— Сначала союз, — отрезал он сурово, ткнув пальцем в сторону постели.
— Что, вот так сразу? — выпучила я глаза. — Я так не могу, это не по-человечески, даже…
— На тебя не угодишь, — разозлился он. — Короче, либо мы крепим союз, либо…
— Ладно, ладно, — забеспокоилась я и стала стягивать платье, одумалась и попросила: — Отвернись.
— Еще чего? Нет уж, привыкай быть на глазах.
— Черт знает что такое, — злилась я, раздеваясь и с томлением на него поглядывая.
Он подошел, обнял меня, потом отстранился, погрозил пальцем и заявил:
— Не вздумай опять огреть меня чем-нибудь, тогда уж я тебя точно убью…
После этого мы стали крепить союз. Судя по потраченному времени и усилиям, он обещал быть нерушимым и вечным, как китайская стена.
В комнате стемнело, Пашка лежал, свесив с постели голову и вроде бы спал. Поверить в такое счастье я сразу не могла и позвала осторожно:
— Пашка…
— У-у, — промычал он.
— Нас алмазы ждут.
— Подождут, — ответил он.
— Мы на дачу хотели.
— С утра поедем.
— А разве нам не опасно находиться в моей квартире? — закинула я удочку.
— Не бери в голову, я с тобой, — пробубнил он.
— Тогда спокойной ночи. — Я повернулась к нему спиной и задышала ровнее.
Он должен был решить, что я засыпаю. Вместо того чтобы крепко уснуть, Пашка вдруг приподнялся и заглянул мне в лицо.
— Ты чего? — удивилась я.
— Думаю, надо принять меры безопасности.
— Замок проверить?
— Не-а. — Он встал, выдернул из своих брюк ремень и подошел ко мне.
Я села, глядя на него с недоумением. Он извлек из-под одеяла мои ноги, сделал из ремня петлю и стянул ее на моих лодыжках.
— Ты что? — испугалась я.
— Принимаю меры, — пояснил он, пристегивая ремень к ножке кровати, причем таким подлым образом, что дотянуться до него я никак не могла. От злости я заревела, глядя на свои беззащитные ноги.
— Я не могу спать в таком положении, — прошептала я. — Я сплю, свернувшись калачиком, а так меня будут мучить кошмары. Лучше свяжи мне руки.
— Со связанными руками спать еще кошмарнее. Я один раз попробовал, так наутро, не поверишь, думал, рук лишился вовсе.
— Как ты можешь так поступать со мной? — начала я канючить. — И это после того, как мы плодотворно скрепили наш союз. Где у тебя совесть?
— Я ее дома прячу, вдруг свистнут, времена такие…
Он сел в моих ногах, посматривая на меня с большим удовольствием, я горько плакала, глядя на свои лодыжки.
— Ты боишься, что я сбегу? — спросила я, убедившись, что слезы на него не действуют.
— Конечно, — согласился он.
— Но мы же все решили… и скрепили. Как же можно идти на опасное дело с человеком, которому не веришь? Твое недоверие для меня оскорбительно и рождает сомнения в твоей собственной искренности. Ты понимаешь, о чем я говорю? — сообразила спросить я.
— Понимаю: ты хочешь, чтобы я тебя развязал.
— Ну так развяжи, — начала я злиться.
— Тут такое дело… В принципе я тебе верю, но кое-какие сомнения у меня все-таки остались.
— Тебе надо научиться доверять мне…
— Да я и сам так думаю… Вот если сейчас еще немного скрепить наш союз, а потом крепить и крепить постоянно, то сомнения начнут потихоньку исчезать. Ты как считаешь?
Я уставилась в его физиономию, силясь отгадать: издевается он надо мной или вправду такой придурок?
— Если ты будешь меня привязывать, я сбегу просто из принципа, — вздохнув, сказала я.
— Дай слово, что не удерешь, — ухмыльнулся он.
Я подумала и кивнула.
— Не удеру. Хоть ты и придурок, но мне нравишься.
— Я так и знал, — тоже кивнул он. — Только без всяких глупостей: я уже был три раза женат и в четвертый мне совершенно не хочется.
— На что ты мне нужен? — возмутилась я.
— Все так говорят… сначала, а потом спасу от вас нет.
Утром зазвонил будильник, последний раз он проделывал такое полтора года назад, когда я еще ходила на работу, — подло будил по утрам в самый неподходящий момент. Я вскочила, хлопнула по крышке и только после этого сообразила, что уже давно нигде не работаю. Пашка на будильник не реагировал, спал как убитый, сунув голову под подушку и вроде бы постанывал. Я с ехидством подумала, что, крепя союз, он малость переусердствовал и теперь, кроме стонов, ни на что не годен.
Повертев в руках будильник и силясь отгадать, с чего это он решил зазвонить, я сунула его под подушку и осторожно прошла в ванную. После минутного размышления, решила включить душ: если Пашку не поднял будильник, можно не беспокоиться. Одевшись и приведя себя в порядок, я на цыпочках вернулась в комнату, извлекла из-за ковра свои ценные вещи и сложила их в сумку. И тут же затылком почувствовала настойчивый взгляд. Осторожно повернулась и увидела, что Пашка одним глазом с любопытством наблюдает за мной из-под подушки. Вот ведь гад… Сделав вид, что этого не замечаю, я отыскала сумку побольше и из «темнушки», где у меня, за неимением шифоньера, лежит одежда, собрала кое-что из самого необходимого. Потом прошла в кухню, заварила две чашки кофе, поставила их на поднос и отправилась будить любимого.
