Лютый
Я опоздал. На целых три часа. Меня болтало в кузове грузовика из стороны в сторону, толкая на стены, как гнилую картошку в ящике. Каждая кочка отдавалась в бедре острой пикой. Когда солнце завалилось за горизонт, а воздух напитался весенней холодной влагой, брюки прилично промокли под бинтами от сукровицы, вернулась горячка, и кашель стал мокрым и частым.
Я удачно договорился с водителем за несколько тысяч, меньше мужик брать не захотел, потому что ему мой вид не понравился. Но удачно, потому что он ехал туда, куда нужно.
Безумный риск — доверять чужаку, но ничего не оставалось. Время шло, и я, чувствовал себя еще хуже, чем утром. У меня лишь один вариант выжить из миллионов возможных смертей — я должен добраться до Звонарёва раньше Чеха.
В термосе был чай, но я его выпил еще днем, сейчас таблетку пришлось заесть домашней булкой, которая буквально не лезла в воспаленное горло. Я давился, но жевал. Силы нужны.
Ангел, жди меня, пожалуйста. Я выберусь.
Последние километры пути задремал, сжавшись в углу машины возле грязных коробок. Меня то окатывало жаром, то погружало в холод.
Казалось, что хуже быть не может.
Может. На назначенном месте была засада. Я это понял, стоило выглянуть из-за поворота. Натянув капюшон куртки и приподняв шарф, который я нашел в пакете с едой — жена Вани даже об этом побеспокоилась, до глаз, я прижался к кирпичной стене и притаился.
Стаса не было на месте. Зато по периметру старого склада курсировали вооруженные громилы.
Значит, план «В».
Сорвавшись с места, я со всех ног побежал прочь. Хотя это трудно назвать бегом, скорее, спринт хромого бегемота. Вылетев на грунтовку, я понял, что слежку обнаружил слишком поздно. Трое уже вышли навстречу. Вольготно так, вразвалочку. Они ждали меня и знали, что я ранен и не смогу сопротивляться. Но как же они ошибались. Смерть мне не страшна, а вот увидеть Ангела я хотел больше жизни.
Бросив в одного нападающего котомку, чтобы отвлечь, налетел на второго и выбил ему кадык локтем. Мужик захрипел и завалился в кусты и грязь. Пока третий соображал, как не ранить напарника из пистолета, я подсек его ногой, но бедро подвело — прострелило, отчего в глазах на миг потемнело. Всего на миг, и я оказался зажатым сильными руками и поваленным на холодную землю.
Они не собирались меня убивать. Чеху я нужен живым. Хрен ему!
Вывернул руки, игнорируя хруст костей, вслепую ударил сокрушающим кулаком и дважды попал. По руке потекла противная горячая юшка, и давление с горла и плеч пропало. Я отхаркался и перекатился в сторону.
— Не двигайся, Лютый! — рявкнул противник над головой. — Пристрелю!
В сумерках я рассмотрел дуло пистолета. Второй нападающий очухался и наступал слева, вытирая кровь с губ.
— Давай его кокнем? — зло процедил он. Неприятно получать от слабого противника?
— Чех приказал живым доставить, — повел плечом стрелок.
— Учти, красавчик, — «кровавый нос» ткнул в меня пальцем, — я еще отыграюсь на тебе. Задавлю попозже.
Я не ответил, только встал на ноги и приготовился драться до последнего.
— Руки за спину, — приказал тот, что с пистолетом.
— А то что? — захрипел я страшным басом и оскалился. Бандюки аж переглянулись. Мне хватило миллисекунды, чтобы воспользоваться заминкой уродов и нырнуть за бак с мусором. В жесть возле уха ударилась пуля. Вот же твари!
— Не стреляй! — заорал преступник. — Хочешь без скальпа остаться? Чех срежет с тебя кожу живьем, если Лютый дуба даст.
Я не чувствовал ног, но бежал. Старался держаться темных углов, хотя с моей комплекцией скрыться даже в полной тьме почти невозможно. Помогал вечер: сглаживал тени, глушил звуки, но через десять метров меня все равно настиг удар в спину. От боли, что насквозь пробила поясницу, я упал на локти и зарычал. Не сдамся! Пока пытался встать, кто-то обернул рукой шею и потащил меня на себя, выбивая из груди последний воздух.
И тут прозвучал выстрел. Затем еще один. Два щелчка, два глухих удара, и тишина нависла надо мной приятным покрывалом. Шею и спину заливало горячей кровью, не моей, а в глаза остро бил контровой свет фонаря, отчего сложно было сфокусироваться.
— Жив? — тихо пролетело над ухом. Я с трудом узнал голос Стаса. Он булькал, будто говорил сквозь воду. — Суки, дороги перекрыли, вели меня, пришлось дать ложный след. Я знал, что ты поймешь. Быстрее, Леха, поднимайся. — Мне помогли встать. — До машины еще добежать, пока подмога не подоспела.
Я уперся в его плечо, отчего друг сильно согнулся.
— Рад видеть, кстати.
— И я тебя, — получилось шепнуть. — Лина… Как она?
— Дай хоть до машины дойдем, герой-любовник, а там расскажу, — он хмыкнул, а потом добавил: — Плачет, Леша. Глаза опухшие каждый день, губы в кровь искусаны. Пытается скрывать, конечно, что горюет, но держится. И не ради себя, а ради Саньки.
Я облегченно выдохнул. Я не ошибся в ней. Ангелина — стена для моего сына, никогда не сломается, будет ему защитой всю жизнь.
— Готов вернуться домой? — спросил Стас и впихнул меня в машину. Обежал капот и, прыгнув в салон, вжал педаль газа в пол. Машина рванула в темноту.
