— Да пей уже! — нервно шепчу, с трудом сдерживаясь, чтоб не попытаться залить в него эликсир силой. — Понятия не имею. Строго индивидуально. Зависит от магического потенциала человека. Обычным воинам — на несколько минут на поле боя, но…
— Значит, долго, — удовлетворённо констатирует барс. По заинтересованному блеску в хищных глазах я понимаю, что человек передо мной нисколько не сомневается в безграничности собственного магического потенциала. Самоуверенный нахал.
— Быстрее! Ну пожалуйста, пожалуйста!
У меня уже слёзы на глазах. Я уже слышу лязганье крючка.
— Значит, ни слова нельзя будет говорить… — задумчиво тянет барс.
А потом хватает меня за талию и притягивает к себе. Шепчет на ухо, обжигая горячим звериным дыханием.
— Тогда скажу главное, пока ещё могу.
Моё сердце срывается вскачь. Но это не те слова, которых почему-то жду.
— Ты… ненормальная, ты знаешь? Ты спасла, сама не догадываешься, кого. Ты даешь зелье невидимости человеку, намерений которого не ведаешь. В благодарность за это я, так и быть, сохраню жизни дорогим тебе людям. Правда, насчёт этих вот — не обещаю.
Барс хищно оскаливается здоровенными клыками — и залпом выпивает зелье.
Облизывается.
Глядя при этом почему-то на мои губы так, что у меня подкашиваются ноги.
Отпускает меня, делает шаг в сторону. Склонив голову набок, прислушивается к ощущениям.
А потом начинает медленно пропадать.
Истаивать прямо в воздухе, растворяться в небытие. Зелье невидимости прячет не только очертания тела — оно прячет даже запахи, приглушает звук шагов. Теперь человека, которого причудливая судьба забросила в мой дом, я смогу найти, только если прямо на него наткнусь. Если он захочет, чтобы на него наткнулись.
И мне вдруг становится страшно. Я задумалась над словами, что он мне сказал.
Почему-то лишь теперь, когда нет больше такого уютного и привычного присутствия рядом, которое грело, успокаивало, будоражило и… отвлекало, я впервые по-настоящему задумалась.
И только теперь со всей степенью серьёзности осознала — что ведь искать-то его могут не просто так. И мой брат поднимает на уши своих лучших следопытов тоже не без причины. И прячется барс ото всех тоже совсем не потому, что ему так понравилось валяться в моей постели.
И пожалуй, совершаю я сейчас не просто необдуманный поступок. А самое настоящее предательство своего народа. Сохраняю жизнь врагу. Опасному магу, оборотню. Чужаку из другой страны, который неизвестно как и неизвестно зачем пробрался к нам.
Которого только что своими руками я наделила ещё и невидимостью. И если Кармелла сегодня станет вдовой, а её дети — сиротами, это будет только моя вина.
Но даже если по какой-то причине всё и обойдётся… есть и другая опасность. Для меня лично. По спине бегут мурашки, и я больше не уверена, какая именно эмоция их вызывает.
Я окажусь рядом с опасным и диким мужчиной, у которого в отношении меня совершенно очевидно есть некоторые, вполне определённые намерения. И которого теперь даже не вижу. Сегодняшнее утро показало, что к своей цели он идёт с целеустремлённостью голодного хищника, загоняющего желанную добычу.
Но назад дороги нет.
Я осталась наедине с невидимым врагом.
Глава 9
— Не пойму я, дома девчонки нет, что ли… — бурчит раздражённый бас, приглушённый дверью. Они уже во дворе.
Пустота вокруг меня наполнена невидимыми разрядами молний, как перед грозой, когда в воздухе копится напряжение. Боюсь узнать, в чью голову этот разряд сегодня прилетит.
Шепчу тихо в пустоту:
— Прежде чем что-то сделать… имей в виду, Торн — отвратительная задница, но у него младшей дочке три месяца.
Больше сказать ничего не успеваю.
В мою дверь прилетает кулак. Стучит громко, так, что я чуть не подпрыгиваю. Господи, ну кто этого верзилу манерам учил? Так же сломать можно.
— Войдите! — восклицаю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Дверь протяжно скрипит, ко мне в дом вваливаются двое.
— О! Дома, оказывается. А чего не отзываемся? Битый час ору, — морщит нос рыжий. Его волосы сплетены в две косы, в бороду вдеты металлические клипсы в виде топориков. Глаза наглые, окидывают меня оценивающим взглядом с головы до ног. Хочется стряхнуть с себя этот взгляд, как противное насекомое.
— Ты никак похорошела с нашей прошлой встречи, а, мелкая? — ухмыляется Торн, а у меня всё внутри переворачивается от омерзения. К сальным взглядам от этого придурка мне не привыкать. Наличие жены никогда его не смущало.
Но кое-что изменилось с прошлого праздника урожая.
Зря он это сказал. Ой, зря!
Воздух вокруг будто уплотняется, и я буквально всей кожей чувствую острую вспышку гнева.
— Что вам нужно? Я не ждала гостей!
— Мимо проходили, решили заглянуть.
Второй охотник, темноволосый и жилистый сын Гореславы, имя которого я запамятовала, молча проходит прямо в кухню. Грязными сапогами! Скрипит стулом, падает на него. Скупо здоровается. Придвигает к себе нетронутую чашку чая, забытую котом на столе, и осушает в один присест.
