Думай, Ив! Думай!
Пока брат такой добрый. И благодарный. Пока сам предлагает помощь.
Грех будет не воспользоваться.
И есть кое-что… что действительно для моего кота сможет сделать лишь он один.
Мой кот почувствовал перемену моего настроения и перестал жарко прижиматься к моим ногам. Весь напрягся и подобрался. А я… поняла, что всё-таки я самая настоящая дура. И наверное, потом очень пожалею о том, чего попрошу.
Но он давно сделал свой выбор. Я всегда знала, что хочет уйти. И пытался ведь.
И сейчас единственный шанс мне помочь ему.
А любить — это не значит присваивать себе, как собственность.
Любить — иногда это значит, отпускать.
Поэтому вонзаю ногти в ладонь, вздёргиваю подбородок и смотрю в глаза брату.
— Проводи нас с моим котом к границе Таарна. И сними магическую Завесу. Мне… Барсика выпустить надо. Не отсюда он. Домой хочет. Завеса не пускает. Ты обещал не выспрашивать его тайну. В награду за спасённую жизнь твоих детей. Помнишь?
Арн ничего не отвечает.
Переводит тяжёлый взгляд на моего барса.
И смотрит на него потемневшими глазами так, что я с ужасающей очевидностью осознаю.
Всё-таки, я непроходимая дура.
Он догадался.
Неуловимым жестом Арн положил руку на рукоять меча, прицепленного к поясу. И оставил там.
Зверь ощетинил холку. Из его горла вырвалось низкое рычание.
— Мне кажется, я наконец-то начинаю понимать, — медленно проговорил Арн, внимательно оглядывая барса от оскаленной морды до когтей на гигантских лапах, и как бы невзначай отправляя жену за спину.
Глава 18
Бросаюсь между ними, закрываю своего кота… или брата от него, я уже ничего не понимаю.
— Прекратите немедленно! — восклицаю в отчаянии. Кажется, начинает сбываться мой самый худший комар. Мой брат. И мой любимый мужчина. Смотрят друг на друга, как враги.
Арн буравит барса тяжёлым взглядом. Потом переводит его на меня, застывшую неподвижным изваянием, раскинув руки.
— Ты хоть знаешь, кого приютила⁈
Я пытаюсь храбриться, хотя по спине бежит противный холодок.
— Да ты же и сам уже понял же! Он — тот самый маг из другой страны, которым вы меня пугали с Гордевидом. Но он больше не желает нам зла, клянусь тебе! Если бы хотел, уже давно причинил. Но он защищал нас! И детей твоих! И меня! И тебя даже! Вы же с ним плечом к плечу…
Вместо ответа Арн всё с таким же суровым видом поворачивается к коту:
— Значит, ты не сказал ей?
Вот теперь я осекаюсь. Оглядываюсь на своего кота через плечо удивлённо. Не сказал о чём? Но котик делает невинную морду, и я ощущаю совершеннейшую растерянность. Опять такое чувство, будто все вокруг знают что-то, чего не знаю я.
Арн снова молчит, долго. Я вижу по его лицу, что его терзают сомнения. Он решает, как поступить.
Мэй подмигивает мне заговорщически. А потом тянется к уху мужа и что-то горячо шепчет.
Они переглядываются.
И Арн вдруг перестаёт закипать. Убирает руку с рукояти меча. Думает о чём-то, потирая подбородок, глядя то на меня, то на кота… только мне ничего не говорит, и от этой неизвестности у меня все нервы уже дрожат, как натянутая струна. Вот-вот лопнут.
Да и барс мой добавляет тревог. Он всё ещё не спокоен — каждый мускул напряжён, кончик хвоста то и дело бьёт по бокам. У меня подозрения, что не оборачивается в человека только потому, что непонятно ещё — быть бою или не быть.
Брат вдруг бросает на меня острый и пытливый взгляд.
— Обещал тебе что-нибудь?
Я вздрагиваю.
Что-то я не поняла, куда это вырулили мысли брата.
Но примерное направление понятно.
Смущённо отвожу глаза и молчу. Потому что, а что сказать?
Замуж меня не звали. В любви не признавались. Даже девушкой своей быть не предлагал. Только матрас моей спиной помял основательно. А я позволяла. И чуть было не позволила всё… но никогда не просила никаких обещаний.
Лицо брата каменеет.
Воздух вокруг дрожит и потрескивает, как перед грозой.
— Значит, просто игрался…
Рычание барса становится страшным.
А у меня внутри — какая-то странная пустота…
Наконец, Арн кивает.
— Хорошо. Я тебя отпущу восвояси на все четыре стороны. Спасённая жизнь — за спасённые жизни. Потому что ты понимаешь, кот, что если б не доброта моей сестры и не моё слово, ты бы отсюда просто так не ушёл?
Кот реагирует на явную угрозу в голосе брата. Ощетинивается, припадает на передние лапы, весь собирается, как будто готовится к сражению на всякий случай.
Меня сковывает леденящий ужас. И даже расспрашивать больше нет желания, что там такого понял мой брат, что до сих пор тайна, покрытая мраком, для меня. Главное, чтоб разошлись миром. Чтоб прямо сейчас не случилось чего непоправимого.
Я уже чувствую, вижу, как мой кот неуловимо меняется. Слегка плывут очертания тела. Вибрирует воздух вокруг. Меняет цвет шерсть. Понимаю, что хочет перевоплотиться. И продолжить этот разговор его полноправным участником.
