Эрин баюкала его на коленях. Стащив с себя кожаную куртку, Джордан укутал Томаса, худенькое тело которого начала сотрясать неконтролируемая дрожь.
Рун навис над Распутиным.
– Мы забираем отрока. Ты заслужил свое прощение, но здесь наши дела заканчиваются.
– Нет, – возразил Распутин. – Боюсь, что нет.
Сквозь арки со всех сторон в комнату входили все больше стригоев, присоединившись к горстке уже находившихся там, быстро оставив их группу в меньшинстве. У многих в руках было автоматическое оружие.
Сангвинисты сгруппировались, чтобы встретить угрозу плечом к плечу.
– Ты нарушишь свое слово? – спросил Рун.
– Я едва не подбил на это тебя, ты ведь почти отказался от моего дара, – ухмыльнулся Распутин. – Но, сдается мне, Эрин моя уловка обвести вокруг пальца не смогла. Что только осложняет твое решение, Рун.
– Какое еще решение?
– Я сказал Бернарду, что отдам мальчонку Женщине Знания, – он взмахом руки охватил и Эрин, и Батори. – Так которая ж это из бабенок? Выбирать тебе.
– Зачем?
– Пророчество, чай, бает лишь об одной Женщине Знания, – заявил Распутин. – А липовой, стало быть, тут и помереть.
Джордан встал, заступая собой Эрин.
При виде этого движения Распутин улыбнулся.
– Оно и понятно, что Воитель Человечества выберет свою барышню, повинуясь не разуму, но сердцу. Но ты-то, дражайший мой Рун, ты-то Рыцарь Христов. Тебе и выбирать. Кто ж из них истинная Женщина Знания? Какой из бабенок жить? Которой помереть?
– Я не стану пособником твоих злодейств, Григорий, – уперся Рун. – Я не стану выбирать.
– Дык это тоже выбор, – заметил Распутин. – Да прелюбопытнейший!
Монах хлопнул в ладоши. Его стригои взяли оружие на изготовку.
А Распутин повернулся к Руну:
– Выбирай, или я прикончу обеих.
21 час 44 минуты
Рун переводил взгляд с Элисабеты на Эрин и обратно, наконец постигнув, какую волчью яму вырыл для них Распутин. Этот монах, как паук, плетет тенета из слов, чтобы изловить жертву и вволю поиздеваться над ней. Теперь он понял, что Распутин пришел сюда не только ради обещанного Бернардом отпущения грехов, но и чтобы помучить Руна. Этот русский отдаст отрока, но прежде вдоволь поизмывается над Руном.
Разве могу я выбрать?
Но когда на весах участь всего мира, разве может он не выбрать?
Рун увидел, как по снегу пролегает линия фронта: стригои по одну сторону, сангвинисты – по другую. Последние в численном меньшинстве, да еще и безоружны. Даже если и удастся завоевать победу, в бою обе женщины, скорее всего, будут убиты или воинство Распутина утащит мальчишку прочь.
Молчание затягивалось, и вдруг среди них появилось странное существо, порхающее среди снежинок между двумя противостоящими армиями. Его яркие изумрудно-зеленые крылышки улавливали каждый лучик света, отражая его обратно. Большущая бабочка, которой в этой снежной круговерти совсем не место. Чуткий слух Руна уловил исходящее от нее тончайшее жужжание, сопровождающее мягкие взмахи радужных крылышек.
Все замерли, плененные ее красотой.
Она подлетела к сангвинистам, будто выбирая свою сторону в грядущем сражении. И приземлилась на черный плащ Надии, на плечо, продемонстрировав длинные выросты на задних концах крыльев и изумрудные чешуйки, будто припорошенные серебром.
Прежде чем кто-либо успел отреагировать, высказаться по поводу диковины, как в воздухе запорхали ее сестры – все больше и больше; некоторые вылетали из проходов со всех сторон, некоторые спускались с неба вместе со снегом. Вскоре вся комната мельтешила отблесками этих крошечных мерцающих лоскутков, пляшущих в воздухе, высверкивающих там и тут, трепеща крылышками.
Жужжание, замеченное Руном прежде, стало более очевидным.
Разглядывая мотылька, присевшего на Надию, Рун обратил внимание на металлический оттенок его тельца. Несмотря на настоящие крылья, эти насекомые – вовсе не живые существа, а механизмы, сработанные неведомой рукой.
Но чьей?
Будто в ответ на этот вопрос, в ледяную башню через ту же арку, что и Эрин, вошел высокий человек. Теперь Рун расслышал его сердцебиение, которого не различил прежде среди всего этого диковинного коловращения. Он человек.
На пришельце был светло-зеленый шарф и серое кашемировое пальто до колен. Эти цвета оттеняли седину его волос и серебристо-голубые глаза.
Рун заметил, что при виде его Батори слегка зашевелилась, чуть напружинилась, будто была с ним знакома. Но как такое может быть? Он явно человек и принадлежит к этому времени. Неужели она встречалась с ним в те месяцы, когда беспрепятственно разгуливала по улицам Рима? Не призвала ли она его сюда на выручку? Если так, этому чужаку нечего и думать одержать победу над распутинскими стригоями и сангвинистами.
Однако он не выказывал ни малейшей обеспокоенности.
