– Прекрати, прекрати, – сквозь смех просит она.
– Ты наказана.
Какое-то время мы барахтаемся на кровати и устав, затихаем.
– Ты умеешь пользоваться оружием? – Передо мной все еще стоит образ Мадлен в розовых трусиках и пушкой в руках.
– Хм, – задумчиво произносит она. – Примерно с десяти лет.
– Что?
– Марк научил меня. Тогда он еще учился в школе. Мама всегда работала, мне нужно было как-то защищать себя в случае чего, когда я оставалась дома одна.
Я приподнимаюсь на локтях и смотрю в глаза Мадлен.
– Как он умер?
Она проводит по моему лбу указательным пальцем.
– Эта хмурая складка появляется каждый раз, когда упоминается о моем прошлом. Мне не больно это вспоминать, это часть моей жизни, от которой не избавиться. Мне было тринадцать. Я вернулась со школы и увидела холодное тело Марка в ванной. Он умер от передозировки. Мой брат был наркоманом, Стайлз. Не знаю, что его сделало таким.
– О, боже. – Я притягиваю Мадлен к себе. – Как мама с этим справилась?
– Плохо. Она начала возвращаться к жизни только сейчас. Ты видишь ее возвращение. – Мадлен дарит мне ободряющую улыбку.
Не могу представить, как им удалось это пережить. Но это все осталось в прошлом. Люди должны двигаться дальше. Выходит, моя мать была отчасти права. Но это не может оправдывать ее неприязнь.
– Тебе когда-нибудь приходилось стрелять в …ну движущиеся предметы? – Это глупый вопрос, но мне ужасно хочется знать о ней абсолютно все.
– Ты имеешь в виду людей? – Мадлен веселится. – Никаких перестрелок. Только по бутылкам, ну и однажды я случайно подстрелила скворечник. Все птички остались живы, потому что никого дома не было.
Приходит моя очередь зайтись от смеха. Я нависаю над Мадлен, которая лежит подо мною, робко улыбаясь.
– Ты любишь пушки, Жан-Клода Ван Дамма и слушаешь сладкоголосых мальчиков. Какая вы разная, мисс Ланкастер.
– Это еще не все мои достоинства. – Мадлен легко освобождается и оставляет меня одного на кровати.
– Куда ты?
– Будь здесь, я сейчас. – Мадлен выскакивает из комнаты, громко стуча босыми ногами по полу.
Я поднимаюсь с кровати и подхожу к шкафу. Снизу доносятся бормотание Мадлен и звон посуды. Недолго думая, я беру в охапку большую стопку комиксов и раскладываю их по полу.
– Ты решил заняться этим сейчас?
Мадлен удивленно смотрит на то, как я пытаюсь заняться делом. Это не просто, как я думал. В одной ее руке тарелка с печеньем, в другой – какая-то банка.
– Да, а что?
– А то, что на часах одиннадцать ночи. – Она садится рядом со мной на полу и ставит содержимое рядом. – Это мое рождественское печенье. С арахисовым маслом будет вкуснее.
Я не успеваю ничего ответить, так как Мадлен запихивает мне в рот свою стряпню.
– Боже, как вкусно…– с набитым ртом говорю я.
– Точно? – Мадлен прищуривается.
– Ты сомневаешься?
– Нет. Уж в чем в чем, а в своем печенье я уверена, – гордо заявляет она.
Чем больше я жую печенье, тем больше чувствую удивительный вкус. Хотя, если бы даже она подала мне сожженную булочку с тыквенным вареньем, которое я ненавижу, мне бы и это показалось восхитительно вкусным. Потому что это приготовила Мадлен. Но печенье и впрямь вкусное.
– Мне повезло. Когда мы поженимся, я буду питаться домашней пищей.
– В этом не сомневайся. – Мадлен запихивает себе в рот печенье с огромным количеством масла и чмокает меня, отчего наши губы слипаются от сладкого.
– Давай так, – предлагаю я. – Ты будешь меня кормить, а я буду раскладывать. Есть определенные критерии?
Мадлен кладет мне в рот очередную порцию и потирает ладони.
– Сначала компании, потом года, выпуски, герои, истории по частям. Все просто.
Я чешу затылок, от чего Мадлен смеется.
– Стайлз, уже поздно. Ты действительно хочешь заняться этим сейчас?
– А что есть другие предложения? – Я бы с удовольствием отбросил комиксы и занялся чем-то поинтереснее.
Мадлен закатывает глаза.
– Хм, тогда мне нужно поменять трусики. Если ты не заметил, те, что на мне не очень привлекательные.
– Ты шутишь? Я видел Микки Мауса на них. А какого парня не возбудит девушка в розовых трусиках с Микки Маусом?
Мадлен снова смеется и, сунув мне в рот печенье, ложится на пол, положив голову на мои колени.
– Сначала займись комиксами.
Я тяжело вздыхаю и принимаюсь перебирать журналы.
– Ко мне приехал брат, – начинаю я. – Мамин племянник. Сын ее родной сестры. Он ходячая катастрофа и я не знаю, как надолго он задержится. Его выперли из Колумбийского, и тетя Роза просто избавилась от него на время.
– Ого. – Мадлен удивленно вскидывает голову. – Это с ним ты был вчера в пиццерии?
– Откуда ты знаешь? – Меня это немного настораживает. Что там увидела Мадлен? Ведь с нами была Кирстен.
– Ну, я гуляла с Айком и заметила вас неподалеку. Вы почти сразу уехали, вместе с Кирстен Адамс.
Я хмурюсь.
