Она дрогнула густыми ресницами, а я продолжал:
— Если сыграем недостаточно хорошо, Чех всех уберет, не пощадит. Этот не человек знает, что такое помиловать, что такое простить или забыть ошибку. У него нет таких слов в лексиконе. Сделай над собой усилие, Ангелина, расслабься, открой губы, выдохни и разомкни кулаки — швы разойдутся! — опустил ладони и спрятал ее руки в своих. Она дрожала и молчала. — Я пью этот яд вместе с тобой, так что мы в равном положении. Потом можешь плеваться да хоть рот прополоскать, только чтобы никто не видел, а сейчас покажи мне, как ты любишь и ценишь своего жениха. Покажи мне страсть. Как ты целуешь того, кто тебе не безразличен? Уж точно не как дохлая амёба. Язычком потрудись, детка, или Носов не научил тебя этому перед свадьбой?
— Не научил? — в изумлении выдохнула она и посмотрела зло. — Да никто и никогда меня не целовал, как… — Поперхнулась и отвела взгляд. Судорожно вдохнула и выдавила, будто через себя переступила: — Как ты. Они были нежными. — Снова посмотрела и скривилась словно от зубной боли: — Не понимаю, что ты хочешь от меня.
Смогу ли нежность сыграть? Страсть — да, а ласку? Зараза! Будет тебе нежность.
От удара голова гудела, но я был так обколот и обезболен, что даже почти не чувствовал боль, что прошивала грудь. Та самая, что никогда не затихала. Выйдя из больницы, мы должны казаться парой. Нет, не казаться — быть, и, требуя от Кирсановой правдивой игры, должен и сам играть.
Наклонился, подобрал ладонью упавшие на плечо волосы Лины. Они прикрывали большой синяк и глубокую царапину. Я слегка коснулся ударенного места губами, передвинулся выше к уху и прошептал:
— Будет тебе нежность.
Губами ощутил дрожь, услышал судорожный вдох. Она сжалась, будто удара ожидала, на миг, но затем медленно подняла лицо и, закрыв глаза, подставила губы. Секунда, другая, а дыхания так и не уловил.
Подвинулся ближе, почти коснулся мягкой кожи. Хотелось напасть, растерзать, заставить ее задыхаться от жажды такой же, как моя, но я ждал. Ждал долго, пока она не втянула воздух, сорвавшись, как птица с хрупкой ветки.
Язык коснулся мягкого податливого языка, переплелся, заскользил быстрее между зубов, раздвигая, пробираясь глубже. Нежность пыталась сорваться в ярость, но я ей не позволял. Пил отраву залпом, но не спешил лететь в пропасть. Успею. Изучал-пробовал девушку на вкус и давился жуткими противоречивыми эмоциями.
Два-три глотка, и мир поплыл ярко-алой рекой похоти. Я, блять, ее хочу.
Оторвался от девушки и, отодвинув ее от себя за плечи, встал. Стоял над ней, маленькой и беззащитной, и понимал, как это все смотрится. Мое нападение, насилие и остальное.
Бросился к выходу и, хватаясь за стену, добрался до уборной. Замер напротив зеркала. В глубине черных зрачков сверкало безумие и мое поражение. Что я наделал? Зачем трогал ее? Зачем согласился?
Думал, что месть Крысе избавит меня от черной дыры в груди.
Грохнул в сердцах кулаком по мойке, и она пошла трещинами.
— Да лучше б я сдох!
Глава 21. Ангел
Я смотрела на распахнутую дверь и не могла прийти в себя. То, что сейчас было, не укладывалось у меня в голове. Как может это чудовище… быть таким нежным?
Никто меня так не целовал так, как Лютый — одновременно больно и мучительно изматывающе.
Никто не целовал меня с такой испепеляющей нежностью, оставляя после себя след сюрреализма. Будто тигр с изманной кровью добычи мордой решил понюхать розы.
Нет-нет! Мне показалось, что на миг я забылась. Утонула в кроваво-металлическом привкусе его жёстких губ или начала притворяться так хорошо, что обманула даже саму себя. Всего на мгновение. Значит, и того человека смогу обвести вокруг пальца. Лютый называл его Чехом.
В палату вошёл доктор и, недовольно хмурясь, положил передо мной лист.
— Это рекомендации. Но я бы советовал остаться в клинике ещё на несколько дней. И у вас состояние нестабильное, и у вашего…
— Мы уходим? — перебив, уточнила я и подняла листок с предписаниями. Пробежалась по записям и отметив, что для Лютого выписано в два раза больше лекарств, криво улыбнулась. — Отлично.
— Вы не должны перенапрягаться… — начал было доктор, но тут в палату стремительно ворвался Сергей.
Глянул на меня остро и, сухо кивнув, сообщил:
— Лютый ждёт в машине.
Я вздохнула и поднялась. Улыбнулась врачу:
— Прощайте.
Как ни повернётся судьба, вряд ли мы ещё встретимся. Я надеялась, что мой план по исчезновению Лютого из моей жизни сработает. Папа всё решит, главное, добраться до дома и всё ему объяснить. Я подавила паническую мысль о том, что, возможно, меня никто не искал, иначе люди из этой клиники узнали бы пропавшую дочь Кирсанова. Почему бездействует СМИ, полиция? Я не понимала…
Стараясь не нервничать, уговаривая себя сначала вернуться домой и посмотреть на отца, — несомненно живого и здорового! — я вышла из палаты и спустилась на лифте в приёмную.
