Начались демонстрационные полеты. Однако внимание Перфильева привлекли не рев двигателей и не взлетавшие красивые машины, а четыре человека, стоявшие в стороне, вернее один, которого Перфильев знал: глава фирмы «Улыбка» Евсей Николаевич Батров! «Он-то что тут делает?! Забавно, забавно…» — думал Перфильев. Рядом с Батровым стоял сутулый рыжеволосый и еще один — в зеленом галстуке. Они беседовали с бородатым (то, что бородатый — пакистанец или иранец, опытный Перфильев определил по одежде: черный костюм, белая, без галстука сорочка с высоким воротником-стойкой); Батров молчал, говорил рыжеволосый, обращаясь к обладателю зеленого галстука, потом тот поворачивал голову к бородатому, видимо переводил слова рыжеволосого, после чего бородатый отвечал, а мужчина в зеленом галстуке тут же снова обращался к рыжеволосому. «Надо будет рассказать Лебяхину», — пронеслось в голове Перфильева.
— Павел Александрович, — окликнул его голос Желтовского.
— Да, — вскинул на него глаза Перфильев, не уловивший, когда Желтовский оказался рядом.
— Вы не знаете, кто эта пара гнедых с рыжеволосым и чернобородым? спросил, кивнув головой, Желтовский.
— Почему они вас интересуют?
— Меня все интересует, — подмигнул Желтовский. — Даже вы.
«Избавь меня Бог от твоих интересов», — мысленно ответил Перфильев и сказал:
— Я знаю одного из них, худощавого с болезненным лицом, если видите отсюда его лицо. Это Евсей Николаевич Батров, глава фирмы «Улыбка».
— Что-то он не очень улыбчив. Чем промышляет эта фирма?
— Что-то, связанное со стоматологией. Кажется, заготовки к зубным протезам. Так что на всякий случай заведите с ним знакомство.
— Пока обойдусь. Я еще могу проволоку перекусить… Удирать отсюда не намерены? Вроде дождик собирается.
— Побуду еще немного. А вы?
— Мне-то до конца торчать…
Через час Перфильев попрощался с привезшим его сюда шефом бюро «Экспорттехнохим», автобусом, шедшим из Бурже, через двадцать минут добрался до метро «Майо», и вскоре входил в холл своей гостиницы…
Первый день авиасалона в Бурже закончился. По шоссе № 2 к Парижу неслись машины. В одной из них ехали Поль Берар и Желтовский.
— Чего приуныл? — спросил Берар.
— Думаю.
— О чем?
— Каким образом ты узнаешь для меня, кто владелец того серебристого «форда» с дипломатическими номерами.
— Тебе это очень нужно?
— Не очень. Но желательно… Пить хочется.
— В «бардачке» две банки пива. Одну оставь мне.
Желтовский содрал с банки скобу и стал пить.
— Хочу развлечь тебя, — сказал Берар. — Могу сообщить приятную новость: есть такой небольшой банк — «Жюстен кредито-банк». На случай, если я внезапно умру от инфаркта или погибну в автокатастрофе, в наследство завещаю его тебе. Вернее его название, так что запомни: «Жюстен кредито-банк». Но поскольку я здоров, как бык и езжу очень аккуратно, то банком этим пока займусь я. Нащупал там некоего чиновника месье Паскаля Жувэ, с ним-то и хочу завести роман.
— Педик?
— Совсем наоборот, в молодости был большой шалун.
— Как ты набрел на него?
— Сложными маневрами и терпением, не жалел ни времени, ни денег.
— А если ничего не окажется?
— Значит этот банк вычеркнем и пойдем дальше. Где-то наткнемся… Поедешь ко мне?
— Нет, отвези в отель…
Вечером он пошел в бар выпить пиво. У входа, окинув взглядом овальное помещение бара, увидел слева у стойки двоих: «франта» с зеленым галстуком на фоне голубой сорочки и человека с измученным лицом язвенника. Они пили оранж из высоких прямоугольных бокалов с толстым дном. Народу в баре было полно, стоял многоголосый шум. Желтовский помедлил какое-то время, пока освободилось удобное место невдалеке от заинтересовавших его соотечественников, сел почти спиной к ним, отвернул голову, чтоб они не видели его лица, и потягивая пиво, прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, вылавливая из шума русские фразы, которыми обменивались эти двое:
— …Это дешевле, конечно, чем мировые цены…
— …Зато надежно… Не наше дело, как они их будут использовать.
— …Ладно, пойдем отдыхать… Завтра трудный день…
Допив оранж, они ушли.
Желтовский, медленно потягивая пиво, курил, пытаясь втиснуть услышанное в какой-нибудь «сюжет», но ничего не получалось… «А где же рыжеволосый? — подумал Желтовский. — Он что, не в этой гостинице?»…
Утром следующего дня он спустился в холл, перебросив через плечо видеокамеру и фотоаппарат «Кодак». По поводу «Кодака» Поль Берар шутил: «Ты, наверное, и в сортир не можешь сходить без фотокамеры».
Он стоял у колонны около лифта, ожидая Берара, который должен был заехать. Они собирались в музей Чернуски посмотреть новую экспозицию средневековой китайской графики. И тут опять увидел двоих: «Зеленый галстук» и человека с серым лицом язвенника. Они беседовали, поглядывая на двери. Вскоре в холл вошел рыжеволосый, кивнул обоим, не протянув руки. А минут через пять-семь появился… Анатолий Иванович Фита. От недоумения Желтовский прищурился. А те стали оживленно беседовать, посмеиваясь, и было непохоже, что познакомились с Фитой только что. Желтовский стал за колонну, открыл «Кодак» и сделал несколько снимков, стараясь, чтобы киоск сувениров с надписью попал в кадр.
