Издав яростный крик, Гар схватил большой камень и, размахнувшись, швырнул в пропасть. Брошенный с силой камень достиг кроны росшего на склоне дерена и вспугнул затаившихся среди листвы птиц. Они с громким щебетом поднялись стайкой в воздух.
— Если кто и виноват, то только Барла! — воскликнул принц. — И ее дурацкие законы! Олки способны заниматься магией, и это не нанесет никакого вреда Стене или королевству! Из-за глупого закона сегодня погиб человек!
Услышав его крик, встревоженные кони зафыркали, мотая головами. Сбруя тихонько позвякивала. Эшер бросил на них взгляд через плечо, чтобы убедиться, что они надежно привязаны к дереву. До Башни было далеко, и ему не хотелось бы проделать весь путь пешком со стертыми в кровь ногами. Переведя взгляд на Гара, юноша усмехнулся.
— Надеюсь, при людях вы не станете болтать ничего подобного.
Гар, тяжело дыша, уставился на него.
— Но ты ведь тоже человек.
— Я — другое дело.
— Да, действительно, — пробормотал принц и, посмотрев на свою пустую фляжку, провел рукой по лицу. — Он был отважным человеком.
— Я знаю. Ну и что из этого?
— Что из этого? А то, что мы никогда не узнаем, какую пользу он мог бы принести королевству!
— Он уже принес «пользу», — язвительно сказал Эшер, — посеяв страх и неуверенность в сердцах людей. Этот человек предал вас, вашего отца и собственный народ. Олки и доранцы, как бы сильно они ни отличались друг от друга, живут в одном государстве в Луре. И должны беречь его, заботиться о его безопасности, которую обеспечивает Стена Барлы. А Тимон Спейк был реальной угрозой для нее. Он был нашим общим врагом. А по врагам не плачут, их убивают.
— Вот мы его и убили, — промолвил Гар, не сводя глаз с ущелья. — Но почему мы сделали это с помощью топора, а не с помощью магии? Мы могли бы продемонстрировать олкам, к которым доранцы относятся со снисходительностью старших братьев, свое превосходство. Почему мы не прибегли к магическим приемам? — Принц вдруг рассмеялся. — Жаль, что мне это не пришло в голову раньше! Мне следовало пойти к королю и попросить его использовать магию для умерщвления преступника. Бедные олки, лишенные магических способностей, застыли бы в благоговейном ужасе, не смея пикнуть. Конройду понравилась бы моя идея. Но поскольку я калека и бесполезен во всем, что касается магии, то я покинул бы комнату для допросов и не стал бы присутствовать на казни, совершаемой с помощью волшебства. Тебе нравится такая версия?
Эшер был потрясен словами принца. Откуда у него столько злости и язвительности? Может быть, он произнес эту речь потому, что слишком пьян?
— Вы бредите, Гар!
— Да помилует меня Барла! — воскликнул принц, вскочив на ноги. — Я Правитель олков и призван помогать этому народу, а не убивать твоих соплеменников!
Ситуация грозила выйти из-под контроля. Гар шатался и мог в любую минуту упасть с обрыва, потеряв равновесие. Эшер медленно встал и осторожно взял принца за руку.
— Вы помогаете нам, Гар, — сказал он, стараясь отвести принца на безопасное расстояние от края пропасти. — Вспомните ту женщину в Палате Правосудия. Она сидела бы сейчас в тюрьме, если бы не вы. Перестаньте думать о Тимоне Спейке! Не вы убили его, он сам виноват в своей гибели.
— Я знаю! Однако у меня был шанс выступить в его защиту, но я не воспользовался им.
— А что вы могли сказать в его оправдание? Тимон признал свою вину. Он был обречен!
Гар внезапно рухнул на колени.
— Не знаю… — прошептал он. — Но мне следовало сказать хоть что-нибудь… У меня такое чувство, Эшер, будто я совершил убийство…
Голос принца дрогнул, и плечи его затряслись от беззвучных рыданий. У Эшера все оборвалось внутри.
— Не плачьте! — воскликнул он. — Тимона Спейка уже не вернешь!
Но Гар не слышал его. Он долго безутешно рыдал, стоя на коленях. А когда принц затих, вверху над ними уже зажглись звезды. Снизу из зарослей доносились крики вылетевших на охоту сов.
— Сегодня утром я получил два письма, в которых речь идет о тебе, — наконец снова заговорил принц, прикрывая лицо рукой.
— Ха! Всего лишь два? — с наигранной беспечностью спросил Эшер.
— Одно прислал Норвич Портер, старшина гильдии. Он жалуется на то, что ты грубо и заносчиво обошелся с ним вчера вечером в караульне.
Эшер фыркнул.
— По мнению этого напыщенного старого дурака, все должны падать перед ним ниц и лизать задницу только потому, что он разодет в меха и возглавляет какую-то там гильдию! А от кого второе письмо?
— От капитана Оррика. Он благодарит меня за то, что я сделал правильный выбор, назначив тебя помощником. Капитан считает, что ты быстро и решительно уладил конфликт, возникший вчера в караульне.
— Этот Оррик хороший парень, — заметил Эшер.
— Согласен. Члены гильдии, которую возглавляет Норвич Портер, «напыщенный старый дурак», как ты его назвал, тоже неплохие люди. В следующем месяце мы с тобой посетим их пир.
— Хорошо, ваше высочество, как скажете.
