Сестры Рона презирали этого человека. Он был криклив, высокомерен и подминал людей под себя. Они ненавидели его за то, что он делал с их братом.
Час проходил за часом. В 16.30 объявили, что жюри вынесло вердикт, и зал быстро заполнился. Судья Джонс занял свое место и, обращаясь к присутствующим, произнес традиционное предупреждение против беспорядков в зале. Аннет и Рини, держась за руки, молились.
По другую сторону прохода, точно так же взявшись за руки, молились Картеры. Их испытание почти осталось позади.
В 16.40 председатель жюри вручил вердикт секретарю, который прочел его и передал судье Джонсу. Тот зачитал его вслух: «Виновен по всем пунктам». Картеры молча вскинули руки в знак победы. Аннет и Рини тихо зарыдали, как и Пегги Стиллуэлл.
Рон опустил голову, он был потрясен, хотя и не слишком удивлен. Проведя одиннадцать месяцев в понтотокской окружной тюрьме, он сам стал частью прогнившей системы. Он прекрасно знал, что Деннис Фриц невиновен, тем не менее тот был обречен и осужден теми же копами и тем же обвинителем в том же зале суда.
Судья Джонс торопился завершить процесс. Без перерыва он приказал обвинению переходить к стадии определения наказания. Обращаясь к присяжным, Нэнси Шу объяснила: поскольку убийство было совершено с особой жестокостью и свирепостью, поскольку оно было совершено с целью предотвратить арест и поскольку имелись серьезные основания полагать, что Рон может убить снова и, таким образом, представляет серьезную опасность для общества, он должен быть приговорен к смерти.
Чтобы доказать это, обвинение вызвало четырех свидетельниц – четырех женщин, с которыми Рон встречался прежде, но ни одна из которых не потрудилась подать на него в суд. Первой была Беверли Сетлифф, она показала, что 14 июня 1981 года, то есть за семь лет до того, она увидела Рона Уильямсона возле своего дома поздно ночью, когда готовилась ложиться спать. Он закричал: «Эй, я знаю, что ты там, и я тебя достану!» Беверли Сетлифф никогда прежде его не видела. Она заперла дверь, и он исчез.
Женщина не вызвала полицию, ей это даже в голову не пришло, и тем более она не собиралась подавать на него в суд, но на следующий день, увидев в магазине полицейского, рассказала ему об инциденте. Если официальный рапорт и был им составлен, ей это было неизвестно.
Три недели спустя она снова увидела Рона, и кто-то из подруг сообщил ей его имя. Прошло шесть лет. Когда Рона арестовали, она позвонила в полицию и рассказала свою историю.
Следующей свидетельницей была Лавита Брюер, та самая женщина, которая давала показания против Денниса Фрица. Она снова рассказала о знакомстве с Роном и Деннисом в норманском баре, о том, как села к ним в машину, как потом испугалась, выпрыгнула и позвонила в полицию. По ее словам, Рон даже пальцем ее не тронул и никоим образом ей не угрожал. Сидя на заднем сиденье, она ударилась в истерику лишь потому, что Деннис не желал остановить машину и выпустить ее, а самое плохое, что во время этого эпизода сделал Рон, – это всего лишь то, что он велел ей заткнуться.
В конце концов она выскочила из машины, убежала, позвонила в полицию, но обвинений против Рона и Денниса не выдвинула.
Лета Колдуэлл тоже давала показания не в первый раз. Она была знакома с Роном Уильямсоном еще со школы в Бинге и всегда относилась к нему по-дружески. В начале 1980-х они с Деннисом Фрицем начали по вечерам слоняться вокруг ее дома, всегда с бутылкой. Однажды, когда она ухаживала за своими клумбами, появился Рон. Они немного поболтали. При этом она продолжала работать, а его это раздражало. В какой-то момент он схватил ее за запястье. Она вырвалась, убежала в дом, а потом вспомнила, что в доме дети, и испугалась. Он последовал за ней, но не тронул ее и вскоре ушел. Она не заявляла на него в полицию.
Показания последней свидетельницы оказались куда более пагубными. Разведенная женщина по имени Андреа Хардкасл поведала леденящую кровь историю об испытании, которое ей пришлось выдерживать в течение четырех часов. В 1981 году Рон с другом сидели у нее в гостях, пытались уговорить ее пойти с ними – они собирались в «Каретный фонарь». Андреа присматривала за тремя своими и двумя чужими детьми, поэтому никуда уйти не могла. Тогда мужчины ушли сами, но Рон вскоре вернулся – он забыл сигареты. Без приглашения войдя в дом, он сразу же стал приставать к Андреа. Был уже одиннадцатый час, дети спали, и ей стало страшно. Она не желала вступать с ним в интимные отношения. Он рассердился, несколько раз ударил ее по лицу и голове, требуя от нее орального секса. Андреа стала многословно отказываться, сообразив: чем больше она говорит, тем меньше он ее бьет.
Так они разговорились. Он рассказал ей о своей бейсбольной карьере, неудачной женитьбе, игре на гитаре, отношении к Богу и религии, к матери. Он учился в школе с ее бывшим мужем, который подрабатывал в «Каретном фонаре» вышибалой. Временами Рон становился тихим, мирным, даже слезливым, а потом вдруг – неуравновешенным, шумным и сердитым. Андреа боялась за детей, за всех пятерых. Пока Рон говорил, она думала о том, как выкрутиться из беды. Время от времени у него случались приступы, он снова начинал избивать ее, пытался сорвать с нее одежду. Но был слишком пьян, у него ничего не получалось.
