После этого случая Жереми Кертон посоветовал своей молодой ассистентке – ни много ни мало – поступать на медицинский факультет. Она не восприняла этого всерьез, но доктор не отступал. Он предложил помочь с оплатой обучения, которое обещало быть длительным и затратным, и даже согласился при необходимости присматривать за ее дочкой, двухлетней малышкой Астрид.
И для Жермен настали чудесные времена. Десять прекраснейших лет ее жизни, наполненных захватывающими событиями в профессии и не менее приятными – в личной жизни. Идиллические отношения между ней и доктором переросли в глубокое чувство, многократно усиленное общей страстью к медицине. Как только Жермен получила диплом, они стали работать вместе. То было начало шестидесятых. Контрацептивные таблетки только-только появились в Америке, произведя переворот в отношении женщин к материнству, и первые службы по планированию семьи стали появляться и во Франции. Жермен самым естественным образом включилась в это движение: ратовала за право женщины свободно распоряжаться своим телом и, не будучи феминисткой в узком смысле слова, в профессии придерживалась тех же принципов, проведя несколько абортов. Она получала от работы огромное удовольствие, отдавала ей и пациенткам все силы в ущерб семейной жизни, которая, надо признать, всегда была у нее на втором плане. И если Жереми это понимал, потому что видел, насколько его спутница жизни увлечена своим делом, то Астрид ревновала мать к работе и весьма эмоционально это демонстрировала. Было бы несправедливо утверждать, что Жермен не любила дочь, но желание преподать ей пример и привить правильные ценности – уверенность, что мужчина и женщина равны во всем и что женщине необходимо иметь работу и хорошо ее выполнять, чтобы чувствовать себя уверенно и независимо, – всегда определяло ее решения и профессиональный график.
Этот прекрасный период закончился внезапно – с анонимным доносом об аборте, который она сделала несовершеннолетней дочке судьи. Жереми поддерживал ее, как мог, но мир Жермен рухнул за какие-то жалкие недели: суд приговорил ее к крупному штрафу и годичному тюремному заключению. Кроме того, ей запретили заниматься медицинской практикой. Пожизненно. Она думала, что не переживет этого, и трудно сказать, которое из трех наказаний казалось ей тогда самым жестоким. Четвертое не заставило себя ждать, и оно оказалось убийственным: процесс освещался в газетах, и супруг Жермен, с которым она все еще состояла в официальном браке, узнал, где она теперь живет. Как говорится, беда не приходит одна… Муж явился, когда Жермен уже была в тюрьме, и узнал о существовании Астрид. Девочке на тот момент было почти тринадцать, и она была так похожа на биологического отца – почти точная копия, – что, едва увидев ее, он уже не сомневался в своем отцовстве.
Меч рубанул Жермен по шее, когда она была не в состоянии защищаться. Жереми пытался воспротивиться решению суда, которое последовало: ввиду того, что Жермен отбывает тюремный срок, права опеки над дочерью передаются ее родному отцу. Все напрасно. Скоро было объявлено о разводе, и теперь уже бывший муж Жермен стал единственным опекуном ребенка. Астрид переехала жить к отцу, о чьем существовании до этих событий не подозревала, и очень скоро душевная травма переродилась в глубокую обиду и даже враждебность по отношению к матери – за то, что скрывала правду об отце и что бросила ее в момент, когда она больше всего в ней нуждалась. То, что мать в это время была в тюрьме, ничего не меняло.
Отбыв наказание, Жермен поняла, что потеряла все. И только Жереми по-прежнему был рядом и был ей верен, хотя очарование первых совместных лет давно ушло. Клиентуру нужно было сохранить, поэтому он убрал из объявлений и документов имя своей компаньонки, чье присутствие могло повредить репутации кабинета. Разумеется, она могла бы остаться с ним, вернуться на место ассистентки и получать свою долю дохода от консультаций, и, учитывая судимость, это было лучшее, на что она могла рассчитывать. Жермен прекрасно это понимала, благо ее характер не допускал компромиссов даже для себя самой, и все же такая жизнь представлялась ей ужасающе пустой. Все, что заставляло ее сердце биться, у нее отняли, ничего не осталось. Вернувшись к работе ассистентки, она могла бы, по меньшей мере, общаться с миром медицины – этой вселенной, которая заполняла собой ее лучшие годы, занимала собой все ее мысли… Быть может, в жизни случались бы и счастливые моменты, она бы чувствовала себя кому-то полезной…
Несмотря на потребность в самостоятельности и мятежный нрав, Жермен была готова воспользоваться этим шансом, если бы не цена, которую за это нужно было заплатить. Она ужасно скучала по дочке, и несправедливость этой разлуки казалась просто невыносимой. Астрид шел пятнадцатый год, она перестала быть ребенком и на всех парах входила в трудный подростковый возраст. Жила она теперь у отца, в сотне километров от кабинета. И если бы Жермен вернулась на должность секретаря, то работа и все, что с ней связано, заставило бы ее поставить крест на возможности общаться с дочкой, сблизиться с ней эмоционально.