Распутин отреагировал на появление пришельца с еще более встревоженным видом, чем Батори. Монах шарахнулся прочь, к самой дальней стене, и его своеобычное выражение угрюмого веселья сменилось неподдельным ужасом.
Рун похолодел.
Ничто на этом свете не могло вывести Распутина из себя.
Зная это, Корца обратил настороженный взор на чужака. Чуть сместился, заслоняя Эрин и отрока, готовый защитить их от этой новой угрозы.
Человек заговорил по-английски с легким британским акцентом, безукоризненно и корректно.
– Я пришел за ангелом, – заявил он с убийственным спокойствием.
Остальные сангвинисты сомкнули ряд по обе стороны от Руна.
Джордан поднял Эрин на ноги, явно готовясь бежать или дать бой. Отрок сидел на снегу на коленях в полубессознательном состоянии от изнеможения и наркотика, укутанный в кожаную куртку Джордана. Рун понимал, что Эрин паренька не бросит.
Стригои же, в свою очередь, столпились перед Распутиным, образуя своими миниатюрными телами щит между ним и загадочным человеком, нацелив на чужака свое оружие.
Тот сохранял невозмутимость, устремив взгляд на Распутина.
– Григорий, твое чрезмерное хитроумие порой тебе и самому не впрок, – он указал на мальчишку. – Ты нашел другого бессмертного, подобного мне, месяцы назад, а я узнаю об этом лишь часы назад?
Рун отчаянно пытался вникнуть в смысл сказанного.
Другой бессмертный, подобный мне…
Он уставился на пришельца во все глаза. Как такое возможно?
Тот печально нахмурился.
– Я-то думал, мы пребываем в согласии, когда доходит до подобных материй, товарищ.
Распутин разинул рот, но не произнес ни слова. Очередная диковина для монаха, которому скажешь слово, а он тебе – два.
Христиан и Надия быстро переглянулись с Руном, подтверждая, что они тоже в замешательстве. Ни одному из них ничего не известно об этом якобы бессмертном человеке.
Батори просто наблюдала за происходящим с залегшей между бровями морщинкой расчетливой сосредоточенности. Ей что-то известно, но она помалкивает, явно желая посмотреть, как повернется дело, прежде чем реагировать.
Взгляд незнакомца отыскал ее глаза, и на губах его заиграла сердечная улыбка, смягчившая суровые черты.
– Ах, графиня Элисабета Батори из Эчеда, – официальным тоном произнес он. – Вы все так же прекрасны, как тогда, когда мой взор упал на вас впервые.
– Вы тоже не переменились, сэр, – отозвалась та. – Однако же, слыша биение вашего сердца, я не могу постичь, как сие возможно, поелику встречались мы столь давно в прошлом.
Он с безмятежным видом сцепил руки за спиной. И ответил ей, однако слова его предназначались для всех них.
– Как и вы, я бессмертен. Однако, в отличие от вас, я не стригой. Мое бессмертие – дар, пожалованный мне Христом в ознаменование моей службы Ему.
У Руна за спиной Эрин резко втянула воздух сквозь зубы.
Корца тоже не смог скрыть изумление.
Зачем было Иисусу даровать этому человеку бессмертие?
Первой заговорила Надия, задав новый вопрос.
– Какую службу вы сослужили? – настоятельным тоном спросила она. – Что вы сделали такое, что Господь наш благословил вас вечностью?
– Благословил? – фыркнул он. – Уж вам ли не знать, что бессмертие – вовсе не благословение. Это проклятие.
С этим Рун поспорить не мог.
– Тогда почему он вас проклял?
Губы чужака изогнулись в улыбке.
– Это два вопроса, заключенные в одном. Во-первых, вы спросили, что я сделал такого, чтобы заслужить проклятие? Во-вторых, почему я подвергнут конкретно данному наказанию?
Рун хотел услышать ответы на оба вопроса.
Чужак будто прочел его мысли. Улыбка его стала шире.
– Ответ на первый прост. А вот второй вопрос терзал меня тысячелетиями. Мне пришлось странствовать по этой земле много веков, прежде чем истина о моем предназначении стала очевидна.
– Тогда ответьте на первый, – сказал Рун. – Что вы сделали, чтобы подвергнуться проклятию?
Тот встретил взгляд Руна без малейшего смущения.
– Я предал Христа поцелуем в саду Гефсиманском. Уж ты-то должен знать библейскую историю, поп.
Надия охнула, а Рун в ужасе попятился.
Не может быть!
В этом ошеломленном молчании Эрин ступила вперед, будто навстречу истине невозможного существования этого человека.
– И зачем же вам дали такое наказание, эти нескончаемые годы?
Предатель Христа открыто посмотрел Эрин в глаза.
– Своим словом я изверг Христа из этого мира. Своим делом я ввергну его обратно. Таково предназначение моего проклятья. Открыть врата адовы и приготовить мир к Его возвращению, ко второму пришествию Христову.
К своему ужасу, Рун его понял.
Он намерен учинить Армагеддон.
Глава 28
19 декабря, 22 часа 02 минуты по центральноевропейскому времени
Стокгольм, Швеция
Эрин пошатнулась под весом истории, представшей перед ней во плоти, борясь с оцепенением. Если этот человек говорит правду и если он не какой-нибудь поврежденный в уме, то здесь стоит Иуда Искариот, самый опозоренный человек в истории, предатель, отправивший Христа на крестные муки.