– Сразу после того как я оставил тебе подарок, мы с Максом заехали перекусить. Там оказалась Кирстен. Она моментально запала на кузена, поэтому уже на улице представилась, чуть ли не моей лучшей подругой. А потом мы ее подвезли до дома.
– Стайлз, ты не должен передо мной отчитываться. – Мадлен приподнимается на локтях. – Печенька.
Я открываю рот, и уже жуя, спрашиваю:
– Ты ведь ничего такого не подумала?
Она задумывается, а затем, робко улыбнувшись, отвечает:
– Всего на секунду. Но тут же передумала.
Я откладываю в сторону комиксы и беру Мадлен за руку. Она устраивается на моих ногах.
– Мне никто не нужен.
– Я знаю.
– Давай не будем спать всю ночь? Когда тебе на работу?
– Через пару дней. Но мы вновь уснем под утро, и сомневаюсь, что мама во второй просто поговорит с нами о защите.
Я усмехаюсь.
– Обещаю, в этот раз я смоюсь до семи утра.
– Хорошо, – немного подумав, соглашается Мадлен. – Ты продолжай. Я за молоком.
Она снова убегает вниз. Оглядевшись, я перемещаюсь ближе к столу, который находится близко от противоположной стены. Уперев ноги о стену, я прислоняюсь спиной к компьютерному столу.
Когда Мадлен заходит в спальню, я протягиваю ей руку.
– Иди сюда.
Она ставит стакан на стол и подходит ко мне.
– Залезай на мои ноги. Прямо сюда. – Я указываю на свои высоко поднятые голени.
– А ты меня точно удержись? – с сомнением интересуется она.
– Давай, забирайся.
Мадлен больше ничего не говорит и взгромождается туда, куда я просил. Под ее весом мои ноги немного опускаются.
– Так я садил Ханну, когда она была еще совсем маленькой.
– Думаю, мой вес намного отличается от ее веса.
– Не сказал бы.
– Тогда либо я больная дистрофичка, либо Ханна была очень толстой.
Я смеюсь, запрокинув голову. Затем снова принимаюсь за комиксы, хоть и в неудобной позе.
– Ханна не больна, – не глядя на Мадлен, произношу я. – У нее психологическая травма. Поэтому она почти не разговаривает.
Я поднимаю на нее глаза и жду вопросов. Но Мадлен молчит и внимательно смотрит на меня. Тогда я понимаю, что она ждет продолжения.
– В прошлом году мы с родителями находились в Бостоне на День Благодарения. Нас пригласили на ужин один из деловых партнеров отца. Ханна осталась дома с няней. На том ужине…Ты точно хочешь все услышать?
– Я хочу, чтобы ты хотел мне рассказать и поделиться, чтобы там ни было. – Мадлен гладит меня по колену.
Я киваю.
– На ужине я познакомился с девушкой. Ей было восемнадцать, и мы понравились друг другу. Это было так глупо, Мадлен. Она предложила мне уехать оттуда, и я согласился. Мы приехали в отцовскую квартиру. Я отпустил няню Ханны… и решил заняться сексом с этой девушкой.
Когда я смотрю на Мадлен, ее лицо остается бесстрастным. Но в глазах я вижу печаль. Тем не менее, я хочу, чтобы она все знала.
– Я как последний идиот, включил музыку, когда мы стали…В общем, я услышал крик. Кричала Ханна. Когда я вбежал к ней в комнату, я увидел факел. Она горела.
Меня трясет от воспоминаний. Мадлен спрыгивает с моих ног и оказывается рядом.
– Боже. Стайлз…
Я крепко прижимаю ее к себе, пытаясь унять дрожь в теле.
– Раньше Ханна любила свечи и никогда без них не засыпала. Главное нужно было их тушить, когда она уснет. Но в тот вечер я об этом даже не вспомнил. Я просто быстро вытолкнул няню из квартиры и, проверив, что Ханна спит, занялся другим делом. Я… Мадлен, ей было четыре. Не знаю, зачем она встала и каким образом загорелась ее пижама, но это случилось. Я позвонил 911. Родители уже приехали в клинику, и я думал, что больше они никогда не назовут меня своим сыном. Но со временем все понемногу наладилось. Меня не винили, потому что каждый день я делал это сам.
По щекам Мадлен бегут слезы.
– Больше года Ханна не разговаривает. Она все тот же милый и забавный ребенок, но услышать от нее можно не больше трех слов в день.
– Мне так жаль, – всхлипывает Мадлен.
– Каждые две недели я вожу ее к самому лучшему доктору. Мы справляемся с этим.
– Но твоя вина съедает тебя, Стайлз. – Она смотрит мне в глаза. – Ты должен простить себя.
– Я не могу. Ее тело изуродовано на всю жизнь. Ее шрамы – это и мои шрамы, и мне с этим жить.
Мадлен опускает глаза и снова прижимается ко мне.
– Тогда я помогу тебе.
Мы молчим какое-то время. Я даю время Мадлен все это переварить, а сам мучаюсь воспоминаниями. Они слишком свежи.
– Знаешь, что еще? – Я кладу руки Мадлен на плечи, заставляя выйти из задумчивости.
– Что?
– Та девушка просто испугалась и убежала. Даже ничего не сделала, чтобы помочь. С тех пор мы не виделись. Мне было шестнадцать, она должна была стать моей первой. Тогда меня это так интересовало.
Мадлен прикусывает губу.
– Значит, она…
– Нет, мы не успели.
– О.
– Что и все?
– Что ты имеешь в виду? – удивляется Мадлен.
– Ты не спросишь, с кем?