Поэтому-то она и отклонила предложение Жереми, предпочтя еще раз взвалить на плечи бремя судьбы, чем довольствоваться жалкими крохами счастья. Решила направить всю свою энергию на исправление ошибок, которые еще можно было исправить, и открыто признать свои прегрешения. Она покинула любимого мужчину, свой дом, свой город, свой мир и вернулась обратно по той же дороге, что и пятнадцать лет назад, в надежде восстановить утраченную связь с ребенком.
К несчастью, оказалось, что результат не стоил такого отречения. На первых порах Астрид отказывалась от общения с матерью, которая, как ей представлялось, испортила ее детство своим чрезмерным и даже противоестественным стремлением к независимости. Жермен уверяла себя, что девочка попросту попала под влияние отца, и цеплялась за идею, что скоро придет день, когда Астрид станет совершеннолетней и сможет сама принимать решения. Вот тогда-то они и воссоединятся, наверстают упущенное…
Но ничего подобного не произошло. Ни годы, ни жизненный опыт не сделали Астрид снисходительнее по отношению к матери. Да, Жермен Дэтти с некоторых пор стала получать от дочери некоторые знаки внимания, однако отношения между женщинами навсегда остались прохладными и отстраненными, лишенными нежности и взаимопонимания.
Хуже того, в свои двадцать два Астрид вышла замуж за офисного служащего и до двадцати семи лет успела произвести на свет троих детей. И бросила работу, чтобы заниматься семьей. Подобное вопиющее отсутствие у дочери амбиций и скудость устремлений Жермен воспринимала весьма болезненно и на каждом этапе взрывалась возмущением, пыталась наставить ее на единственно правильный путь – путь личной независимости, который проходит, в числе прочего, через финансовую независимость.
Усилия, потраченные зря…
И Жермен Дэтти превращается в противную пожилую даму, которая вечно всем недовольна и к тому же постоянно на взводе. Но, по крайней мере, у нее еще остались спасительные силы, чтобы питать постоянные конфликты – мелкие стычки и масштабные идеологические сражения, море поводов для ворчания, порицания, протестов и критики; и она все еще была женщиной, танцующей с жизнью, пускай и невпопад.
Но вот настал день, когда после жесточайшей перепалки с Астрид Жермен вдруг осознала весь масштаб катастрофы. Незыблемые принципы, определявшие ее поведение после выхода из тюрьмы, – те самые, что помогали ей держать удар в эти трудные времена, – разбились вдребезги: жить ради дочки; учить ее не терять надежду, какие бы испытания судьба ни посылала; воспитывать в ней силу и мужество перед лицом трудностей; доказывать ей свою любовь не словами, а делами; высоко держать голову при любых обстоятельствах; твердо стоять на ногах в любую жизненную бурю…
В тот день, оставшись одна в своей квартире, она долго стояла в гостиной и не могла найти стóящей причины, чтобы двигаться вперед.
И тогда она села в кресло и в нем осталась.
С тех пор Жермен Дэтти встает от случая к случаю, когда того требуют обстоятельства. Она стала мертвым грузом для общества, бременем для социальных служб и объектом постоянной заботы для своей дочери. Ее инвалидность так и не была подтверждена докторами, поэтому Астрид ежемесячно выделяет деньги из своего бюджета, чтобы оплатить домашнюю помощницу для матери. И если каждое утро она приходит к ней, чтобы поднять ее с постели и одеть, то делает это из чувства долга, а вовсе не потому, что любит.
За несколько лет Жермен Дэтти окончательно замкнулась в себе, своей обиде и враждебности ко всему миру.
Но сегодня, сам того не осознавая, просто высказав предложение сдаться полиции, чтобы оградить мать от адских мук панического бегства, Тео пробудил в ее душе лучик надежды – по мнению Жермен, навсегда угасшей.
Может, сегодня – и есть тот день, когда она сможет наконец поквитаться с судьбой?..
Небель
Лейтенанту улыбается удача: минуту назад он получил телефонный звонок из пансионата для престарелых, расположенного в пятидесяти километрах от того места, где сейчас находится. Рассылка примет Алисии Вилер и ее сына приносит первые результаты: какой-то служащий в доме престарелых узнал на фото племянницу одного из пансионеров, мсье Франсиса Вилера. Эта дама побывала в заведении вскоре после полудня и увезла своего дядюшку на прогулку.
Само собой разумеется, дежурной рецепционистке она пообещала, что к вечеру привезет старика обратно, но с тех пор о них ничего не известно.
Наконец-то Алисия Вилер допустила ошибку! Небель потирает руки и в который раз всматривается в карту региона. Быстро находит пансионат и, руководствуясь логикой, выбирает маршруты, по которым могут следовать беглецы. Если исходить из предположения, что Алисия Вилер хочет уехать из страны, – то, что она забрала с собой отца, только подтверждает эту гипотезу, – перед ней открываются две дороги: одна ведет в Бельгию, другая – в Германию.