– Еще кто-нибудь?
– На Ближнем Востоке я больше всего сблизился с Кёртисом Гетти. Но с возвращения в Штаты мы с ним больше не виделись. Даже не знаю, где он теперь.
«На том свете», – мысленно ответил Роби.
– Лео Брум ни разу не упоминал о Гетти?
– Не помню… Почему-то казалось, что они вряд ли поддерживают отношения. Но я же сказал, это было десяток лет назад.
«Десять лет назад так оно и могло быть», – подумал Роби.
– Еще кто-нибудь? Рик Уинд, например?
– Я читал, что его убили… В этом все дело?
– Вы поддерживали контакт с Уиндом?
– Нет. Уже много лет. Раньше виделись. Но он стал каким-то странным. Купил этот ломбард в захудалой округе… Не знаю. Просто изменился.
– А как насчет Джерома Кэссиди?
– Не-а. Не слыхал о нем с самого дембеля.
– Он здешний. Живет неподалеку.
– Вот уж не знал…
– А как насчет Элизабет ван Бюрен? Это ее фамилия по мужу. А девичья…
– Элизабет Клэр. Знаю.
– В те времена иметь женщину в подразделении было в диковинку, не так ли?
– Ага. Теперь-то, конечно, всё иначе… Но я всегда считал, что правило о нестроевой для женщин – хрень собачья. Они могут воевать ничуть не хуже мужчин. А в подразделении могли дать своей силе просиять по-настоящему. Мужики больше мачо. Женщины дают команде перспективу. И должен вам сказать, хотя им и давали боевые назначения на вспомогательные посты, технически они не должны были вступать в бой, но вступали стопудово. Во всяком случае, на Первой в Заливе. А Лиззи была одной из самых-самых. Она была лучшим бойцом, чем я, могу вам сказать.
– Но она больше не в армии, – заметил Роби.
– Что ж, для этого был железный резон, – ответил Зигель.
– Вы поддерживали с ней контакт?
– Поддерживал.
– Так почему же она больше не в армии?
– Рак. Начался с груди, а потом расползся. Теперь он у нее в мозгу, в легких, в печени… Разумеется, она обречена. Как только эта дрянь даст метастазы, всё кончено. Волшебных пилюль от этого не придумали. Она в хосписе в Гейнсвилле.
– Вы с ней виделись?
– Раньше навещал регулярно, но с месяц назад перестал. Она была то в сознании, то в отключке. По большей части в отключке. Морфин. Я даже не знаю, жива ли она еще. Следовало бы поддерживать связь, но слишком уж тяжко видеть ее в таком состоянии.
– Как называется заведение?
– Центральный хоспис. Рядом с трассой двадцать девять.
– Ладно.
– Да говорю же, это все дерьмо, которым мы там надышались! – воскликнул Зигель. – Обедненный уран, токсичные коктейли от всех этих артобстрелов… Пожары пылали повсюду, марая небо в черный цвет; горящее дерьмо, черт знает, что там было… А мы как раз посередке, нюхаем все это. С равным успехом это я мог бы сейчас дожидаться кончины на той койке.
Роби вручил Зигелю карточку.
– Если что-нибудь всплывет, позвоните мне.
– Так из-за чего это все? Как кто-то из моего прежнего отделения может быть замешан в эти дела?
– Это мы и пытаемся выяснить. – Роби помедлил. – Жена предупредила вас, что мы едем?
– Есть такое дело, – признал Зигель.
– Ее что-то тревожит?
– Она тревожится, что я могу лишиться работы.
Роби вспомнилась гипотеза Джули об отмывке денег для террористов.
– Почему? У вас тут проблемы?
– Я не сделал ничего дурного, если вы об этом. Но разве кто сейчас ходит в банки заниматься делами? Всё в онлайне. Я проторчу тут сегодня часов восемь, а увижу человека два. Как думаете, долго мне еще будут платить за такую работу? Банки сидят на деньгах отнюдь не просто так. Они чертовски скаредны. Письмена уже на стене. Мир переменился. А я, наверное, меняюсь недостаточно быстро. Может, и кончу тем, что буду таскаться с винтовкой по пустыне… Что ж еще остается для мужика в моем возрасте? Я могу стать толстым наемником. Но погибну там в первый же день.
– Что ж, спасибо за помощь.
– Ага, – рассеянно обронил Зигель.
Когда Роби покидал его, тот выглядел так, будто уже получил смертный приговор.
Глава 83
Они въехали на парковку Центрального хосписа двадцать минут спустя. Там стояло машин пятнадцать. Въезжая на стоянку, Роби внимательно осмотрел каждую: не сидит ли там кто. Въехав на свободное парковочное место, он поглядел на Вэнс.
– Хочешь заняться или мне пойти?
– Я хочу пойти, – заявила Джули.
– Зачем? – не понял Уилл.
– Она сражалась вместе с ним. Может, знает что-нибудь о папе.
– Вряд ли она в состоянии разговаривать, – заметила Вэнс.
– Тогда зачем вообще мы здесь? – поинтересовалась Джули.
– Возьму ее с собой, – решил Роби. – А ты будь начеку.
– Ты уверен? – спросила Вэнс.
– Нет, но всё равно это сделаю.
Они с Джули направились в здание хосписа – двухэтажное кирпичное строение с множеством окон и царящей внутри жизнерадостной атмосферой. Совсем не похоже на место, куда люди пришли встретить конец земного бытия. Может, как раз в этом и суть.