Вчетвером те вышли на улицу. Сквозь большие окна-витрины Желтовский видел, как Фита, пожав каждому руку, двинулся направо, двое — налево, а рыжеволосый остался на месте, какое-то время подождал, затем поймал такси и уехал. И Желтовский понял, что рыжеволосый живет не в этой гостинице. «Почему? Тут номеров достаточно… Впрочем, Фита ведь, судя по всему, тоже не здесь остановился». Но Желтовскому не могло прийти в голову, что ни «Зеленый галстук», ни человек с лицом язвенника, ни даже Фита не ведали, где остановился рыжеволосый…
Минут через десять подъехал Берар.
— Ты узнал что-нибудь о машине с дипломатическими номерами? усаживаясь, спросил Желтовский.
— За ночь? Могло только присниться… Подонок! — прокричал Берар вслед черному «ситроену», едва не снесшему ему борт. — Что тебя так раздосадовало? — Они стояли под красным светофором.
— Нюх обострился, в ноздрях щекотно…
Они пробыли вместе до полудня. Затем Берар помчался в какую-то редакцию, а Желтовский пошел бродить по автосалонам на Елисейских полях, затем тут же зашел в кинушку, попал на середину фильма, потому ничего не понял, но досидел до конца — надо было как-то убить время — и отправился а гостиницу, купив по дороге пачку газет.
Вечером, накануне отлета, Желтовский сидел в баре за бокалом любимого пива, когда отошедший куда-то бармен, вернулся и громко произнес:
— Месье Желтовский! — бармен обвел взглядом посетителей, выискивая, кто из них Желтовский, и ожидал, когда он откликнется.
— Вас к телефону, месье.
— Благодарю. Попросите, пусть перезвонят мне в номер, я буду там через пять минут…
Звонил Берар.
— Машина с дипномерами принадлежит иранскому посольству. Тебя это устраивает?
— Вполне. Даже если б это было посольство Тонго. Слышал о таком государстве? Населения в нем около ста тысяч.
— Завидую им, что их так мало… Ездит на этой машине некий господин Хеджези. Запомни или запиши: Хеджези.
— Уже. Как ты узнал?
— Доллар, конечно, весомая валюта. Но и наш франк кое на что способен, когда нужно разговорить, допустим, клерка, швейцара, хозяина бистро или шофера. А шофер у Хеджези француз, молодой парень, у которого только родился второй ребенок, нужна более просторная квартира.
— Понятно.
— Господин Хеджези постоянно обитает в Москве, но и здесь довольно частый гость и бывает подолгу… В котором часу улетаешь?
— Ранним рейсом.
— Проводить тебя не смогу, еду в провинцию, надо уточнить биографию Паскаля Жувэ.
— Бог в помощь.
— Счастливого полета…
13. МОСКВА. СЕГОДНЯ
Перфильев прилетел из Парижа в пятницу после полудня. Жена еще не пришла с работы. Приняв душ, он тут же позвонил Лебяхину. Секретарша сообщила, что Василия Кирилловича увезла скорая день назад с болями в животе. Подозревали аппендицит, но аппендицит в госпитале отвергли, однако серьезно обследоваться необходимо…
С этого неприятного сообщения началась полоса странных событий и нервотрепки.
Вечером, когда сидели с женой за ужином, раздался телефонный звонок. Перфильев снял трубку:
— Слушаю.
В ответ молчание. Только где-то дыхание.
— Алло! Говорите же! — раздраженно сказал Перфильев.
И снова — ни звука. Он опустил трубку.
— Опять? — спросила жена.
— Что значит «опять»?
— Это не первый раз. Вот так и во время твоего отсутствия: звонят, молчат и сопят…
В ту же ночь его разбудил телефонный звонок. Все повторилось, как и накануне за ужином. «Проверяют, дома ли? — гадал Перфильев. — Может быть воры, просчитывают удобное время? Непохоже, если и днем звонили, то уже определили, что днем в квартире никого… Кто же и зачем? — Однако жену попытался успокоить: — Кто-то валяет дурака…» Но нервирующие, досаждавшие звонки продолжались, и именно в то время, когда Перфильевы были дома: в обед, во время ужина и ночью. На ночь он стал выдергивать вилку со шнуром из розетки. Звонки прекратились также неожиданно, как и начались…
Дела фирмы поглотили Перфильева. Приближалась дата поездки в Южную Корею.
— Как там дела с моими документами? — спросил он секретаря.
— Пока никакого ответа, Павел Александрович.
— Странно. Обычно Субботин оформляет нам все быстро. Поторопите его, попросите, объясните, что я не могу прилететь в Сеул ни днем позже.
Он действительно не мог опоздать ни на день, даже ни на час. Время встречи было оговорено.
А все началось весной минувшего года. Как-то Перфильев шел по городу и на витрине магазина «Оптика» увидел довольно посредственные импортные оправы для очков по сумасшедшим ценам. Тут его и осенило. Он сделал несколько рейдов по аналогичным магазинам, некоторые теперь, став частными, назывались салонами: «Светотень», «Элегант», «Небо» и прочее без большой фантазии.