Через пару минут, улыбаясь, Звонарёв сказал:
— Не помирай только, а то придется за твоей женой ухаживать, больно она хороша.
— Обойдешься, — я откинулся на спинку, прикрыл веки и заулыбался приятным мыслям. — Выпить есть?
— Ты же не пьешь.
— Сейчас бы бухнул.
— Тебе нельзя. Смотрю помотало тебя на том свете.
— Жутко помотало. Ты даже не представляешь, как. Я побывал в аду, а потом свалился в рай, который не заслужил.
— Ой, философ! Ты перелет-то выдержишь?
— А как же. Я же Лютый, меня не остановит даже конец света, — и я мягко уплыл в сон.
— Самолет подан, — через час Стас дернул меня за плечо. Я открыл тяжелые веки и с трудом поднялся. — И посмей мне сейчас брыкаться, в нос дам.
— Ты о чем? — я выпрямился, размял затекшую шею, но скривился от боли в бедре и сильно закашлялся.
— Я об этом, — друг распахнул шире дверь и показал на каталки и двоих мужчин в медицинских масках и куртках.
— Ты что свихнулся? — я выполз на улицу, как пристреленная каракатица. — Сам дойду. Еще бы инвалидное кресло подогнал, — и ноги подкосились. Пришлось опереться на руку Стаса, а потом согласиться на унизительные носилки и помощь. — Я тебе это припомню, — заворчал, укладываясь на хлипкую конструкцию.
— Хе, — Стас сверкнул светлыми глазами. — Лучше очухайся побыстрее, чтобы жену приголубить.
— Поверь, на это мне сил хватит.
В самолете каюта была оборудована для быстрой скорой помощи. Врачи что-то вкололи мне в вену, и я весь полет был в отключке.
Когда пришел в себя, небо играло лазурью, а облака пролетали мимо круглого окошка.
— Где мы? — спросил я, увидев в кресле дремающего Звонарёва.
— В часе от твоего воскрешения. Готов?
Сердце в груди екнуло и заколотилось быстрее.
— Не поверишь. Никогда еще не ждал так встречи с женщиной.
— Поверю. Эта женщина заслуживает любви.
Я хотел буркнуть, что я не заслуживаю, но промолчал. Лишь поджал губы и снова посмотрел в окно.
Через несколько часов, я вышел из джипа, кивнул Дэми, что забрал нас с аэропорта, и прошел к порогу. Стас плелся позади, понимая мое нетерпение и желание увидеть Ангелину.
Я знал, что ее уже позвали. Знал, что она не подозревает, кто пришел. Думает, что врач от Орлова, потому обязательно выйдет. Я тысячу раз прокручивал в голове, что скажу, когда увижу моего Ангела, но только приоткрыл дверь, застыл, как вкопанный.
Обожженный ее взглядом, ужаленный уколом истосковавшегося сердца, сверженный тихим вздохом, наполненным до краев печалью.
Глава 45Ангел
Саша так устал, что уснул почти мгновенно. Я ещё минуту смотрела на подрагивающие ресницы сына, отмечая болезненное сходство с отцом, а затем со вздохом закрыла книгу. Отложив «Маленького принца», которого читала сыну на английском, чтобы он быстрее преодолел языковой барьер в чужой стране, поднялась.
Скоро приедет врач, которого прислал Орлов, и хоть мне очень не хотелось встречаться с кем-то вне семьи, приходилось думать о себе. Я должна сделать всё, чтобы малышка родилась здоровенькой!
Приняв душ, я облачилась в лёгкое просторное платье и, едва тронула гигиенической помадой искусанные губы, пошла к выходу. Но, открыв дверь, застыла, как молнией поражённая.
Его глаза. Чёрные, как самая бездонная пропасть. Та, что увлекала меня на дно мести, а после возносила на космические высоты наслаждения. Та темнота, что травила мою душу и уничтожала моё сердце, очень медленно и мучительно больно. Но без которой, как оказалось, невозможно жить. Невозможно дышать и радоваться свету.
Без тьмы его глаз я перестала определять, что есть свет.
Губы шевельнулись:
— Лютый.
Может, это наваждение? Бред или галлюцинация. Он же мёртв, но я вижу его на пороге своего дома. Больше всего Береговой похож на привидение. Кожа на лице обтянула скулы, шрам стал ещё сильнее выделяться. Тело словно сжали со сторон, уменьшив вдвое.
Стоял мужчина с трудом, вцепившись в стену, и смотрел так, будто заглядывал в бесконечную пустоту с крыши небоскрёба. В последний раз.
Я судорожно втянула воздух, потому что вдруг начала задыхаться и, подняв дрожащую руку, потянулась к нему. Кончики пальцев коснулись холодной кожи, но я не думала, почему он ледяной. Осознав, что передо мной не видение, я покачнулась. Мир поплыл влажными разводами, с ресниц сорвались первые капли.
Я прижала ладонь к щеке Берегового и, всхлипнув, просто кивнула. Я не смогла бы сейчас даже выговорить его имя. Четыре звука, которые казались сейчас непреодолимым препятствием. По щекам снова покатились слёзы, на губах ощутила вкус крови. Я и сама не поняла, как снова прокусила кожу.
Мы стояли и смотрели друг на друга, не в силах наглядеться, пропадая в омутах глаз, окунаясь в потоках чувств. Со стороны наверное казалось, что ничего не происходит, но я ощущала себя так, будто меня уносило бурной рекой к безжалостному водопаду. Вот-вот меня закрутит такой болью, что я не справлюсь, не выплыву, не выживу.