В тесной кабинке были лишь мы с Сергеем, и мне казалось, он мог бы держаться от меня и подальше. Но Волчара, как называл своего человека Лютый, будто специально переступал с ноги на ногу, трогал свои волосы, мимоходом словно случайно касаясь локтем моей груди…
Я вышла первой, практически выбежала и, заметив сквозь стеклянную стену припаркованный чёрный джип, безропотно направилась к выходу. Подошла к открытой дверце автомобиля и, посмотрев на неподвижный профиль Лютого, неохотно сообщила:
— В палате нет моей одежды. Пришлось спуститься в больничной. — Осторожно, морщась от боли в израненных руках, забралась в машину и, устроившись протянула мужчине лист: — Предписания врача.
Он повернулся с каменным выражением, перехватил лист и сухо приказал Волчаре:
— Едем в загородный дом. Свежий воздух, — он наигранно улыбнулся, повернувшись ко мне и прищурив глаза так, что черная тьма радужек почти скрылась за ресницами, — будет полезен невесте.
Я вжалась спиной в сиденье:
— Но… — Прозвучало сипло и я, кашлянув, спросила как можно спокойнее: — Разве мне не нужно заехать домой, переодеться и собрать вещи?
— Я все куплю. Или есть какие-то ценные трусики? — он ухмыльнулся и, неожиданно потянувшись, коснулся ладонью моей щеки. — Только скажи, все-все найдем.
Я невольно отшатнулась и зло сжала челюсти. Вот и прокол. Но как я могу спокойно выдерживать прикосновения того, кто меня… От мысли, что это могла быть та же самая машина, замутило. Тот страшный день в памяти осел яркими, будто вырванными из реальности, картинками и острой болью. Лицо Лютого, его прикосновения. Я отравлена им.
С усилием улыбнулась и, проклиная сидящего рядом мужчину, процедила:
— Ты прав. Мне нужно обновить гардероб. И трусики понадобятся особые. Посмотрела в его наполненные тьмой глаза и холодно пояснила: — Для беременных.
— Рано еще, живот не скоро вырастет, — он еще шире улыбнулся, шрам изогнулся и подчеркнул морщинки, темные волосы упали на лоб, когда он наклонился. Стало тяжело дышать от его близости. — Я сам выберу тебе белье, лю-би-ма-я. Заодно и проверим, как быстро ты учишься. Серый, заверни в салон! — проговорил Лютый, не отрывая от меня темных глаз.
В животе будто лёд заворочался, во рту стало сухо. Хотелось отодвинуться ещё дальше, но я уже и так забилась в самый угол.
И снова мне не удалось заманить Лютого в дом отца. Чтобы не дрожать от близости огромного тела Лютого, не сжиматься от его тёмного порочного взгляда, я отвернулась и, глядя в окно, попыталась успокоиться.
Не будет Лютый домогаться меня, он беспокоится за ребёнка. А всё остальное я перетерплю. Рано или поздно он приедет в мой дом, ведь урод поклялся Чеху в этом жизнью своего потерянного сына. Просто придётся подождать. По сравнению с тем, что он со мной уже сделал, всё остальное не страшно. Теперь ничего не страшно, кроме смерти. Моей или ребёнка.
Машина остановилась, и водитель, выскочив, вежливо открыл дверцу и даже протянул руку, желая помочь мне выбраться из машины. Я мазнула взглядом витрину с ярким и откровенным бельём и, проигнорировав ладонь водителя, искоса посмотрела на Лютого.
— Ненавижу этот бренд.
— Я тоже, — резанул он с усмешкой и вцепился в мою руку. — Придется притвориться, что нравится, — сказал на ухо и повел меня ко входу.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Да если бы я и сопротивлялась, Лютый бы этого даже не ощутил, а вот мне было бы очень…
— Больно, — тихо напомнила я о израненных ладонях. — Отпусти. — С трудом выдавила: — Пожалуйста…
Он буквально выронил мою руку и поморщился брезгливо. Я отвернулась, потому что смотреть на Лютого без ужаса не получалось.
— Иди вперед, выбирай, что хочешь, — он достал мобильный из кармана и показал в сторону. — Я через минуту подойду. Соскучиться не успеешь, невестушка.
Выдохнув с облегчением и обняв себя руками, подошла к ровному ряду разноцветных комплектов. Рядом тут же материализовалась девушка-консультант, и мы разговорились о моделях и формах бюстгальтеров.
Мне хотелось попросить завернуть несколько разных комплектов и покончить с неприятным делом, но девушка настояла на примерке. Подумав, что грудь моя всё же подросла, я опасливо обернулась.
Не заметив рядом Лютого, решила, что он вышел из магазина и довольно улыбнулась: папа тоже пулей вылетал, когда я заходила прикупить себе новые трусики. В этом, наверное, все мужчины похожи.
Расслабившись, я зашла в утопленную в стене кабинку и, примерив несколько моделей, остановилась на одной, особо удобной. Украшенные белоснежными кружевами алые чашечки комфортно поддерживали налитую грудь.
Я передёрнула плечами, любуясь своим отражением. Даже повязка на животе не портила вид. Раньше я не могла похвастаться выдающимися формами, а папа был категорически против пластики. Теперь же грудь моя выглядела так, как я всегда мечтала.
Я так увлеклась, что забыла обо всём на свете…
До момента, пока не встретилась взглядом с отражением Лютого. По спине пробежался морозец, даже волоски на руках встали дыбом.