— Это глупый, устаревший обычай! Я не хочу, чтобы моя сестра прожила всю жизнь одинокой и несчастной!
Это ты погорячился, братишка! Знал бы ты, насколько я тут «несчастна»… что уже мечтаю иногда, скорей бы снова насладиться одиночеством.
— Ты заслуживаешь лучшего, Ив! Ты заслуживаешь человека, который будет о тебе заботиться. Неужели тебе никогда не хотелось своей семьи? Детей? Чтобы рядом был мужчина, для которого ты будешь самым дорогим, что есть в жизни?
Кривлю губы в горькой усмешке. Могу себе позволить, Арн не увидит. Хочется сказать, что не всем так повезло, как Мэй. Встретить такого однолюба и надёжного до мозга костей человека, как мой брат. Есть ещё на свете гулящие коты, у которых девушки по кроватям долго не залёживаются.
В подполе зловещая тишина. Но я уверена, что кот со своим кошачьим слухом подслушивает каждое наше слово. Едва удерживаю взгляд, чтоб он не утекал в сторону крышки люка. Держись, Ив!
— Я обсудил уже с Гордевидом. Он согласен с моими доводами. Потому что видел, до чего доводят устаревшие обычаи. У него в жизни было достаточно из-за этого бед.
— Какими ещё доводами? — стону я и оборачиваюсь, а то уже невежливо. — И что вы там за моей спиной затеваете?
— Мою маленькую месть за зелье удачи на розовых лепестках! — коварно улыбается брат.
Я смущаюсь. Когда-то сварила ему и опоила тайком — на свою беду, до сих пор вон припоминает. Когда мы с Гордевидом отчаялись, что он приведёт уже, наконец, в дом невесту. Ну и… ушёл брат в разведку, в Империю, во дворец к правителю ихнему, пузатому самодуру. Прям как был, в зелье невидимости и с маа-а-аленькой незаметной добавочкой в виде моего любовного варева. А там — она, Мэй. Служанкой у тамошней придурковатой принцессы подрабатывала. Ну и… Обратно из вылазки брат вернулся погрустневший и заскучавший. А закончилось всё дело свадьбой, на которой я, кстати, присутствовала, и все глаза выплакала.
— Хочешь сказать, недоволен?
Тот улыбается шире.
— Вот и ты будешь так же довольна когда-нибудь тем, что я придумал! Скоро узнаешь уже. Будет тебе тоже… сюрприз.
— Ужасно не люблю сюрпризы! — предупреждаю брата практически в лёгкой панике.
Я ими сыта уже по горло. Вон, один такой сюрприз как раз сейчас сидит у меня в подполе. Жутко злой.
Кстати, о нём.
— А тебя там Мэй не заждалась, часом?
— Выпроваживаешь? — сощурил карий глаз брат.
— Давай, давай! — помахала я на него ладонями. — У меня… эксперимент там… очень ответственный. Нельзя оставлять одного надолго. Того и гляди взорвётся.
— Ближайший караван торговый не скоро, так что постарайся последние колбы не уделать, — усмехается Арн и встаёт, всё-таки.
Прежде, чем уйти, треплет большой и тёплой ладонью по волосам, и мне хочется снова обняться, прижаться щекой, как в детстве, и чтоб он сказал мне, что всё будет хорошо.
Потому что мне почему-то так уже не кажется.
Арн уходит.
Без него моментально становится пусто, неуютно и как-то тревожно.
Выжидаю какое-то время, а потом не без трепета снова откидываю крышку подпола.
Медленно-медленно спускаюсь вниз. И словно ныряю в темноту, она поглощает моё тело, как воды глубокого озера. У меня коленки дрожат так, что с последних ступенек едва не сваливаюсь — прямиком в молчаливо ждущую меня, затаившуюся, опасную тьму.
Кажется, последний светильник внизу окончательно погас.
Полная, абсолютная темнота под моими ногами.
И не потому, что действие магической эссенции на цветах закончилось. Кажется, чужак погасил, изломал все мои светильники. Это чтоб удобнее нападать было под покровом тьмы, если к нему спустятся — поняла я. Обидно. Как будто маленькая сказка разрушилась. Которую я сама себе придумала.
Но всё стало слишком серьёзно вдруг. И здесь больше не место моим глупым чудесам.
Спускаюсь лицом вперёд по стоящей под углом лестнице, цепляюсь руками за перекладины где-то под спиной. Ноги тянутся вниз и осторожно нащупывают ступеньку за ступенькой, попадают не сразу. Просто хочется видеть, куда движется моё тело, хочется встретить неизвестность лицом к лицу — если из тьмы на меня кинется зверь.
Возможно, теперь уже настоящий.
— Эй! Можешь выходить. Это я. И… я одна. Брат ушёл.
— Знаю.
Медленно-медленно из тьмы выступают очертания высокой, широкоплечей фигуры. Облитые глубокими тенями, будто прорисованные чернилами. Пугаюсь, когда понимаю, что он уже где-то на полпути к обороту — плечи и руки покрывает короткая шерсть, на пальцах настоящие когти, острые клыки приподнимают губы. Дикий звериный взгляд, не мигая, гипнотизирует меня.
Не доходя двух ступеней до конца лестницы, замираю, не в силах больше пошевелиться. Распластавшись по ней, как будто это моя последняя защита.
Бросок — крошится в щепки дерево под острыми крючьями когтей, когда впивается в ступень над самой моей головой.
Вторая лапа ложится безжалостно на ту планку, о которую я опираюсь бедром. Проделывает любимый трюк «отрежь мышке все пути к отступлению».