В какой-то момент Рон якобы сказал: дело складывается так, что ему придется ее убить. Андреа принялась лихорадочно молиться. Потом попробовала задобрить его, пригласила прийти на следующий день, когда детей не будет дома и они смогут заниматься сексом, как им заблагорассудится. Это предложение его удовлетворило, и он ушел.
Андреа позвонила своему бывшему мужу, и они вместе отправились искать Рона по улицам. Оба были хорошо вооружены и не остановились бы перед уличной расправой.
Лицо Андреа представляло собой месиво – порезы, ссадины, опухшие глаза. Рон носил перстень с выгравированной на нем лошадиной головой, им-то он и нанес ей многочисленные маленькие раны вокруг глаз. Полицию вызвали на следующий день, но Андреа решительно отказалась написать заявление. Рон жил поблизости, и она его боялась.
Барни не был готов к этим показаниям и перекрестный допрос провел вяло.
Когда Андреа Хардкасл покидала свидетельское место, в зале стояла мертвая тишина. Присяжные все как один уставились на подсудимого. Дело пахло высшей мерой.
Необъяснимо, но Барни даже не попытался вызвать какого-нибудь свидетеля, чтобы восполнить нанесенный урон и спасти жизнь Рона. Аннет и Рини сидели в зале и были готовы дать показания. За все время процесса никто не произнес ни слова о психическом заболевании Рона, не представил никаких медицинских заключений.
Последним, что услышали присяжные со свидетельского места, были показания Андреа Хардкасл.
В своем заключительном слове Билл Питерсон требовал смертной казни и воспользовался кое-какими новыми свидетельствами, хотя во время процесса они не были доказаны. До выступления Андреа Хардкасл о перстне с лошадиной головой не упоминалось. Теперь Питерсон ухватился за него, сделав вывод, что при избиении Дебби Картер Рон тоже орудовал перстнем; раны на ее лице, утверждал он, почти наверняка идентичны тем, что получила Андреа Хардкасл в январе 1981 года. Это было просто вольное предположение. Никаких доказательств тому не имелось, но они и не требовались.
Обращаясь к жюри, Питерсон драматически вещал:
– В эпизоде с Андреа Хардкасл он оставил свою личную подпись, во время убийства Дебби Картер подчеркнул ее жирной линией. – Закончил он свою пламенную речь словами: – Дамы и господа, когда вы вернетесь сюда из совещательной комнаты, я жду, что вы скажете: «Рон Уильямсон, вы заслуживаете смерти за то, что сделали с Деброй Сью Картер!»
Исключительно вовремя Рон выкрикнул:
– Я не убивал Дебби Картер!
Жюри удалилось, но дебаты продлились недолго. Менее чем через два часа они вернулись в зал с вердиктом: «Смертная казнь».
Следуя причудливым поворотам юридического крючкотворства, судья Джонс на следующий день созвал слушания по вопросу о нарушении «правила Брейди». Хоть Барни и был изнурен и сыт по горло этим делом, он все еще кипел от злости от того, что полицейские и Питерсон намеренно утаили видеопленку 1983 года, на которой запечатлено испытание Рона на полиграфе.
Но к чему было взбивать пену по этому поводу? Процесс завершен. Задним числом видеопленка ничего не даст.
Решение судьи Джонса никого не удивило: сокрытие властями видеопленки не является нарушением «правила Брейди». Пленку, в сущности, никто и не утаивал; в конце концов она была предъявлена, так что речь идет лишь об отложенном представлении доказательства.
Рону Уильямсону предстоял путь в оклахомскую тюрьму Макалестера, в печально известный блок F – для смертников.
Глава десятая
В Оклахоме к смертной казни относятся очень серьезно. Когда в 1976 году Верховный суд США одобрил возобновление приведения смертных приговоров в исполнение, законодательное собрание штата Оклахома собралось на специальную сессию с одной-единственной целью: принять статус об исполнении смертных приговоров. На следующий год законодатели обсуждали новаторскую идею введения смертной казни посредством инъекции яда вместо надежного старого электрического стула. Основным доводом в пользу инъекции было то, что этот способ более милосерден, вызывает меньше нареканий в жестокости и негуманности наказания, ускоряет процесс казни. В сиюминутном раже, под неусыпным вниманием прессы и при подстрекательстве избирателей законодатели, в сущности, с энтузиазмом обсуждали разные способы лишения человека жизни. Некоторые горячие головы предлагали повешение, расстрельные команды и тому подобное, но в конце концов подавляющим большинством голосов была одобрена казнь посредством инъекции, и Оклахома стала первым штатом, принявшим соответствующий закон.
Но не первым, применившим его. В значительной степени из-за растерянности и неповоротливости законодателей, полиции и прокуратуры, а также большинства общества Оклахома сразу же отстала от других штатов, активно включившихся в исполнение смертных приговоров. В течение долгих тринадцати лет здесь не казнили ни одного осужденного. Наконец в 1990 году ожидание закончилось, и комната для исполнения смертных приговоров снова вступила в действие после долгого перерыва.