Взгляд его почернел, губы приоткрылись, дыхание стало тяжелым и опасным. Лютый встал позади и почти вжал меня в зеркало.
— Выбрала? — спросил он низко. Большие руки легли на плечи, отодвинули на одну сторону волосы. — Ты ничего так… Ангелина. Хотя, — тыльная сторона ладони легла на щеку, провела костяшками пальцев к подбородку. Наши взгляды скрестились, заискрили в отражении. — Ты дергаешься, и вон та, — он показал махом головы на щель ширмы, где топталась работница магазина, — консультантка не поверила, что ты моя невеста. Докажем ей обратное? — Лютый пригнулся, отчего оказался ближе дозволенного. — Я хочу, чтобы ты примерила это… — и, обняв меня со спины, с двух сторон, приложил ко мне еще один комплект. Черный.
Глава 22. Лютый
Я смотрел ей в глаза и не знал, что делать. Черная тоска сжала мое сердце, но страх за нерожденного малыша и Сашку не давал мне покоя. Чех не шутил. Он псих. Он не просто снимет живьем кожу с сына и вырежет второго из живота Кирсановой, но еще и заставит меня смотреть на это.
За два года «работы» я многое повидал и давно подозревал, что этот урод что-то скрывает. Держит меня на коротком поводке, обещая найти ребенка. Где гарантия, что это просто единственный козырь, чтобы удерживать меня при себе? Ему ведь выгодно марать чьи-то руки, он знал, что я ради мести готов на все.
Ненавидеть как-то легче. Злость и лютая ярость последнее, что у меня оставалось после гибели Милы, а притворяться душкой — совсем не в моем стиле. И теперь играть на публику влюбленного мужчину оказалось непосильной задачей, но я сам ступил на этот канат над пропастью, потому, глядя в глаза Ангелине, искал крючки, зацепки, ниточки, чтобы не хлопнуть ее там, на месте, чтобы освободить себя от тяжести гнева и боли, а попытаться устоять и выдержать спектакль.
Кирсанова для меня — персона нон грата. Та, что никогда не оказалась бы в моей постели, даже если от нее я каменею за секунды. Та, что никогда не называлась бы любимой девушкой, никогда не вызывала бы во мне теплые чувства. Только как шлюха. Только как игрушка, которой можно попользоваться и выбросить.
Она ни за что не вошла бы в мой дом. Никогда не услышала бы от меня «прости» или «я сожалею», но… в тот миг, когда ее дрожащая рука потянулась к бретельке белья, я понял, что погибаю. Давлюсь своей же горечью и помираю от вины.
Да потому что в голове язвой засела мысль, что девчонка не виновата в грехах отца. Блять!
Я сжал кулаки и сцепил зубы. Ангелина шарахнулась в сторону и, ударившись плечом о зеркало, прижала к груди комплект откровенного белья. Переведя взгляд в зеркало, я понял почему она испугалась — мой взгляд способен был убить — черный, как самая глубокая бездна на земле и несокрушимый, как Эверест. Шрам вздулся от напряжения, а скулы заострили черты и превратили меня из урода в чудовище.
Пошатнувшись, сделал шаг к девушке, но она, еще сильнее вжалась в стену, широко-широко распахнула глаза. Смотрела, не мигая и даже не дыша.
Вдыхая яд ее ужаса и глотая свою ненависть, низко и спокойно сказал:
— Жду тебя снаружи, Ангел. Ненавижу тряпки, ты уж тут сама, — я говорил мягко, вкладывая в голос столько актерской игры, сколько мог, но знал, что в моих глазах полыхает уничтожающий огонь. Наши взгляды с Кирсановой бодались, норовя каждого размазать по стеночке. — Халатик выбрать тебе? — добавил еще мягче, еще елейней. До противного натяжения в груди. Кровь в жилах не просто кипела, она жгла мне руки, рвала вены.
За что я тебя так ненавижу, Кирсанова? Я сам не понимаю. Наверное, ты тот смысл жизни, что дает мне дыхание. Горькое, но отрезвляющее.
Кирсанова, со свистом втянув воздух, медленно опустила дрожащие руки, одним движением притягивая взгляд к стройной точёной фигурке… и к повязке на животе.
— Будь добр-р, — голос её прозвучал прерывисто, будто каждую букву ей приходилось проталкивать через больное горло, — я была бы… признательна.
Я молча вышел и столкнулся с любопытным взглядом консультанта. Вот же, людям все надо знать!
Улыбнувшись через силу, попросил:
— Покажете, где у вас тут шелковые халатики? — я надвинулся на неё, и девушка испуганно попятилась. Да, видок у меня всегда страшный, это нормальная реакция. Пусть лучше сторонятся, чем садятся на голову и предают. — Мне нужна пара комплектов постельного белья, белые махровые полотенца и… — я оглянулся. В примерочной было тихо, будто Ангелина все еще стояла, не шевелилась и не дышала. — Добавьте к черному комплекту чулки.
После нескольких долгих минут, пока девушка с копной темных волосы рассыпалась сладостью привычной лести и показывала мне разные виды халатов, я смог не дергаться и даже не оборачиваться в сторону Кирсановой. Она будто сверлила в моём затылке дыру даже сквозь плотное полотно ширмы. Это будоражило, поднимало волоски на коже, заставляло сцеплять зубы, чтобы дышать более-менее ровно.
Я выбрал халатик нежного голубого оттенка.
