, сынок?
— Из пригорода.
— Знаешь, что произошло?
— Пока нет.
— А... Тогда чего же ты от меня хочешь?
— Просто поговорить хочу, мать.
— Так спрашивай.
— А вдруг вы не ответите? А вдруг вы захотите третью часть золота, совсем как в том фильме по ТВ? А? Ведь у вас прелестная улыбка.
Она погрозила мне пальцем.
— Ну уж, глупости- Кому теперь нужны старухи?
— Мне. Обожаю старух.
— Похоже на то. Ну, в чем дело, сынок?
— Друзья у него были?
Она покачала головой.
— Нет. Но он звонил по телефону. Очень уж был торопливый... никогда не закрывал дверь в будку.— Она кивнула на телефон у себя за спиной.
— Вы слышали?
— Почему нет? Я слишком стара для забав, и мне нравится слушать, как воркуют голубки.
— А что, интересно?
— Да, интересно.
Она понимающе улыбнулась и открыла бутылку кока-колы.
— Он никогда не мурлыкал. Всегда на уме деньги, и огромные.
— Дальше, мать.
— Он много чего болтал. Как будто он спорил и делал ставки. Он что, поставил?
— Он поставил свою шкуру и проиграл. А теперь дальше, мать.
Она пожала плечами.
— Последний раз он был просто сумасшедший. Говорил, что дело затягивается, и просил увеличить ставки. Не думаю, чтобы он их получил.
— Имена называл?
— Нет. И никогда не звонил в частные дома или квартиры. Но всегда так громко говорил, словно там шум был ужасный. Поэтому я его и слышала.
— Из вас, мать, получится неплохой полицейский.
— Я тут давно, сынок. Что, тебе нужно еще?
— За тем я и пришел.
— Один раз он принес сверток. Завернутый в коричневую бумагу. Это был пистолет. Рукоятка рифленая и, видать, пристрелянный.
— Роскошно. Откуда вы знаете?
— Очень просто. Тот звякнул, когда он положил сверток на прилавок. И пахнуло ружейным маслом. Мой старик разбирался в таких вещах, прежде чем его пришили. Я нанюхалась этой гадости вдоволь.