Они помолчали. Последняя полоска света на западном горизонте погасла. Гар поднял голову.
— Эшер, кажется, я пьян.
Юноша вздохнул.
— Мне тоже так кажется. Сможете держаться в седле? Или мне лучше вернуться во дворец одному и прислать за вами карету?
— Я поеду с тобой. — Гар попытался подняться на ноги, но у него это не получалось. — Мне бы вспомнить, где оставил ноги, а в седле я как-нибудь удержусь!
Эшер помог ему встать.
— Не беспокойтесь, до дома мы доберемся. А старина Дарран пусть пока сменит мокрые штаны на сухие.
Гар стал смахивать пыль с одежды.
— Похоже, завтра утром, когда я проснусь с дикой головной болью, мне будет стыдно вспомнить, что я вытворял здесь сегодня, — пробормотал он.
Эшер поднял с земли серебряную фляжку и подал ее принцу.
— Все будет хорошо. Вы не совершили ничего постыдного. Мы с вами просто поговорили по душам, как два друга. Что в этом плохого?
Гар спрятал фляжку под тунику и внимательно взглянул на Эшера.
— А мы с тобой действительно друзья?
Эшер задумался. Хотел ли он, чтобы Гар стал его другом? Почему бы и нет? С принцем, конечно, не так легко и приятно общаться, как с Джедом или Мэттом, но все равно он неплохой товарищ. Эшеру нравилось его общество. Самому же Гару, который страдал от одиночества, друзья были необходимы как воздух. Не раз об этом говорил и Мэтт. Но не набиваться же к принцу в приятели.
— Это вам решать, ваше высочество, — сказал он.
— Ты сам говорил, что хочешь общаться со мной не так, как общается рыбак с принцем. — Гар усмехнулся. — Вот и ответ на мой вопрос! Пойдем, друг! Пора ехать домой.
На обратном пути они молчали. Их лошади шли рядом, над головой мерцали звезды, кругом царила ночная тьма. На дворцовой конюшне, ярко освещенной горящими лампами, их ждал Мэтт.
Часть вторая
Глава четырнадцатая
— Честно говоря, — недовольным тоном промолвила принцесса Фейн, — у меня нет ни малейшего желания присутствовать на турнире. Неужели я должна попусту тратить свое драгоценное время только из-за того, что у папы день рождения? Пусть Гар бездельничает, если ему больше нечем заняться, а я сейчас вместе с Дурмом осваиваю очень сложный магический ритуал. Мне не до пустяков! Я не могу сидеть полдня сложа руки, в душном павильоне с людьми, которых я терпеть не могу, и смотреть на то, как какие-то дурачки соревнуются друг с другом. Не забывай, мама, что у меня есть более важные занятия!
Королева вздохнула.
— Поверь мне, дорогая моя, празднование дня рождения твоего отца — это для нас тоже серьезная работа, не менее важная, чем изучение практической магии. Бери пример со своего брата. Гар давно понял, что праздничные церемонии играют большую роль в жизни государства.
— Да, Гар годится только для проведения официальных церемоний и торжеств! — пренебрежительно сказала Фейн. — Но раз он с удовольствием участвует в них, зачем понадобилось еще и мое присутствие?
Фейн ненавидела пышные многолюдные торжества и празднества и предпочла бы отметить день рождения отца в узком семейном кругу. Во время шумных церемоний она чувствовала себя не в своей тарелке. Фейн слышала, как люди перешептываются у нее за спиной. Они считали принцессу молодой и еще неразумной. Глупцы! Ей было уже шестнадцать, и она владела тайнами магии!
— Зачем ты с пренебрежением отзываешься о брате, Фейн? — с укором сказала королева. — У него много дел и обязанностей, которые не ограничиваются участием в церемониях и торжествах. Кроме того, неужели ты думаешь, что Дурм приехал бы на празднование дня рождения твоего отца, если бы оно не имело огромного значения для благополучия Лура?
Состроив недовольную гримасу, Фейн взяла с серебряного подноса пирожок с крабовым мясом.
— Дурм — лучший друг папы. Он приехал сюда, чтобы не обидеть его.
Дана снова вздохнула и заботливо убрала завиток со лба дочери.
— Значит, Дурм не хочет обижать твоего отца, а ты готова это сделать.
Фейн вспыхнула.
— Я вовсе не это хотела сказать, — начала оправдываться она.
— В таком случае думай, прежде чем что-нибудь сказать. В этот день ты могла бы уделить больше внимания своим родителям. Мне неприятно сознавать, что я воспитала дочь такой себялюбивой.
— Твои упреки несправедливы, мама! — возмутилась Фейн. — Я хочу только одного — вернуться к своим занятиям!
— Знаю, — грустно промолвила королева. — Но твои занятия никуда от тебя не уйдут, дорогая моя.
Фейн хотела что-то возразить, но тут на трибунах, до отказа заполненных зрителями, поднялся рев. Сидевший на открытой площадке королевского павильона Борн обернулся и позвал жену и дочь занять свои места.
— Хватит сплетничать! Идите к нам! Эшер вырвался вперед и вот-вот одержит победу над Конройдом!
— Прошу тебя, Фейн, — тихо сказала королева.
Принцесса заметила, что мать выглядела усталой. Она сильно постарела за последние месяцы. У Фейн вдруг сжалось сердце от жалости к ней. Она крепко обняла мать и поцеловала ее в щеку, от которой исходил тонкий аромат фиалок.