Но так же отчётливо я вижу, что мой брат уже едва сдерживается.
Я слишком хорошо его знаю, чтобы не понять, что за честь сестры он убьёт любого. Как только что снёс голову Торну.
Бросаюсь на колени перед своим котом, обнимаю его за шею и горячо шепчу в уши:
— Перестань! Зор, перестань, прошу тебя! Только не надо сейчас оборачиваться! Господи, да если мой брат ещё тебя голого сейчас увидит… он же поймёт, чего ты из спальни моей так долго не выходил, он же взбесится! Да ещё такой на взводе от неожиданно открывшейся правды… он же тебя прямо сейчас на поединок вызовет! А я не переживу, если двое моих самых дорогих людей будут драться. Если хоть один из вас пострадает. Пожалуйста! Ну пожалуйста, ради меня…
У меня уже голос дрожит и слёзы подбираются — непрошенные, горькие.
Барс тяжело дышит мне в шею.
Но постепенно успокаивается.
Я знаю, что он меня услышал. Всегда слышал. Наверное, за это тоже я его так люблю.
Оборот прекращается, под моими ладонями снова пушистый серебряный мех.
Мэй смотри на меня сочувственно, но ничего больше не может сделать. Если мой брат что-то решил, его кувалдой не перешибёшь. Арн подходит ближе, смотрит пристально на Зора и кидает свысока:
— А теперь слушай внимательно, кот! Я пойду с вами и сам прослежу, чтоб ты благополучно пересёк Завесу. И так же благополучно убрался подальше. А моя сестра… останется на границе. — добавляет с нажимом.
Под моими ладонями напрягается тело гигантского барса, становится каменным. Он не издаёт больше не звука, но это напряжение звенит в воздухе, я чувствую его всей кожей.
Так же, как и тупую боль в сердце, вонзившуюся в него подобно тупому кинжалу.
В этот раз и правда всё. В этот раз он и правда уйдет.
— И вот ещё что. С этого момента ты в комнате Ивы ночевать не будешь. Бегом марш в сарай, и это моё последнее слово.
Он крепче сжимает пальцы на рукояти меча.
И я буквально силой заставляю упирающегося котика последовать приказу, нашёптывая в ухо, что он должен слушаться, хотя бы ради меня. Пока брат добрый. Кот останавливается всеми четырьмя лапами через каждые два шага. И я знаю, что борется с собой… но я продолжаю горячо упрашивать и он, кидая неподвижные серебряные взгляды на слёзы на моих ресницах, всё-таки повинуется мне.
Брат выставляет у сарая караул. И у моей двери. И под окном тоже.
Я понимаю, он догадался обо всём, что мой зверь — на самом деле человек и может оборачиваться по своему желанию в любую минуту. И скорее всего даже знает о нём намного больше, чем я. Но конечно же, мне ничего не скажет.
Всю ночь до самого утра не могу заснуть. Непривычно так — в одиночестве, без сильных рук, обнимающих меня во сне.
Но я терплю. Надо привыкнуть — теперь все ночи будут проходить так…
Рассвет встречаю, закрыв ладонями лицо, и свернувшись клубком на своей половине постели.
Сегодня… сегодня всё закончится.
Глава 19
К утру я совсем замёрзла. Разбитое окно в моей комнате ещё не успели починить. Да и стекло с пола я не стала собирать — не было сил. Ни на что не было сил, я сама была разбита внутри на такие же острые, окровавленные, хрупкие осколки.
Холодный рассвет. Солнце мешает розовые и лиловые оттенки в небе, как будто готовит потрясающей красоты холст, на котором напишет картину нового дня. На горизонте сине-белой рамой — горы Таарна.
Отсюда кажется — совсем близко, рукой подать.
Но идти будем весь день, до самого вечера.
Арн уже ждёт на пороге. Собранный, суровый. Окидывает меня быстрым взглядом. Я отворачиваюсь, чтобы на этот взгляд не отвечать.
Вслед за мной на высокое крыльцо выходят ещё двое.
Гордевид смотрит не на меня — смотрит в небо. Принюхивается к чему-то, поглаживает бороду.
— Готов? — спрашивает его Арн.
Старик улыбается, лучики-морщинки разбегаются на загорелом лице.
— Нет уж, я с вами не пойду! Вы сами должны разобраться, втроём. А я, пожалуй, подожду. Во-первых, обещал тебе жену твою и малышей покараулить. У мальчишек больно способности магические занятные, любо-дорого понаблюдать. Решил уже, которого из них мне в ученики отдашь?
— Сестры моей тебе уже мало? — хмуро спрашивает Арн.
— А, ну да, ну да, и что это я запамятовал… — сверкает лукавым глазом Гордевид.
Брат смотрит на меня так, что я читаю в его взгляде непроизнесённое: «Немудрено! Она и сама забыла, чем должна сейчас заниматься. Вместо дела, прячет врагов и врёт родному брату». Но к его чести, не говорит это вслух. Видит, что мне и без его нотаций тошно.
— А во-вторых? — спрашиваю Гордевида отрешённо. Зябкий утренний ветерок кусает плечи, я ёжусь.
— Ветер больно хорош, хочу подождать да посмотреть, куда подует дальше, — улыбается в бороду старик и смотрит куда-то за горизонт.
— Ива! Держи, — мне на плечи приземляется что-то тяжёлое и тёплое.
Мэй накидывает на меня плотный дорожный плащ тёмно-зелёного сукна.