— Паша, — пропела я ласково, садясь рядом и даже поцеловала его в плечо для большей убедительности.
Он высунул голову из-под подушки и хитро прищурился.
— Кофе в постель? — спросил, продирая глаза. — Это как раз то, что мне нравится в семейной жизни. Заметь: единственное.
«Чтоб ты им подавился!» — мысленно пожелала я. Кофе мы выпили, я включила приемник, желая получить заряд бодрости с самого утра, и заявила с ласковой улыбкой:
— Завтрака не будет, холодильник пустой.
Пашка сел поудобнее, подтянул меня к себе и спросил с ехидством:
— Сбежать хотела?
— Когда? — удивилась я.
— Сейчас. Я же видел, хотела.
— Если ты не можешь не думать обо мне гадости, давай разойдемся по-хорошему. В конце концов, это обидно.
— Ладно, завари еще кофе.
Я убрела в кухню, слыша, как Пашка включил приемник на полную громкость. Как раз играли старый рок-н-ролл. Вернувшись с кофе, я замерла с открытым ртом: Пашка, в одних трусах, лихо вытанцовывал на моей кровати. Надо признать, танцевал он классно. Я наблюдала за его выкрутасами с некоторой завистью, поэтому, когда он махнул рукой, приглашая присоединиться, мысленно чертыхнувшись, я запрыгнула на кровать. В общем, мы нашли ей еще одно применение, раньше я и не знала, что на кроватях танцуют. Музыка кончилась, мы рухнули на подушки, обнялись и попробовали отдышаться. Странно, но жизнь почему-то радовала.
— Хорошо танцуешь, — заметила я. — Зачем тебе карты? Ты мог бы зарабатывать танцами.
— До чего подлый мент, — покачал головой Пашка. — Выдумать про меня такое. В карты мне везет, а за шулерство, между прочим, морду бьют.
— Когда мы в первый раз встретились, она у тебя как раз была разбита.
Он нахмурился и спросил:
— Не знаешь, почему мне так хочется врезать тебе?
— Знаю: потому что ты совершенно невоспитанный и несдержанный тип.
— Скажи честно, свинтить хотела?
— Хотела.
— Чтобы поиски были плодотворными, мне надо думать о деле, а не тебя пасти.
— Я не сбегу.
— Почему это вдруг? — заинтересовался он.
— Мне нравится, как ты танцуешь, — ответила я и добавила серьезно: — А еще я хочу узнать, что случилось с Алькой.
Мы одевались, когда Пашке позвонили, он извлек из пиджака свой сотовый, сказал: «Ну», — и стал слушать, глядя на меня с некоторой суровостью, потом бросил: «Пока», — и продолжил меня разглядывать, играя трубкой.
— Кто звонил? — проявила я любопытство.
— Дружок.
— Плохие новости?
— Попробуем жить с плохими новостями.
Мне это не очень понравилось.
— Наверное, мне надо идти в милицию, — минут через пять сказала я.
— Накапать им, что их мент — убийца?
— Конечно.
— Не советую. Сама говоришь, что он какой-то там герой. Кому поверят больше? Шальной бабе, которая даже лица убийцы не видела, или честному менту? А вот свидетелем сразу же станешь опасным, соображаешь?
Я поежилась.
— Что же тогда делать?
— Поедем на дачу к твоей подруге. Посмотрим, авось и разберемся, что к чему.
И мы поехали на дачу.
Пашкина машина стояла в соседнем дворе, он велел прихватить сумку, заявив, что в ближайшее время я вряд ли смогу вернуться в свою квартиру.
— Странно, что Миша, то есть мент, не приехал ко мне, — размышляла я вслух по дороге на дачу. — По-моему, не обнаружив меня в своей квартире, он должен был отправиться на поиски.
— Вряд ли ему пришло в голову, что ты преспокойненько сидишь у себя. Если он ничего не заподозрил, значит, считает, что тебя в очередной раз умыкнули, а если заподозрил — думать, что ты прямиком отправилась к себе, и вовсе глупо. Нормальный человек в такой ситуации должен прятаться…
— А мы, выходит, ненормальные?
— Про тебя и разговора нет… Ладно, не злись, а то морщины на лбу появятся. Где сворачивать?
Я объяснила, и через десять минут мы тормозили на развилке.
— Значит, так, — сказал Пашка. — Я иду на разведку, собираю сведения, а ты наблюдаешь за дачей подруги. Отсюда ее хорошо видно?
— Не очень.
— Найдем удобную позицию. Дерево видишь? Заберешься на него и будешь наблюдать.
— За домом?
— Конечно. Только повнимательней.
— Может, лучше подъедем к дому и все осмотрим? — предложила я.
— Нет, не лучше. Делай, что говорят. И ворон не лови.
— Я не умею лазить по деревьям, — запаниковала я.
— Я тебя подсажу.
Через несколько минут, ободрав колени, я устроилась на толстом суку и стала смотреть на Алькин дом.
— Теперь хорошо видно? — спросил Пашка.
— Хорошо, — огрызнулась я.
— Вот и наблюдай.
Он сел в «БМВ» и рванул по проселочной дороге, подняв облако пыли.
Два с половиной часа я исправно пялилась на дачу. Совершенно ничего не происходило. Дом выглядел каким-то заброшенным, ни одного живого существа в радиусе пятисот метров. Сидение на дереве стало казаться мне глупым. Наконец появился Пашка, вышел из «БМВ», постоял, задрав голову, и спросил: