Знание о событиях 7 декабря придает новое значение словам Рузвельта относительно “даты, которая войдет позорной страницей” в историю США. В тот день американская общественность была потрясена, узнав, что ее войска на Гавайях понесли огромные потери. На следующий день Рузвельт обратился к Конгрессу, требуя объявления войны. Это было быстро достигнуто только с одним голосом “против”. Этот голос был голосом Джаннетт Ранкин, представительницей штата Монтана, первой женщины в Палате представителей и Конгрессе. Ранкин также была среди сорока девяти членов Конгресса, голосовавших против объявления Вильсоном войны в 1917 г. А в 1968 г., в возрасте восьмидесяти семи лет, она возглавила марш пяти тысяч женщин — “бригаду Джаннетт Ранкин” — на Капитолийский холм, возражая против Вьетнамской войны. Широко известная как “пацифистка”, Джаннет Ранкин, возможно, понимала скрытые закулисные махинации этих войн значительно лучше, чем ее коллеги[838].
Рузвельт назначил специальную комиссию для определения ответственности за нападение Перл–Харбор. Ее возглавил его друг Оуэн Робертс из Верховного суда наряду с двумя другими членами СМО из общего количества комиссии в пять человек. Комиссия Робертса обвинила командующих Перл–Харбора адмирала Хазбенда Киммела и генерала Уолтера Шорта в нарушении своих обязанностей.
Возмущенные офицеры требовали заседания трибунала, чтобы обелить свое имя, который был санкционирован Конгрессом только в 1944 г. В ходе этих слушаний, а также внутренних армейских и флотских расследований выяснилось, что вину за неожиданное нападение следует возложить на Маршалла и других вашингтонских руководителей. Адмирал Киммел был реабилитирован, а генерал Шорт получил легкий выговор. Подобно будущей комиссии Уоррена, комиссия Робертса руководствовалась презумпцией вины и выборочно выбирала свидетельства, чтобы приспособить их под данное предубеждение. Однако исследователи пришли к выводу, что, если бы кодированные сообщения были своевременно получены адмиралом Киммелем на Гавайях, они, возможно, предупредили бы о вероятной дате и даже точном часе нападения.
“Результаты трибунала были погребены в 40–томном правительственном докладе по Перл–Харбору, очень немного американцев узнали правду”[839], — отметил исследователь Перлофф.
Теперь, когда весь мир полыхал войной, а почти всей Европой управлял Гитлер, международные военные финансисты, наконец, поняли, что они произвели монстра Франкенштейна, вышедшего из‑под контроля. Их ненависть к коммунизму и нападки на японскую империю вызвали обратный эффект, когда они мобилизовали усилия человека, поклявшегося уничтожить торговцев оружием, масонов, евреев и международных банкиров.
Бизнес всегда бизнес!?
Даже после того как более двух десятков стран создали союз для борьбы против Гитлера и японских милитаристов, существовало некое сообщество бизнесменов, связанное с тайными обществами, которое не могло противостоять соблазну получить прибыль из всемирной бойни и нищеты.
Хорошим примером является Уолтер Тигл, председатель “Стандард ойл ов Нью–Джерси”, принадлежавшей банку “Чейз” Рокфеллера. Тигл был также директором американкой химической корпорации “ИГ”, филиала гигантского конгломерата “ИГ фарбен”.
Автор Чарльз Хайем описал, как Тигл, отражая банковские и нефтяные интересы Рокфеллера, использовал своих служащих как средство получения прибылей перед самой войной. “Тигл сотрудничал с “фарбен” в вопросах тетраэтилового свинца, добавки, используемой в авиационном бензине”, — писал Хайем в своей книге “Торговля с врагом: разоблачение нацистско–американского финансового заговора 1933-1949 годов”.
“Военно–воздушные силы (руководителя немецкого Люфтваффе) Германа Геринга не могли без этого летать. Только “Стандард”, “Дюпон” и “Дженерал моторс” имели право на это. Тигл помог организовать продажу этого ценного вещества председателю “Фарбен” Шмитцу, в 1938 прибывшему в Лондон и “взявшему в долг” 500 тонн этила у английского филиала “Стандард”. В следующем году Шмитц и его партнеры вновь прибыли в Лондон и получили товара общей стоимостью 15 млн долларов. В результате военно–воздушные силы Гитлера стали способны осуществлять бомбардировки Лондона, города, который обеспечивал эти поставки. Снабжая тетраэтилом Японию, Тигл также обеспечил японцам возможность вступить во Вторую мировую войну.
Любопытно, что именно Уолтер Тигл оказывал помощь в создании национальной администрации восстановления, одного из новых агентств президента Рузвельта, предназначенных для управления американским бизнесом. Это был довольно странный выбор, если учесть, что флагманы индустрии выступали против политики Рузвельта. Некоторые исследователи видят такую деятельность как свидетельство того, что секретные планы разрабатывались даже под прикрытием очевидно безобидной деятельности[840].
