Как-то слишком много в последнее время поворотов крутых в моей жизни.
Не успеваю.
Взрыв голосов за нашими спинами приглушает захлопнувшаяся дверь.
А потом ещё одна.
И ещё.
И ещё…
Много-много дверей.
В этой части дворца совсем тихо, и совершенно нет посторонних людей.
Наконец, последняя дверь мягко закрывается за моей спиной.
Я оглядываюсь растерянно…
Первое, на что падает мой взгляд в этой просторной и залитой солнцем комнате, из которой нет другого выхода кроме того, которым мы пришли — это широченная кровать под балдахином с белыми тончайшими занавесями.
Да одна такая кровать размером с половину моей хижины!! Зачем, спрашивается, одному человеку такая? У-у-у-у, развратник…
Тихий щелчок ключа в замочной скважине заставляет меня вздрогнуть.
О! А вот и мурашечки. Уж они-то, в отличие от меня, простили блудного… и блудливого кота сразу же и безоговорочно.
Упираю руки в боки и восклицаю возмущённо:
— Ты куда меня привёл, озабоченный⁈
Неслышная кошачья поступь. Ближе и ближе. И что-то сладко ёкает у меня внутри.
Обжигающий жар серебряного взгляда.
Вкрадчивое мурлыканье:
— Мр-р-р-р… В твоей-то комнате я себе все бока отлежал, радость моя! Подумал, будет справедливо, если ты теперь отлежишь в моей.
Глава 23
Упрямо скрещиваю руки на груди.
— Значит, об одном только думаешь?
А у самой уже дрожь по спине. И совершенно точно не от страха. А от того, какими глазами смотрит на меня мой кот. Жадно бродит взглядом по телу, как будто голодный хищник, что загнал, наконец, желанную добычу, и теперь примеряется, куда половчее впиться клыками.
В каждом из мест, на которые падает заинтересованный серебряный взгляд, у меня тут же вспыхивает под кожей маленький пожар.
— О чём я только сейчас не думаю, сладкая моя… уверен, тебе понравится каждая из моих мыслей!
Но только я уж собираюсь возмутиться снова и высказать всё, что о нём думаю… как он делает бросок вперёд и ловко перехватывает меня за талию.
— Например, о том, как сильно тебя люблю.
Запрещённый приём! Я снова начинаю плавиться и таять, как снежок по весне. Плыву, и ничего не могу с собой поделать.
А он, поймав, смотрит вдруг совсем по-другому. Вздыхает, и упирается лбом мне в лоб. Замолкает на минуту. Я не узнаю своего нахального кота. Таким вот, молчаливым и серьёзным, он задевает какие-то совсем новые струны во мне. Очень глубоко. И уже знаю, что больше не оттолкну. И сердиться не смогу по-настоящему. Так что хорошо, наверное, что двери запер…
— Прости, что не сказал раньше. Мне понадобилось время, чтобы понять, что со мной происходит. Трудно распознать симптомы болезни, если раньше никогда ею не болел.
Ох. Лучше бы продолжал нахальствовать. Потому что от таких вот заявочек у меня начинает подозрительно щекотать в носу.
А он прижимает меня крепче, обхватывает обеими руками так, что не дёрнешься — чтоб поняла, на самом деле поняла, что никуда и никогда больше не отпустит. И тихо-тихо начинает говорить.
— Наверное, понял на Границе. Когда подошёл к ней в первый раз. Один. Я стоял на горной гряде и смотрел, как у самых моих ног из земли начинают выползать языки синего пламени. Я знал, что это. Что твой брат поднимает Завесу. И знал, что если сделаю прямо сейчас шаг вперёд — успею уйти. Но тогда Завеса отсечёт меня от тебя. И… не смог сделать этого шага.
Запускает пальцы мне в волосы на затылке, сжимает.
Добился всё-таки… что у меня теперь глаза на мокром месте…
Он что же — хочет сказать, что успел бы уйти до того, как Арн поставил Завесу?.. Он просто… не захотел…
— Ты же говорил, свобода — это самое главное?..
Отрывается от моего лба и смотрит с высоты своего роста, лаская моё лицо — каким-то до странности тёплым и нежным взглядом.
— Знаешь… я ещё одну важную вещь понял в тот момент. Что больше нет для меня свободы вдали от тебя. Когда я знаю, что где-то там одна маленькая друидка сидит и ревёт по мне…
Смахивает осторожно пальцами слёзы с моих ресниц.
— Да ещё вокруг так и вьётся стая похотливых стервятников, только и ждёт, чтоб накинуться на это беззащитное создание… какая ж тут свобода? Для меня свобода всегда была прежде всего — ощущение полёта, покоя. Судя по всему, теперь мне спокойно будет только, когда я знаю, что ты в безопасности и рядом со мной.
Ничего не могу поделать — жалобно всхлипываю. Он продолжает.
— Я же в хижину когда вернулся, я за тобой возвращался, Ив! Забрать хотел. А тебя там уже не было. И судя по огороду заросшему, давно. Ты можешь себе представить, что я испытал? Хорошо, запах твой уловил и по следам добрался до дома твоего брата. И знаешь, о чём думал всю дорогу?
Качаю головой и улыбаюсь мокрыми губами:
— Не имею понятия! Ты меня сегодня в тупик ставишь весь день.
— Какую же такую военную хитрость применить, чтоб убедить тебя уйти со мной.
