И видимо, на мою беду, что-то такое отразилось в моём взгляде. Или я слишком задержалась с ответом.
Потому что кот весь подобрался. Пальцы на моей спине, что до этого мягко касались, путешествуя по ней, напряглись и сжали платье.
— Ив…
— Рассказывай… дальше… — я струсила в который раз. И уткнулась ему лицом в грудь. Сердце билось, как сумасшедшее. Я почувствовала, что моё тело тоже напряжено, как натянутая тетива.
Пальцы на моей спине расслабились не сразу. И пока котик в свою очередь колебался, я чуть не умерла от ожидания. Но в который раз он выбрал послушаться меня. Интересно, сколько вот таких вот попыток играть на его нервах у меня в запасе, прежде чем у зверя окончательно сорвёт крышу? Кажется, после всего, что мы вместе пережили, после разлуки и новой встречи, он уже на грани. А я?..
— Хм. Что ж. Когда ты прогнала меня…
— Я не прогоняла! — возмутилась я.
— Когда ты прогнала меня, — снова с нажимом повторил Зортаг, суровым взглядом пресекая попытки спорить. — Я отправился обратно к границе гор. К перевалу, ставшему для меня в прошлый раз воротами в Таарн. Я знал, что на отдалении от меня следует с десяток барсов. Провожают. Следят, чтоб чужак точно убрался с их территории. Я вышел к перевалу, и стоял на гребне последних скал, глядя вниз, в долину. Туда, где в дымке терялась горная дорога, уводящая к землям Империи. Мне оставался лишь шаг. Обратно. Вниз. Мой… личный выбор.
Он замолчал.
Но я и так догадалась, что было дальше.
— А в этот самый момент мой брат снова поднял Завесу? И ты не успел?
Зортаг не ответил.
Я подняла взгляд. Попыталась прочитать по глазам — но они были непроницаемы. А он зачем-то протянул руку к моему лицу, и костяшками пальцев провёл по брови… виску… скуле… щеке…
Всё тело отозвалось на эту скупую ласку. Не дыша, я отвечала на взгляд — и не понимала его значения. Знала только, что он никогда ещё не смотрел на меня так. Даже когда был невидимкой.
Не помню, кто к кому потянулся первый. Кажется, наши губы встретились на середине пути.
Слишком много нежности. Слишком много — больше, чем могло выдержать моё истерзанное одиночеством сердце. Мне хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечность. Но он прервал его первый. И в обращённом ко мне серебряном взгляде была странная суровость.
— А когда я вернулся в хижину, тебя там не было. Я чуть с ума не сошёл, думал, что-то случилось. Слишком много посторонних запахов в окрестных горах. Потом почуял запах твоего брата и успокоился. Пошёл по вашим следам. Правда, ваши ручные котята тоже не слишком дружелюбно меня встретили и принялись рвать. Пришлось преподать урок вежливости, — он осклабился. И я невольно вспомнила снова ту страшную картину — четверо гигантских барсов моего брата, рычание, от которого кровь стынет в жилах, и один-единственный окровавленный зверь в центре сжимающегося кольца. Страшно оскаленные клыки, все в алом… Бр-р-р-р… как хорошо, что я успела вовремя! В который раз.
Потом пришла в голову ещё одна мысль.
— Ты… никого не встретил в горах по пути сюда?
Зортаг покачал головой.
— К счастью, нет. Я не в том был настроении, чтоб миндальничать.
Я как-то сразу поверила ему. И успокоилась.
Значит, Колина убил точно не он. Я и до этого не верила, что такое возможно. Но сейчас вижу по его глазам, слышу по голосу — не врёт. Он никогда мне не врал. Даже если правда была смертельно опасной для него. Честно говорил, если не может ответить на какой-то вопрос. Если они ему не нравились, умело обходил и оставлял их без ответа. Кажется, мой котик — мастер умолчания.
Правда, невольно подумалось — а о чём ещё мне недоговариваем мой кот? Но спрашивать об этом прямо, конечно же, бесполезно. Он всегда говорит ровно то, и ровно столько, сколько считает нужным. Ни слова больше, ни слова меньше. Если есть ещё у него какие-то тайны, расскажет когда-нибудь. Если захочет.
— А теперь я спрошу. Ив, почему ты здесь? Решила заглянуть в гости к брату?
Серебряные глаза смотрят с прищуром, ждут ответа. Не так часто он сам принимается задавать вопросы. И если спрашивает — этот для него важен. А значит, честность на честность.
Отвожу взгляд.
— Тебе не понравится мой ответ. Я решила бросить свою хижину. Уйти из лесу. Насовсем. Я решила, что место друида — рядом со своим народом. Я буду жить среди своего племени, чтобы лучше знать проблемы, чтобы быть рядом в радости и в горе, помогать своим сородичам, чем могу…
Я осекаюсь.
Он молчит.
Не говорит ничего. О чём-то думает. О чём? Дорого бы я отдала, чтоб узнать.
— Что ж. Ясно. Понял.
А мне вдруг хочется плакать. Или, чтоб мой котик принялся меня переубеждать. Но он снова молчит. Это как будто северный ветер между нами — а мне так не хочется терять жизненно важное мне тепло… я слишком долго мёрзла, чтобы теперь снова…
Кот вздыхает.
— Слишком громко думаешь, малыш! Отставить. Иди-ка сюда! Я спать хочу, сил нет. Будешь моей личной грелкой, и до завтрашнего утра не отпущу, имей в виду!