Мне хочется что-нибудь разбить об его голову, но я сдерживаюсь. В конце концов, я тут, кажется, единственный адекватный человек, так что надо подавать пример хорошего воспитания.
— Могу предложить воды.
— Выпить было бы неплохо, — скалится Торн. — Вы там, друиды, вечно чего-нибудь варите. Пиво там, или добрый эль случайно не завалялись?
— Такого не держу, — сухо отвечаю я. — Раз воды не хотите, больше мне вам предложить нечего.
Подхожу к столу и забираю чашку, уношу к печке. Хоть выкидывай теперь. Держись, держись, Ив! Хладнокровие и сдержанность. Твои лучшие помощники в любых опасных экспериментах.
У меня вся спина покрыта липким холодным потом. В горле — противный комок, который никак не получается проглотить. Страшно, что в любой момент ситуация может выйти из-под контроля.
На поясе у Торна — любимый топор, до блеска начищенный. Тот, второй гость, с мечом на поясе. Потёртые ножны, этот клинок явно из тех, что часто используются. На правом бедре — длинный кинжал. Через всю щёку охотника — извилистый шрам. Смотрит на меня чёрными глазами угрюмо, вообще ничего не говорит, и мне становится не по себе.
Ни разу, никогда за всё время рядом с моим чужаком мне не было так страшно, как сейчас, наедине с двумя соплеменниками.
По законам Таарна любое покушение на друида карается смертной казнью. На меня как единственную ученицу этот закон распространяется тоже. Все об этом знают. Но вот прямо сейчас, в перекрестье слишком заинтересованных взглядов этих двоих, я вдруг понимаю, что наличие закона меня совершенно не успокаивает. Если бы людей всегда останавливали законы, в мире не было бы преступлений.
Стараюсь не показывать страха. Наливаю себе из чайника остатки кипячёной воды в стакан и выпиваю, чтобы занять паузу.
Пытаюсь понять, где сейчас мой кот.
Но я его просто не чувствую. И можно было бы поддаться иллюзии, что ушёл — ведь такой хороший случай, чтобы спасти свою шкуру от охотников! Но я совершенно точно уверена, что он рядом. Следит за нами своими пристальными кошачьими глазами. И злится.
Охраняет меня.
Торну достаточно дать малейший повод.
И эта скотина, конечно же, его даёт.
— Да неужели? Так вот и нечего предложить? Идём мы, значит, такие с Малкольмом, по своим делам, следы разные интересные разглядываем, дай, думаю, заглянем на огонёк. — Они с черноволосым переглядываются, и мне категорически перестаёт это всё нравится. — Послушай, малышка Ив, а тебе не скучно здесь? Мы могли бы развлечь…
Тонкий свист в воздухе.
Через всю кухню несётся здоровенный хлебный тесак и врезается в стену рядом с головой Торна.
Он отпрыгивает, скаля зубы, и отточенным до автоматизма движением выхватывает топор из-за пояса.
Черноволосый вскакивает, опрокидывая стул. Рука на гарде меча. Оглядывается.
Но ожидаемо, никого не видит.
— Какого хрена это сейчас было⁈ — рявкает рыжий.
В воздух рядом со мной взмывают ещё два ножа, плавно покачиваются, нацеливаются хищными клинками — к гостям.
Я складываю руки на груди. Вздёргиваю подбородок. Коленки дрожат, но к счастью, под платьем этого не видно.
— Моё новое заклинание. Недавно изобрела.
— Ты офигела, на живых людях испытывать⁈
— На людях пока не испытывала. Но не отказалась бы попробовать. Ты что-то спрашивал насчёт, не скучно ли мне? А знаешь, скучно. Не хватает подопытных для экспериментов. Поучаствуете?
Я широко улыбаюсь.
— Д-дура больная… вся в братца своего тупорылого… — бормочет Торн, а потом, отчаянно матерясь, отскакивает, когда лезвия дружно устремляются в его сторону и замирают в дюйме от горла.
Он отбивает один, но другой в это время клюёт незащищённую кожу под самым подбородком, отрезая по дороге часть бороды.
Я вижу алую каплю крови.
Господи.
Его товарищ замер и даже не шевелится. Не торопится переводить на себя внимание клинков.
— Да пошутил я, пошутил, остынь! — сипит Торн. — У госпожи великой друидки что, совсем чувства юмора нету?
— Есть. Но оно тебе, кажется, не очень нравится.
Хоть бы на этом невидимка остановился! Хоть бы удержал клинок от следующего движения!
А ему хочется. Очень хочется отпустить на волю свою ярость. Вдоль позвоночника у меня волной — сверху вниз — эхо этой ярости. Я не знаю, где мой чужак сейчас, но почему-то мне кажется, прямо за моей спиной.
Тихо выдыхаю, собираюсь с мыслями, делаю шаг вперёд.
— Предлагаю компромисс. Вы оба идете, куда шли, и забываете дорогу в мой дом. А я взамен, так и быть, ищу себе другие мишени для опытов. И не рассказываю брату, который, если не забыли, всё ещё ваш вождь, что вы не слишком вежливо разговаривали с его сестрой. Вдобавок наследили на кухне грязными сапогами. Договорились?
Мне кажется, у меня получился в голосе нужный тон.
По-моему, проняло даже рыжего.