Филиппа прекратила созерцать качающиеся розы и опустила взгляд на свою мать. Девушка почти не сводила с нее взора, порой со смутным стыдом осознавая себя чем-то вроде новой надсмотрщицы. Мэри с наслаждением нюхала огненно-красный цветок, нежно взяв его в руки. Большинство любителей закрывают глаза, вдыхая запах, но эта женщина распахивала их пошире. Она предельно сосредоточилась, так что лицевые мышцы напряглись до боли, и стояла с отрешенным видом, недвижнее статуи, не замечая вокруг ничего, кроме розы в ладони.
Тут-то девушка и увидала незнакомца. Он вышел на тропу приозерного склона — невысокий седоволосый очкарик в обществе молодой слепой женщины и собаки-поводыря с кофейного цвета шерстью. Взгляды пересеклись, и губы Филиппы, лениво наслаждавшейся теплым солнечным днем, сами собой расплылись в улыбке.
Результат был весьма неожиданным. Мужчина остолбенел, расширив глаза от недоверчивого ужаса, потом круто развернулся и, подхватив спутницу под локоть, чуть ли не силой повлек ее прочь.
Дочь Мэри Дактон в голос расхохоталась. Не такой уж страшненький этот простофиля, чтобы ни единая девушка не улыбалась ему, хотя бы случайно. Или он принял ее за соблазнительницу, укрывшуюся в ароматных розовых зарослях?.. Филиппа проводила чудную парочку взглядом. Интересно, какие у них отношения — отца с дочкой? И как он теперь объяснит свое поведение? А может… Неужели они где-то виделись? В уме возникло что-то неотчетливое… Хотя, конечно, такое лицо трудно запомнить. И все-таки чувство смутного узнавания почему-то ее рассердило. Девушка уставилась в книгу, решительно выбросив чужака из головы.
15
— В чем дело? Что случилось? — испуганно промолвила Вайолет Хэдли. — С вами все в порядке?
Наверное, он слишком резко сжал ее локоть. Или же спутница уловила запах волнения и животного страха? Говорят, слепые наделены особым чутьем. Скейс намеренно сбавил шаг.
— Простите. Просто заметил кое-кого со своей бывшей работы. Не хотел заводить беседу.
Девушка молчала. Должно быть, решила, что Норман стесняется показаться с ней перед знакомым человеком. Скейс поспешил прибавить:
— Я всегда его недолюбливал. Надоеда еще тот, вечно лез не в свои дела — ну, вы знаете, как это бывает. Прилипнет, потом не отвяжешься.
— Похоже, он сделал вам очень больно, — мягко сказала Вайолет.
— Да нет. Не так уж… Просто… Я-то надеялся благополучно обо всем забыть, а тут он… Знаете, на этой клумбе такие красивые желтые розы. Непременно разыщу табличку и скажу вам, как они называются.
— Я знаю, — произнесла она. — «Сияние летнего солнца». Мужчине стоило большого труда взять себя в руки. Его мутило от досады. Убийца и дочь были вместе. Уже поворачивая, он заметил Мэри Дактон, склонившуюся над розовым кустом. Наконец-то Скейс нашел их — однако прежде связал себе руки. А ведь лучшей возможности нельзя и представить. Мог бы подобно девице занять скамью неподалеку и греться на солнышке, посматривая в их сторону одним глазом. В парке к вечеру становится все многолюднее. Ну а когда соберутся домой — нет ничего проще, нежели преследовать в подобной толпе, с его-то заурядной внешностью. В крайнем случае легко прибегнуть к помощи бинокля. Ими здесь многие пользуются. Отдыхающим нравится наблюдать за редкими видами водяных птиц. Время, место, удача были на его стороне — а он упустил их!
Поначалу Скейс даже подумывал оставить спутницу на скамье и скрыться, сочинив какую-нибудь отговорку, но тут же устыдился этой мысли. В конце концов, им обоим возвращаться в ту же гостиницу. Девушка будет ждать объяснений, и что он скажет? Мало того — Филиппа Пэлфри его увидела. Улыбнулась ему. И возможно, вспомнит при встрече.
Эта ее улыбка, при всей своей непосредственности, искренности, чистом, лишенном сексуального призыва дружелюбии, устрашила мужчину, ибо слишком уж походила на приглашение разделить с ней блаженство теплого дня, благоухание роз, телесную радость жизни. «Все мы люди и наслаждаемся одним и тем же», — как бы говорила она. Скейса вообще коробили подобные проявления человечности, тем более не ждал он их от дочери убийцы. Да, но вправду ли все так просто? Безмолвно шагая обратно в гостиницу, Норман силился подробно воскресить в памяти минуту, когда он наткнулся на взгляд Филиппы и в ужасе повернул прочь. Ведь он не обманулся? Девчонка улыбалась от удовольствия, и только… Не могла же она узнать мужчину, проникнуть в его замыслы? Лишь сумасшедший прочел бы в уголках этих растянутых губ согласие заговорщицы, разделенную тайну.
Одно верно: для Вайолет день оказался испорчен. А как хорошо все начиналось. Девушке понравился обед, и в парке им было весело. Норман вдруг понял, что ему легко с ней общаться. Миг — и мимолетное счастье разбито. Даже Арабика понуро плетется сзади с опущенным хвостом. Зато будет урок: отныне придется нести свое бремя в одиночку. Любая попытка вторгнуться в мир обычной взаимности, проявить заботу о ком-то и получить добрый ответ может стать роковой оплошностью. Пока не достигнута цель, расслабляться рано.