— Подойдет к цвету глаз невесты, — зачем-то сказал я девушке. Она смущенно заулыбалась и повела меня к полкам с постельным, что дало мне пару секунд смягчить мимику на лице — от фальши уже подташнивало, или это от сотрясения, но меня мутило до темных мушек перед глазами.
Когда мы вернулись в зал, к кассе, и девушка занялась упаковкой наших покупок, я заметил краем глаза движение в примерочной, обернулся через плечо и прилип к полу.
Ангелина сдвинула ширму и вышла. Аккуратно, чтобы не задеть повязку, поправила на себе больничный халат. Волосы распушились и сияли мягким контурным светом от лампочки над ее головой, а глаза казались чистыми, небесно-лазурными и незапятнанными ненавистью.
Я даже отряхнулся на миг, прогоняя видение, отчего едва не свалился от головокружения. Она будто ангел в белом. Только крыльев не хватает.
Повернул с трудом корпус и шагнул к ней. Смогу ли? Должен. В мелочах можно проколоться, потому стоит играть по-крупному и сразу.
Подошел вплотную, завел ладонь ей на затылок, вплел пальцы в мягкие волосы и склонился к губам. Не целовал, нет, я ждал ответного хода. Ее встречной фальши. Мы оба нырнули в это болото и выберемся не скоро.
Глава 23. Ангел
Я думала, он набросится на меня, придушит на месте, таким ужасающим был потемневший взгляд Лютого. Таким обезумевшим. От потоков ненависти, исходящих от мужчины, я плавилась, и давно задохнулась бы, если бы не встречная ярость — моя.
Но Лютый вышел, практически вывалился из примерочной, будто боялся убить. Я горько усмехнулась: в моём чреве то, что даёт мне защиту от этого человека. Жаль, что не дарит возможности вообще не видеть его.
Вдруг захотелось оказаться дома. Вот в этот самый миг закрыть глаза и ощутить аромат ванильных пирожных, которые готовила на завтрак кухарка, растянуться на моей большой и мягкой кровати, обхватить огромного, в мой рост, подаренного папой на день рождения мишку. Я его маленькая большая девочка…
Губы скривились, во рту ощутила горечь. Больше не девочка. Скоро стану мамой, а, значит, придётся очень быстро взрослеть. Иначе как я смогу защитить своего малыша от урода, что травил меня одним лишь взглядом?
Вытерла слёзы и, накинув на новое бельё больничный халат, вышла из кабинки. Я справлюсь с любой задачей, не будь я Кирсанова! Побеждала в олимпиадах, выигрывала в соревнованиях… Сама! Без папиных денег — и свидетельство этому множество кубков и медалей в моей комнате.
В моей розовой комнате, которая осталась где-то в прошлой жизни. А сейчас я будто попала в другую реальность — в смертельную западню страшной сказки со своим личным чудовищем.
Когда я смотрела в примерочной в тёмную наполненную жаждой моей крови бездну глаз Лютого, понимала, что принцессу придётся оставить в той, прошлой жизни.
И когда Лютый подошёл ко мне и, тронув волосы, вдруг с улыбкой склонился, я застыла сжавшимся перед удавом кроликом. Мужчина замер в паре сантиметров от моих губ, а я во все глаза смотрела на уродливый, перечёркивающий всё его лицо шрам.
Интересно, чем можно оставить такой след? и как после этого можно выжить? Впрочем, какая мне разница? У меня всё равно нет столько сил, чтобы повторить это. Я медленно потянулась и, хоть отчаянно хотелось впиться зубами в мускулистую шею мужчины, запустить зубы в подрагивающую жилку, чтобы хлестала кровь…
Прикоснулась губами к его и, отстранившись, с леденящей даже меня саму улыбкой спросила:
— Попроси выслать счёт моему отцу… дорогой.
— Пожалуй, я должен доплатить ему, что такого ангелочка вырастил, — сказал он громко, чтобы слышала девушка-консультант, наклонился к моему уху и добавил: — Я лучше задавлю себя галстуком, чем возьму от твоего отца хоть копейку. Еще раз ляпнешь подобное — придется тебя проучить. Играй дальше, Ангелина, у тебя прекрасно получается, хотя я до сих пор не верю в твое счастье. Никто не поверит, — он поцеловал горячими губами мочку, прикусил ее немного и еще тише, ниже сказал: — Что будем с этим делать?
Я зажмурилась от отчаяния. Урод прав! Каждое моё слово сочится ядом ненависти, каждый взгляд пронизан страхом, каждое движение выдаёт, что я больше всего на свете хочу убежать от чудовища!
Но как?! Каждый миг с Лютым это как движение в тёмной комнате наполненное мечами, битым стеклом и змеями. Ради малыша я пошла на это, открыла дверь, вступила на опасный путь, но смогу ли я пройти по нему? На глаза навернулись слёзы, сердце сжало острой болью.
А в голове проносились суетливые белки панических мыслей, я будто шарила в той страшной комнате в поисках решения, рискуя напороться на острие или рухнуть на битые бутылки.
Я же играла в театре… Было мне шесть, и мама ещё была жива. Она сидела в первом ряду и с улыбкой хлопала в ладоши. После спектакля говорила что у меня талант…
— Девушка, — обхватив обеими руками огромную лапищу Лютого, я повернулась в консультанту. — А у вас есть… мужское бельё? Раз… любимый дарит мне такие красивые вещи, я тоже хочу сделать ему… приятное.