— А как же Алька?
— И этим займемся. Но сначала Кочан. Не люблю, когда меня бьют по голове.
Вот тут и зазвонил телефон. Я вздрогнула и уставилась на Пашку.
— Ответить? — спросила я шепотом.
— Конечно, — вроде бы удивился он.
Я подошла и сняла трубку.
— Таня? — Мужской голос показался мне незнакомым.
— Слушаю, — жалобно ответила я.
— Это Самохин. Здравствуйте. Никак не мог дозвониться…
— Я отсутствовала… некоторое время.
— Вот оно что… Неприятности?
— Как вам сказать… Сегодня уже лучше, чем вчера.
— Беспокою вас вот по какому поводу: я беседовал с Владимиром Дмитриевичем, мы с ним большие приятели… Я убедительно просил оставить в покое вас и вашего друга, кажется, его фамилия Беребесов.
— А кто такой Владимир Дмитриевич? — удивилась я.
Самохин вроде бы растерялся, а подошедший Пашка, припав ухом к трубке, постучал мне по лбу и зашипел:
— Вовка Кочан.
— А-а, — обрадовалась я. — Большое спасибо. У нас как раз появилась ностальгия по родным местам, я имею в виду квартиры.
— Рад был помочь, — сказал он, а я еще раз поблагодарила.
Вроде бы разговор иссяк, но вешать трубку Самохин не спешил.
— Вам удалось что-нибудь узнать об… Алле? — наконец решился он.
— Нет, — с сожалением ответила я. — Масса домыслов и предположений, но ничего не выстраивается.
— А вам не пришло в голову, что все крайне просто? — вкрадчиво спросил Самохин. — Владимир Дмитриевич все-таки сказал мне, кто просил его избавить от вас.
— Кто? — удивилась я.
— Виктор Сергеевич Гришин, муж Аллы. — В этом месте я рухнула на постель и, кажется, лишилась дара речи. — Думаю, нам с вами все-таки придется пойти в милицию, — закончил Самохин.
Я что-то промямлила в ответ и повесила трубку.
Пашка топтался рядом и явно страдал от любопытства.
— Господи, какая же я дура, — покачала я головой.
— Согласен, а что дальше? — обрадовался он.
— Как глупо… — запричитала я, некоторое время пристально разглядывая ковер под ногами. — Если бы все так не перемешалось, я, наверное, поняла бы это сразу…
— Конечно, — кивнул Пашка. — Ты вообще толковая девчонка.
Я его не слушала, продолжая думать вслух:
— То, что Алька была любовницей Сережи, спутало все карты. Мы упорно считали, что убийства связаны между собой. А все было проще простого…
Я еще немного посидела, почесала нос, тяжело вздохнула и набрала Витькин номер. Трубку он снял сразу.
— Витя?
— Слушаю. — Голос то ли пьяного, то ли больного.
— Это Таня. Я сейчас у себя дома, ты не мог бы приехать? — спросила я.
— А что случилось? — заинтересовался он.
— Хочу поговорить… Мне все эти дни не дают покоя два вопроса: почему собака не лаяла, а выла? И еще: почему сотовый не звонил в среду? Ведь ты искал жену, чего же проще: набрать номер и…
— Я приеду, — подумав, устало произнес Витька. — Минут через двадцать.
Павлик хлопнул себя по ляжкам.
— Теперь ясно, почему «Ауди» оставили на стоянке, — обрадовался он. — Жалко ему тачку было, хорошая тачка, дорогая…
— Лезь в шкаф, — заявила я.
— В какой? — выкатил глаза Пашка.
— Он один. Между прочим, большой, тебе там будет удобно. Можешь на чемоданах устроиться.
Я подвела его к «темнушке».
— А не проще ли вызвать милицию? — предложил он.
Меня это, признаться, удивило.
— Вызовем, — заверила я. — Только сначала я хочу с ним поговорить…
Пашка сурово нахмурился, но в шкаф залез.
Я прикрыла дверцы и подошла к окну. Витька приехал на такси. Позвонил в дверь. Стоял на пороге и смотрел больными глазами. За эти дни он сильно постарел и выглядел совершенной развалиной.
Странно, никакой ненависти к нему я не ощутила, скорее жалость.
— Проходи, — сказала я.
Он вошел, огляделся и сел на кровать, другого места просто не было. Вздохнул, опять посмотрел на меня, сцепил пальцы замком, руки мелко дрожали.
— Хочешь чаю? — предложила я.
— А коньяк у тебя есть?
— Не знаю. Сейчас посмотрю.
Коньяк нашелся, я принесла рюмку и протянула Витьке. Он выпил залпом, вернул рюмку мне и спросил, пряча глаза:
— Чего ты там говорила про вопросы?
Я села на подушки, возле его ног, взяла за руку и тихо позвала:
— Витя… где Алька? Ее надо похоронить по-человечески. Нельзя, чтобы она где-то лежала… Ты слышишь меня?
Он закрыл глаза ладонью и заплакал. Горько, вздыхая и всхлипывая.
— Где она? — повторила я еще тише.
— В лесу, на опушке, возле развилки, рядом с кустом бузины.. Они там вместе: Алька и Норд… Она мне каждую ночь снится… все опять точно заново. Я вхожу, и она лежит в постели .. Я ведь уж давно знал и поехал за ней. Машину спрятал в лесу и пошел… Если бы она стала оправдываться или все отрицать… а она смеялась. Я не знаю, как… честно, я даже не помню, как все произошло: я схватил эти колготки, а опомнился, только когда приехал Самохин, он под окном сигналил. Я испугался и спрятался в кладовке. А потом… я… я подумал, может, удастся как-то избежать… я был точно в беспамятстве… Появился Норд, Алька его отпустила, и он где-то носился… я как раз грузил ее в машину. А он завыл так жутко… ты не понимаешь, ты не можешь понять, что я чувствовал… Не помню, как доехал до леса. Я даже не думал, что меня может кто-то увидеть. Вырыл яму и… Они там… я помню место, я покажу.