16
И вот наконец во вторник тридцать первого августа миссис Пэлфри вывела его на след. Утром Норман, как обычно, сидел у окошка, направив бинокль на двери шестьдесят восьмого дома. Хозяйка появилась на пороге как положено, в четверть десятого. Скейс отметил время по наручным часам. Хотя это не играло особой роли, мужчина привык запоминать каждое событие с точностью до минуты, словно вжился в образ книжного шпика. Что-то в наружности женщины заставило его насторожиться. Во-первых, наблюдатель не увидел ни продуктовой сетки, ни тележки для тяжелых товаров, только нелепую дамскую сумку гигантских размеров. Место привычного кардигана занял желтовато-коричневый пиджак непонятного покроя, чуть более длинный, чем требовала мода. Голову миссис Пэлфри окутывала бело-голубая шаль; при этом погода стояла теплая, и ветер еле слышно гудел за окном. Очевидно, женщина боялась испортить прическу. Но удивительнее всего были коричневые перчатки, придававшие странному наряду налет элегантности. Они-то и убедили мужчину, что это не простой будничный выход.
Не долго думая Норман схватил рюкзак и ринулся на улицу. Женщина опередила его всего на пятьдесят ярдов. Шагая за ней через мост Эклстон, Скейс начал волноваться, как бы дамочка не уехала на такси, но потом с облегчением увидел, как она сворачивает в подземку. Мужчина в панике зашарил по карманам, ожидая очереди за билетами, наконец отыскал два десятипенсовика, сунул их в автомат и просочился за хозяйкой шестьдесят восьмого дома через ограждение. На эскалаторе он держался как можно ближе, боясь, что беглянка сядет в уходящий поезд, однако, на свое счастье, еще не успев сойти со ступеней, услышал мерный удаляющийся гул. Следующая электричка подошла довольно быстро, и вагон был наполовину пустым. Норман занял место у самой двери, на расстоянии от миссис Пэлфри. А та напряженно сидела, пожирая глазами рекламные плакаты перед собой, уронив руки в перчатках на плотно сомкнутые колени. Вид у нее был крайне озабоченный и тревожный. Точно у человека, собирающегося с духом перед неприятным допросом или опасной операцией. Так по крайней мере почудилось мужчине, хотя, возможно, у него просто разыгралось воображение.
Женщина сделала пересадку, и Скейс проследовал за ней весь долгий путь по Северной линии, Бейкерлоо до станции Марилебон. Мисс Пэлфри так ни разу и не обернулась. Норман поднялся на эскалаторе, сжимая в ладони пятидесятипенсовую монету. Только бы контролер не отказался дать сдачу с такой суммы! Но все прошло как по маслу. Ему торопливо и неучтиво сунули в руку тридцать пять пенсов, и Скейс оказался за ограждением прежде, чем дама прошла половину вестибюля. Мужчина перевел дух, когда она снова проигнорировала короткую очередь у таксопарка и направилась в сторону Марилебон-роуд.
Тут Норман позволил себе слегка отстать. Путь надежно перекрывали несущиеся потоки машин и красные сигналы светофоров, а стоять вдвоем с женщиной на тротуаре казалось рискованным. Впрочем, как и не успеть пересечь дорогу вместе с ней. За несколько минут до следующего благоприятного сигнала миссис Пэлфри легко затеряется среди бурлящего движения Марилебон-роуд… И опять все получилось безупречно. По-прежнему не замечая незнакомца, который шел в нескольких ярдах от нее, хозяйка шестьдесят восьмого дома свернула на Сеймур-плейс.
Так вот куда она держала путь! Внушительное здание с изысканным резным гербом над карнизом. «Городской суд по делам несовершеннолетних» — гласила табличка над входом. Женщина исчезла за двойной зеленой дверью, сквозь которую доносился гам детских голосов, нестройный и пронзительный, будто на школьном дворе.
Скейс прошелся, обдумывая следующий шаг. Та, за кем он следит, явно не относится к разряду малолетних нарушителей или их ближайших родственников. Стало быть, она либо свидетельница, либо член городского магистрата. В последнее как-то не очень верилось, однако при любом раскладе трудно будет узнать, когда она снова появится. В конце концов мужчина решительно вошел и спросил у дежурного полицейского, можно ли присутствовать на слушании. В ответ раздалось вежливое «нет»; в подобных судах широкая публика не допускается. Норман поспешил объяснить:
— Моя подруга, ее зовут миссис Йелланд, проходит свидетельницей по одному делу, забыл название. Мы условились встретиться, когда все закончится. Вы не подскажете, когда мне лучше зайти?
— Смотря по какому делу, сэр. Тут ведь сегодня проводится не одно заседание. Если будет выступать зашита, слушание затянется. В любом случае раньше вечера можете не ждать свою знакомую.
Мужчина возвратился на Марилебон-роуд и, присев на скамью автобусной остановки, пораскинул мозгами. Есть ли смысл убивать время, пока не выйдет миссис Пэлфри? По зрелом размышлении это показалось ему разумным. Действительно, если его догадки верны и убийца с дочерью живут где-то здесь, возле Риджентс-парка, значит, приемная мать девушки впервые очутилась поблизости и, возможно — как знать? — не уст