— Но сейчас же ещё даже не вечер! — грустно улыбаюсь я.
— Вот именно… — бормочет кот, устраиваясь поудобнее. Ещё и ногой меня придавливает сверху. Кажется, ему не столько грелка нужна, сколько подушка.
— Ну Зо-о-ор!.. — стону я обречённо. Это я должна сколько часов не шевелиться и постепенно превращаться в лепёшку⁈ Десять, двенадцать⁈ Сколько он там отсыпаться удумал…
Он поудобнее укутывает нас со всех сторон одеялом и тычется носом мне в волосы.
— Ещё раз так скажи…
— Как? — удивляюсь я.
— Имя моё. Как ты меня сейчас назвала?
Я смущаюсь.
— Извини. Зортаг. Ты, наверное, не любишь, когда своевольничают и сокращают… Ай!
Пытаюсь закрыться плечом, потому что кот удумал кусаться в шею.
— Ещё раз повтори. Так, как назвала.
— Зор… — выдыхаю я послушно и прижимаюсь ближе. Как же сильно я скучала. Пускай всё закончится скоро, пусть он снова продолжит свой путь, как только восстановится… я буду благодарна судьбе за эти бесценные мгновения рядом. Как дар, которого я больше не ждала.
Он прижимает меня к себе ещё крепче, и становится трудно дышать. Но я не сопротивляюсь.
— Вот я дурак… надо было давно его сказать. Оказывается, многое потерял… Называй меня так! Ты единственная…
Кот засыпает, а я лежу тихо, как мышка, прислушиваюсь к медленному сонному дыханию, и теплая волна затапливает меня до кончиков пальцев на ногах.
И пусть он не это имел в виду. Пусть «ты единственная» было сказано вовсе не в том значении, в каком бы мне хотелось. Я буду вспоминать эти слова снова и снова. И каждый раз тихо умирать от счастья.
— Я обязательно найду способ, как поднять Завесу, чтоб ты смог вернуться домой! — обещаю тихо.
Кот ворчит что-то сквозь сон, но слов уже не разобрать.
Глава 13
Вот так мой дикий кот неожиданно стал домашним.
Как-то удивительно быстро все привыкли, что в этом огромном и гостеприимном доме, где всегда было много людей, зверей, гомона и топота, весёлых песен и детского смеха, появился ещё один жилец.
Правда, Арн предупредил, что у моего кота — испытательный период. На всякий случай запер дверь, что вела из гостевого крыла дома в другие жилые части, где были его жена и дети. И пришлого барса приказал пускать во двор только тогда, когда там не будет других людей, или хозяйских барсов тем более. По секрету сказал, что до сих пор двое подволакивают лапы, а одному пришлось ухо зашивать. Так что непременно захотят реванша, и лучше близко друг к другу не подпускать. Вот и не подпускаем.
Я больше ни о чём не хотела переживать, ни о чём думать, просто плыла по течению. На душе после всех тревог было как-то очень тихо и хорошо, как будто после долгой и яростной бури выглянуло солнце, и теперь природа постепенно оживает, отряхивая капли дождя с листвы.
Вечером третьего дня мы с моим котом вышли во двор. Время после заката, когда переделана вся домашняя работа и стихает суета, всегда освобождали для нас.
Во дворе было пусто. Где-то кричал петух. Бездонное небо Таарна бушевало догорающим костром багряных, карминных и бледно-зелёных оттенков, уходя прямо над головой в глубокую предвечернюю синеву.
Я уселась на высоком деревянном крыльце, прислонилась плечом к витому столбику, поддерживавшему козырёк, и стала расслабленно наблюдать за тем, как мой барс разлёгся прямо в центре широкого двора и упоённо расправляется с половиной козы.
Ему единственному из всей стаи здешних барсов работники сначала прожаривали мясо на вертеле над очагом. Зортаг, конечно, уверял меня, что ему всё равно и можно и сырую, но я сразу сказала, что моих нервов не хватит на такое зрелище. Он насмешливо фыркнул и попросил по крайней мере не солить.
Мы были совершенно одни с ним. Когда гигантский барс принимался с хрустом разгрызать убийственными клыками кости, утробно урча от удовольствия, никто из обитателей поместья не решался даже мимо проходить.
И тут меня постигло удивление.
Из цветочной клумбы неподалёку выскочили двое котят. Крупные, в розовых пятнах — я сразу их узнала. Это были малыши Грома, барса моего брата, и Мечты, моей бывшей барсихи, которую я отпустила жить к своей паре давным-давно. Оба котёнка были уже достаточно крупные, размером с пони, но разумом ещё совсем дети. Малыши снежных барсов Таарна рождаются по одному — редко двое, и взрослеют так же долго, как люди. Наверное, поэтому этих чудесных зверей так мало.
И вот в отличие от своих старших сородичей, эти двое сорванцов, кажется, совершенно не боятся нового барса!
Мой кот от удивления даже еду оставил. Поднял голову и в замешательстве смотрел, нервно подрагивая чёрным кончиком пушистого хвоста, как две наглые усатые моськи, крадучись и то и дело припадая к земле, придвигаются всё ближе и ближе. Но даже попытки не делал их прогнать.
Котята, видя это, в конце концов совсем оборзели.
До такой степени, что не только приблизились вплотную, но и стали обнюхивать мясо, которое взрослый барс держал меж лап.