— Зачем ты хотел убить меня?
— Я боялся. Ты все знаешь. Про эту встречу на даче и вообще про Алькины дела. Заставишь Самохина идти в милицию, а у меня на время убийства нет алиби. В общем, когда я узнал, что на фабрику ездила ты, а не Алька, очень обрадовался. Выходило, что в то время, на которое у меня нет алиби, Алька была еще жива.
— И «Ауди» со стоянки забрал ты?
— Я, — кивнул он. — Чтобы все решили, что это сделала Алька.
— А свой «Фольксваген» зачем разбил?
— Я испугался. Ночью кто-то его обыскивал. Я подумал: ты. А вдруг там осталась кровь или еще что-то, чего я не заметил, ведь Альку я перевозил на нем. И столкнул машину с обрыва, а в милицию заявил, что угнали.
— На даче одновременно со мной был ты?
— Я. Следил. А когда ты колготки нашла, очень перепугался. Не мог понять, как я их там оставил… Слушай, я не хотел тебя убивать, то есть я пытался, но мне совсем этого не хотелось…
— Витька, когда ты включил газ, ты не мог не знать, что твоя сестра погибнет вместе со мной…
— Я не подумал… я был в таком состоянии, что ничего не понимал. Когда толкнул тебя там, над обрывом, и когда включал газ, я просто не понимал… Я так надеялся, что все это как-нибудь прекратится… Если честно, я рад, что все рассказал тебе. Я рад. Все эти дни я не знал ни минуты покоя… я… Что это? — вдруг испугался он и кивнул за мою спину, я обернулась и тут же почувствовала на шее тонкую веревку, охнула, попыталась закричать, но ничего не вышло. «Вот так Витенька!» — успела подумать я, тут дверь «темнушки» с треском распахнулась, и появился Пашка.
— Мужик, у нас так не шутят, — рявкнул он и въехал растерявшемуся Витьке ногой в лицо.
Тот упал на одну из подушек и затих, а я вскочила и бросилась к телефону звонить в милицию.
К тому моменту, когда они приехали, Витька успел очнуться, вел себя тихо, сидел на кровати, прикрыв лицо руками, и то ли плакал, то ли просто вздыхал.
Увидев милиционеров, резко поднялся и сказал:
— Слава богу, все кончилось…
Что ответить на это, я не знала и заревела.
— Пашка, а ты кого больше любишь: меня или алмазы? — спросила я.
Он приподнялся на локте, заглянул мне в лицо и удивленно поинтересовался:
— А разве я тебя люблю?
— Да ладно прикидываться, — разозлилась я. Пашка встал с постели, натянул штаны и закурил, после чего устроился на полу и уставился на меня. Я презрительно фыркнула и добавила: — Прекрати корчить из себя крутого. Я прекрасно знаю, что ты мелкий жулик.
— Мент, подлюга, — разозлился Пашка. — Чтоб его черти слопали…
— Наверное, уже слопали, — подумав, согласилась я.
— Я хотел тебе сказать, — начал Пашка необычайно серьезно. — После того как ты мне в бане по башке бутылкой съездила, я Толика отрядил в один дачный поселок, в тот самый, где живет твоя мама.
— И что? — удивился я.
— Ничего. Толик вроде бы дом хотел купить и вовсю общался с народом. Выяснил, что у твоей мамы две дочки, и одна на днях отбыла в Израиль, откуда прилетала навестить родных. Толик отправился к твоей маме, представился выпускником тридцать восьмой школы, которая в следующем году отмечает юбилей и приглашает всех бывших учеников на торжественный вечер. Мама твоя нисколько не удивилась, обещала передать приглашение Леночке, посетовала, что та вряд ли сможет приехать, потому что в мае у ее свекра тоже юбилей, и она, конечно, останется с семьей. Толик поинтересовался: как жизнь в Израиле, на что мама ответила: чистый сахар. Леночка живет хорошо и обещает жить еще лучше. Жаль только, высшее образование дочке не пригодилось: она нигде не работает, что неудивительно при такой родне. Муж трудится у папаши, который прямо сказочно богат, что тоже неудивительно, раз папаша ювелир, имеет три больших магазина и несколько маленьких. Когда я все это сложил и склеил, мне многое стало ясно.
— Так ты с самого начала знал? — ахнула я. — Врал, притворялся… Ну, надо же, мерзавец… И ведь как врал… ни в жизнь бы не подумала, что прикидываешься. — Я схватила подушку и запустила ее в Пашку. — Убирайся, негодяй! Так меня обманывать…
Пашка от подушки увернулся, маятно посмотрел на меня, потом вздохнул и махнул рукой.
— Ох, какой ты Павел… — покачала я головой. — А зачем ты мне это рассказал? — сообразила спросить я.
— Я не рассказывал, я ответил на вопрос, — усмехнулся он.
— Слушай, но, если ты с самого начала все знал, зачем со мной болтался, ведь тебе от этого не намечалось никакой выгоды, — озадачилась я.
— Крепил союз, — заявил Пашка. — И надеялся, что если очень повезет, смогу его за это время так скрепить, что ты не свинтишь в свой Израиль.