С приближением войны деловые и банковские связи укреплялись. В 1936 г. семейства Шредера и Рокфеллера создали конгломерат “Шредер, Рокфеллер и Компания”, которую журнал “Тайм” описал как “экономического горячего сторонника оси Рим–Берлин”. Партнерами в этой компании были племянник Джона Д. Рокфеллера, Авери, барон Бруно фон Шредер в Лондоне и Курт фон Шредер в Кельне. Их адвокатами были Джон Фостер и юридическая фирма Аллена Даллеса. Младший Даллес наряду с Эдселом Фордом служил в правлении директоров фирмы[841].
“ИГ фарбен” и “Стандард ойл” Рокфеллера стали настолько переплетены, что в 1942 г. Турман Арнольд, глава антимонопольного управления американского министерства юстиции, представил оборонному комитету сенатора Гарри Трумэна документы, свидетельствующие, что “Стандард и фарбен в Германии буквально уничтожили мировые рынки, установив нефтяную и химическую монополии по всему земному шару”[842].
Даже после того как Соединенные Штаты Америки вступили в войну, эти удобные для бизнеса отношения продолжались. Путем сложных деловых сделок Рокфеллеры продолжали продавать нефтепродукты Германии через третьи страны. “В то время как американское гражданское население и вооруженные силы терпели лишения из‑за нехваток бензина, огромное количество его поступало в Испанию, затем перемещалось в Германию, вместо того чтобы попасть к внутреннему потребителю”[843], — писал автор Хайем.
Исследователь Хайем называл международную деятельность взаимосвязанных бизнесменов и банкиров “братством”, объединенным “идеологией бизнеса как он есть… Объединенные сходными реакционными идеями, члены этого “братства” искали общее будущее в фашистском доминировании, независимо от того, насколько мировой лидер мог бы далее продвинуть свои амбиции”[844], — объяснял он. Таким образом, у боссов транснациональных корпораций, о которых мы знаем сегодня, было шесть точек на каждой грани кубика для игры в кости. Какая бы сторона ни выпала, она всегда обеспечивала выигрыш в войне. Потому что силы, которые действительно руководят народами, никогда не настроены враждебно по отношению друг к другу.
Когда стало ясно, что Германия проигрывает войну, бизнесмены стали особенно “лояльными”. А когда война закончилась, оставшиеся в живых в Германии защитили свои активы, возвратили своих нацистских друзей на высокие посты, способствовали развязыванию “холодной войны” и обеспечили постоянное будущее “братству”.
Имеются подлинные документы о том, как в 1942 г. “Стандард ойл в Нью–Джерси” отправляла топливо в Германию через Швейцарию; как банк “Чейз” в оккупированном Париже вел бизнес, хорошо зная цели и задачи его нью–йоркской штаб–квартиры; как с одобрения министерства внутренних дел производились грузовики “форд” для немецкой армии; как полковник Состенес Бен, глава международной телефонной и телеграфной корпорации и директор национального городского банка способствовал улучшению нацистских телефонных коммуникаций и производству истребителей и бомб “фау-1”.
Все это делалось законно, благодаря президенту Рузвельту. Только спустя шесть дней после Перл–Харбор, 13 декабря 1941 г., Рузвельт внес поправку к правительственному распоряжению: “…тем самым предоставляется генеральная лицензия, оценивающая любую сделку или акт, запрещенный пунктом 3 (а) закона о торговле с врагом. С учетом поправки, если… такая сделка или акт уполномочены министром финансов… в соответствии с правительственным распоряжением № 8389, как сказано в поправке”[845].
Это означало, что любой вид деловой сделки считался законным, если она была одобрена министром финансов Рузвельта, Генри Моргентау, чей отец помогал в создании такой организации, как Совет по международным отношениям.
Значительное количество фондов, используемое для продолжения войны, проникало через банк международных урегулирований (БМУ), принадлежавший контролируемому Морганом первому национальному банку Нью–Йорка, английский банк немецкого “Рейхсбанка”, банк Италии, банк Франции и другие главные центральные банки. Созданный в 1930 г. в Базеле (Швейцария) якобы для получения немецких военных репараций, БМУ был фактически творением манипуляторов тайных обществ. Согласно историку Квигли, он был частью плана “создания мировой системы частного финансового контроля, способной доминировать над политической системой каждой страны и экономики мира в целом, которыми можно управлять феодальным способом при помощи мировых центральных банков, действующих в соответствии с секретными соглашениями, достигнутыми на частных встречах и конференциях”[846].
Банк международных урегулирований скоро подпал под контроль партнеров Гитлера Курта фон Шредера, президента “Рейхсбанка” Хелмара Гораса Грили Шахта и вице–президента Эмиля Поля. Согласно автору Хайему, банк стал “финансовой трубой для американских и британских фондов, которые пополняли казну Гитлера и помогали Гитлеру создавать свою военную машину”