Сглатываю комок в горле, давлю подступающую панику. Он же не может причинить мне вред? Он же помнит ещё, кто я такая? И что спасла его? И что мы только что с ним смеялись и шутили здесь, на этом самом месте?
Из горла зверя вырывается низкий рык. Серебряные глаза тяжело, давяще останавливаются на моём лице, я теряю всякую способность думать о побеге.
— Р-р-р-р-р… так что за судьбу ты выбр-р-р-рала, Ив?
Не сразу понимаю, что он вообще имеет в виду, что ему от меня нужно.
Голова начинает болеть от того, сколько давящей, мрачной злости чувствую в его голосе. Да что же такое происходит? Мне будто снится дурной сон, кошмар, и хочется проснуться. Чтобы опять все было хорошо, опять как раньше, где мне было спокойно и хорошо, а зверь был просто мирным, домашним котом.
Не это вот злое чудище, которое смотрит на меня сейчас так, будто не он совсем недавно угрожал облизать всю. Теперь выглядит, будто хочет укусить.
— Р-р-р-р-расскажи мне. О чём ты говор-р-р-рила?
Наконец, в моей голове шевелится смутная догадка — это он о том, что я заявила брату. Подслушивал же, как я и думала.
— Я… сказала, что сама выбрала свою судьбу, и ни о чём не жалею. Судьбу… быть ученицей верховного друида всего Таарна, — тихо и послушно повторяю я. Почему-то кажется, после этой фразы всё изменится окончательно.
— Гор-р-р-р-рдевид… — выдыхает чужак имя, которое я ему не говорила, и верхние клыки удлиняются ещё, а серебристая шерсть начинает наползать на лицо.
Не хочу!
Чтобы уходил от меня туда, в дикую, непокорную, чужую мне стихию.
Не хочу терять эту тонкую ниточку между нами. Но не понимаю, что могу сделать, чтоб удержать уходящее тепло — а оно истаивает стремительно, как утренний туман под лучами жестокого знойного солнца.
По тому, как он произнёс имя моего учителя, понимаю, что оно ему прекрасно знакомо.
И произнёс он его с ненавистью.
Хотя понятия не имею, как и за что можно ненавидеть этого святого человека, который за всю свою жизнь только и делал, что помогал, лечил, оберегал, давал мудрые советы и вообще, был самым лучшим наставником, какого только можно было пожелать. Мне становится за него обидно.
— Да, я ученица Гордевида, — твёрдо добавляю я, глядя чужаку прямо в глаза. — И когда-нибудь, надеюсь очень-очень не скоро, стану верховным друидом после него. Именно поэтому я живу здесь одна. Поэтому не иду к другим людям, как ты предлагал. Потому что верховному друиду древний обычай велит быть одному. Без семьи, без… любви и сердечных… привязанностей.
Говорю машинально, повторяю привычную формулу. Сейчас это не звучит так торжественно и красиво, как обычно. Сейчас это звучит жалко.
— Ученица др-р-р-руида… я должен был догадаться! Вот же слепой идиот… р-р-р-рядом с тобой ни о чём думать не мог, два и два не сложил.
Он двигается ближе. Склоняется ко мне, ещё ниже, обжигая горячечным жаром своего тела, вперив пылающий взгляд.
У меня сердце уходит в пятки. Сжимаю под спиной шершавое дерево перекладины. Как будто могу в этом найти хоть какое-то успокоение.
Только теперь подумала о том, о чём следовало намного, намного раньше.
Что, если с недобрыми намерениями пришёл в Таарн этот чужак?
— Если ты — ученица Гордевида, то значит, твой бр-р-р-рат…
— Вождь вождей Таарна, — обречённо соглашаюсь я, потупившись.
— Ар-р-р-р-рн…. — выдыхает зверь низкими горловым рычанием, от которого у меня сводит зубы и вдоль позвоночника простреливает маленькой молнией.
Я же не называла имени брата за весь наш разговор.
Он его знает.
У меня холодеет все внутри, когда вижу, как чужак вскидывает голову и смотрит наверх яростным кошачьим взглядом так, будто хочет прямо сейчас догнать.
И взгляд этот не сулит ничего хорошего. В нём смертельная угроза.
Не знаю, что происходит со мной в этот момент. Как будто сбываются все самые страшные кошмары. Не могу, не хочу этого допустить! Если прольётся кровь — не важно, чья, я буду плакать по каждому.
Подрываюсь, обнимаю чужака за шею. Повисаю всем телом, всей своей тяжестью, дрожу, как будто сутки на морозе провела, и молю, молю его горячечным шёпотом:
— Не надо! Пожалуйста. Что бы ты не хотел сейчас сделать — остановись… Ради меня. Брат — всё, что у меня осталось! Моя единственная семья. Пожалуйста… Ну пожалуйста…
Смертельный ужас при мысли о том, что могу потерять ещё и Арна. Я уже потеряла отца и трёх старших братьев в той страшной войне с Империей шесть лет назад. Мать не вынесла горя и слегла очень скоро после того. Все эти годы я старалась быть сильной, я давила в себе эту боль, и вот теперь снова чувствую себя той слабой и беззащитной девчонкой, которая вдруг осталась почти совсем одна, как будто кто-то просто стёр часть твоей жизни. Вот только вчера у тебя была большая, дружная, смеющаяся семья — как шумящие кроны густого леса, одна переплетена в другую, каждый готов за другого умереть. А уже сегодня — только выжженное пепелище, и никогда не заживающая до конца рана, там, где из сердца вырвали здоровенный кусок.