Демонстрация документов Роби обеспечила им эскорт до палаты Элизабет ван Бюрен. Она была такой же веселенькой, как и всё учреждение, с цветами, расставленными на столиках и подоконнике. С улицы вливался свет. Медсестра как раз проверяла состояние ван Бюрен. Когда она отошла, надежды Роби получить какие-либо персональные сведения от тяжелобольной женщины рухнули.
Она напоминала скелет и была на искусственной вентиляции – аппарат раздувал ее легкие через трубку, вставленную в горло, а другая трубка выпускала токсичную двуокись углерода. Кроме того, в ее брюшную полость была введена трубка для питания, а к конечностям тянулись многочисленные капельницы для внутривенных вливаний. На стойке для капельниц висели пластиковые мешочки с медикаментами.
– Могу я вам помочь? – обернулась к ним медсестра.
– Мы просто пришли задать миссис ван Бюрен несколько вопросов, – сказал Роби. – Но, судя по всему, вряд ли это возможно.
– Ей назначили ИВЛ шесть дней назад, – сообщила сестра. – Она то приходит в себя, то без сознания. Тяжелые обезболивающие. – Сестра похлопала пациентку по руке. – Она – настоящая душенька. Служила в армии. Просто ужасно, что дошло до этого. – Помолчала. – Какого рода у вас вопросы?
Роби извлек документы.
– Я из минобороны. Мы просто проводим расследование кое-каких военных вопросов, и ее имя всплыло как возможный источник информации.
– Понимаю. Что ж, вряд ли она сможет оказать вам особую помощь. У нее последняя стадия болезни.
Роби поглядел на аппарат искусственной вентиляции легких и систему мониторинга, подключенную к скукоженной женщине в кровати.
– Значит, ее жизнь поддерживает аппарат вентиляции?
– Да.
Уилл поглядел на Джули, смотревшую на ван Бюрен.
– Но она же в хосписе, – возразил он.
Сестра почувствовала себя несколько неуютно.
– Хосписы бывают разных уровней. Все дело в том, чего хотят пациент и его семья. – Она поглядела на лежащую. – Но уже недолго осталось, с ИВЛ или без.
– Значит, она на вентиляции по желанию родных? – справился Роби.
– Вообще-то я не имею права говорить. Это частная информация. И я не вижу, как это может быть связано с вашим военным расследованием, – не без раздражения ответила сестра.
Подойдя к окну, Джули подняла с подоконника фотоснимок.
– Это ее семья?
Сестра с любопытством взглянула на девочку, а затем на Уилла.
– Говорите, вы из минобороны… Но зачем с вами она?
– Вообще-то я не имею права говорить, – отрезал тот, и сестра надула губы.
Джули повернула фото, чтобы показать Роби. А сестре сказала:
– Мой папа служил в одном армейском отделении с миссис ван Бюрен. Я надеялась узнать от нее что-нибудь о его прошлом.
Чопорное выражение исчезло с лица сестры.
– А, понимаю, зайка… Я не сообразила. Да, это она с семьей. Тут было больше фотографий. Но ее дочь и муж мало-помалу их выносят. Знают, что конец близок.
Роби взял фото, показывающее ван Бюрен в более здоровые дни. Она в парадной форме, грудь увешана медалями. Рядом мужчина – наверное, муж. И девочка примерно ровесница Джули.
– Значит, это ее муж? – спросил Роби.
– Да. Джордж ван Бюрен. А это их дочь, Брук Александра. Теперь она, конечно, старше. Фото сделали не один год назад. Сейчас она в колледже.
– Значит, вы с ней знакомы?
– Она частенько навещала мать, так и познакомились. Брук – очаровательная девушка. Терзается из-за матери.
– А муж?
– Заходит регулярно. Я знаю, он тоже убит горем. Им едва исполнилось пятьдесят, и тут такое… Но кто сказал, что жизнь воздает по заслугам?
– Еще кто-нибудь ее навещает?
– Немногие. Во всяком случае, насколько мне известно. Я не все время прикреплена к этом крылу.
– У вас есть журнал посещений?
– Он в регистратуре. Но не все записываются.
– Почему?
– У нас тут не секретное заведение! – ощетинилась сестра. – Люди, приходящие сюда навестить друзей и родных, обычно очень расстроены. Порой забывают записываться. Один-два человека расписываются за всю группу. Как можете догадаться, мы тут проявляем гибкость в этом отношении. Они приходят выказать любовь, уважение и поддержку. Но это не то место, которое все так и рвутся посетить.
– Понятно. Давно она здесь?
– Четыре месяца.
– Не слишком ли это долго для хосписа?
– У нас тут люди бывают и покороче, и подольше. Это не то заведение, где один срок годится для всех. И чуть больше пары недель назад миссис ван Бюрен была не такой, как сейчас. Пошла на спад относительно быстро.
– Но вентиляция будет поддерживать ей жизнь, пока не выключат, верно? То есть даже если она не сможет дышать самостоятельно?
– Я правда не могу говорить с вами об этом. И федеральные законы, и законы штата запрещают.
– Я просто пытаюсь разобраться в ситуации.
Медсестра снова почувствовала себя не в своей тарелке.
– Послушайте, обычно использование аппарата ИВЛ лишает человека права на хосписное обслуживание. Хосписы существуют для того, чтобы позволить пациенту уйти достойно. Сюда приходят не лечиться от болезней или искусственно продлевать жизнь.