Повторяю в шоке, потому что мне всё ещё не верится:
— То есть, ты изначально возвращался… от самой Границы, чтобы…
— Чтобы забрать тебя, конечно! А какие ещё у меня могли быть причины для возвращения? — хитро сверкнул серебряный взгляд. — И вот шёл я, значит, шёл, вспоминал наши разговоры, твою логику непостижимую, которая мне весь мозг сломала, что мол «я тебя, котик, так сильно люблю, что трогать нигде не дам и проваливай-ка ты на хрен из Таарна»…
— Да не было такого!.. — привычно попыталась протестовать я. Он так же привычно проигнорировал мой протест.
— И тогда я решил применить военную хитрость. Зря меня, что ли, с детства по военной тактике и стратегии натаскивали? Я подумал, что девушка у меня, конечно, замечательная, но слегка замороченная. С ней только вступи в объяснения, тут же себя накрутит и напридумывает, чего не надо. Так что я решил, что надо действовать старым добрым способом. Хватать и тащить. А потом уже разговоры разговаривать. Как видишь, тактика вполне себя оправдала.
И он улыбнулся привычной довольной кошачьей улыбкой, обнажив клыки.
— Погоди, но можно было хоть попытаться! Поговорить. Прежде, чем… тащить. Ты почему молчал, что вернулся за мной⁈ Да я… Да я столько всего передумала за это время!..
Кот даже улыбаться забыл от возмущения.
— И она ещё спрашивает? Сама же через каждое слово мне твердила, что решила до гробовой доски друидкой остаться в своём девственном лесу!
Я аж опешила. Рано простила котика, ох, рано! Интересно, в Императорском дворце водятся веники?.. надо поискать.
— Это когда это я такое заявляла⁈
Он сделал удивлённую физиономию:
— Да постоянно! Всякое там «я плоть от плоти Таарна», да «я вся корнями в Таарн проросла», да «куда Таарну будет прожить без такой великой друидки, как я…»
Я уже не выдерживаю и смеюсь:
— Вот такого точно не говорила!
И вижу, как он радуется, что я улыбаюсь снова. Кажется, специально для этого меня и смешил.
Прижимает к себе крепче, поудобнее устраивает ладони у меня на талии.
— А когда тебя увидел снова… такую красивую, такую сладкую… то вообще подумал, что будет неплохо ещё до сватовства предъявить тебе…м-м-м… аргументы повесомее, чтоб точно не вздумала отказаться. А то, знаешь ли, моя гордость не пережила бы отказа.
Я начинаю краснеть при воспоминании о жарких поцелуях и объятиях под одеялом в доме у Арна. Да уж… котик явно старался сделать так, чтоб я без него уже ни жить, ни дышать не могла. Чуть было… не допредъявлялся до аргументов весомее некуда.
— Ну а потом-то почему молчал? Когда мой брат всё узнал?
Зор снова стал серьёзным.
— Я же видел, что ты боишься. Ты вся дрожала и плакала! Я решил, что ты права. Был реальный шанс, что если я обращусь перед ним в чём мать родила, то братцу твоему отчаянному придёт в голову постоять за честь сестры и выбить из меня всю дурь за то, что шастал в её постель без разрешения. Я, естественно, не стерплю. И тогда мы с твоим братом решим наш маленький спор тем способом, которым больше всего любят решать споры взрослые мальчики. Доброй дракой. Но это причинило бы тебе боль. Так что я решил дать твоему брату сначала остыть.
— И терпел почти до самой Границы…
— И мужественно выносил твои полные слёз глаза до самой Границы! Но, знаешь ли, это зрелище оказывает на меня слишком сильный эффект. Так что даже моё безграничное терпение в конце концов лопнуло.
Я вспомнила их с братом «разговор» и облетающую с ёлок хвою. Да-а-а-а уж… терпение тогда лопнуло у обоих.
— Вообще-то, я планировал молча довести тебя до Границы и там уже украсть. Изначально таков был план. Если понадобилось бы, силой тебя отбил. И всё равно забрал. Но ты выглядела, как несчастный мокрый котёнок… И я решил, что больше не могу откладывать разговор. К слову, твой брат неожиданно оказался вполне вменяемым. И когда я ему доходчиво растолковал, что сестры его пальцем не коснулся… правда, благоразумно не уточнил, что это пока. И то, вовсе не потому, что мало старался, давай для справедливости добавим…
Я пнула его локтем в живот. Больно ушиблась, конечно же, а у него только улыбка нахальная шире стала.
— Ну так вот, в общем, я ему прямо и ответственно заявил, что сестру его люблю-жить не могу, намерения имею самые что ни на есть серьёзные, и планирую сделать своей женой, то есть будущей Императрицей. И вот на этом моменте он как-то слегка остыл. Только так же прямо заявил, что если обману, лично явится в Империю и оторвёт мне какие-нибудь нужные части тела. На том и ударили по рукам!
Я уткнулась ему в плечо и задавила смешок. Подумала и добавила тихо:
— Знаешь… По моему брату не скажешь, но мне кажется, на самом деле он к тебе проникся дружескими чувствами.
Зор хмыкнул.
— Ещё бы! У нас столько общего. Мы с ним оба повёрнуты на парадоксальной потребности любить и защищать одну очаровательную и слегка сумасшедшую друидку! Хотя… и перспектива прочного союза с Империей после такого брака, думаю, его не может не радовать. Он у тебя неплохой стратег. Не терпится как-нибудь встретиться снова и поговорить в спокойной обстановке.