Она делает попытки прийти в себя в лифте, что-то бормочет и очень мило мычит и морщится, но банальное «ч-ч-ч» каким-то чудом ее успокаивает, и она снова мирно сопит у меня на руках.
С ключами, правда, приходится повозиться, но в целом задача выполняется успешно, и уже через пару минут я укладываю Сашу к себе на кровать, накрывая тонким одеялом.
Снимаю с нее обувь и хочу этими же каблуками настучать ей по заднице. Она заболела и умудрилась надеть обувь, от которой у нее все пятки в крови! Боже, почему она такая невыносимая? Почему она считает, что она робот, ну почему? Я клянусь, все сделаю, чтобы этим ножкам всегда было комфортно и этой девушке никогда не пришлось работать, если она будет себя плохо чувствовать. Потому что смотреть на нее такую, заболевшую и без сознания, слишком страшно. Хочу, чтобы она хохотала громко и заразительно, как умеет, кричала на меня, фыркала, злилась, улыбалась, хмурила брови и складывала губы трубочкой в недовольстве. Чтобы была живым солнышком, хочу.
– Где я… – Слышу голос, когда только отхожу от Сашки.
– У меня, – отвечаю сразу, присаживаясь около нее. Она все еще на границе сна и реальности, видимо, уже пытается очнуться и дальше побежать работать. Неугомонная.
– А что я делаю у тебя?
– Болеешь, как все нормальные люди, с постельным режимом и лекарствами. Спи, Саша, – говорю негромко и поглаживаю ее пальцем по щеке, с удовольствием отмечая, что она засыпает от этих слов и этого движения.
Глава 17
– Александра… Саша, просыпайтесь…
Я слышу какие-то голоса, но не могу разобрать, во сне все это или наяву. Голос раз за разом повторяет мое имя, но такое ощущение, что я нахожусь под толщей воды, настолько плохо слышно. Мне жарко и холодно одновременно, болит каждая частичка тела, голова буквально лопается на две части, и из-за этого я не могу вынырнуть из этого жуткого состояния. Я ненавижу это чувство. Оно похоже на выход из наркоза после операции. Я что, снова попала в больницу? Меня опять оперировали? Со мной снова что-то не так?
От этого бросает в дрожь, нет-нет-нет, мне же обещали, что все будет хорошо… Но следом приходит понимание, что низ живота не болит совсем, в отличие от головы и горла, и я все-таки стараюсь взять себя в руки и вынырнуть навстречу этому голосу. Вдруг это все-таки что-то другое?
– Давайте, вот так, еще немного…
Голос становится отчетливее, он точно мужской, но, кажется, мне незнакомый. Я чувствую руки, много рук. Здесь кто-то еще?
С трудом, но заставляю себя разлепить веки, сразу же морщусь от слишком яркого света, но в итоге наконец-то борюсь с собой и окончательно открываю глаза.
– Доброе утро, – говорит все тот же голос, обладатель которого стоит передо мной. Какой-то мужчина, я его совершенно точно раньше не видела. Ему не больше сорока, но что я делаю здесь?
А где…
Пытаюсь понять, где нахожусь, осматриваюсь. Огромная спальня, я на кровати, около которой стоит тот мужчина, а рядом сидит Тимур, касаясь руками моих щиколоток. Приехали…
И что происходит?
Ладно, радует то, что я точно не в операционной. Не радует то, что, кроме этого факта, я все еще ничего не понимаю.
– Саша, это врач, – говорит Тимур, видимо заметив мое выражение лица – Никита Петрович, лучший в городе. Он тебя осмотрит, хорошо? Ты заболела и упала в обморок.
О черт… Я что-то помню. Мне было плохо на работе, я хотела умыться и думала, что все пройдет, а потом гул в ушах и темнота. Вопрос о том, где я и как тут оказалась, остается открытым. Но Тимуру киваю, соглашаясь на осмотр. Отказываться-то какой смысл, если еще и лучший врач.
Тимур выходит из комнаты, за что ему спасибо большое, иначе я бы просто сгорела от стыда, мне кажется, и доктор приступает к осмотру. И боже, он мне разве что УЗИ не делает, серьезно, осмотр такой, как будто меня по всем кабинетам в поликлинике водили.
Он смотрит горло, которое просто нещадно болит, к слову, слушает меня минут десять, мне кажется! Пульс, давление, глаза проверяет, уши, температуру, что-то щупает на животе, и я даже не успеваю закрыть руками все свои шрамы на нем… Осматривает шею, а потом что-то долго пишет, пока я держу градусник и жду его вердикт.
– Одевайтесь, – говорит он мне и выходит за дверь. Черт, я конечно в максимально неудобной одежде для лежания на кровати, но приходится обратно влезать в блузку, причем оперативно, потому что уже через минуту я слышу стук в дверь.
– Входите, – говорю хрипло и через боль, буквально падая на подушку, не в силах даже сидеть. Да уж, Солнцева, докатилась так докатилась.
– Значит, так, – говорит врач с порога, проходя в комнату. За ним идет Тимур, снова присаживаясь рядом со мной. У меня все еще слишком много вопросов по поводу всего этого. – У вашей девушки ангина, гнойная.
У кого, извините?
У чьей девушки? В этой комнате нет ни одной «чьей-то» девушки.
Смотрю на Тимура, но он только кладет свою руку на мою, сжимая пальцы, и продолжает слушать доктора. Прекрасно. Восхитительно. Просто потрясающе. Я пока без сознания была, замуж не вышла за него, случайно?
– Саша, – наконец-то обращается он ко мне, а не к Тимуру, называя меня какого-то черта его девушкой. Я практически нахожу в себе силы злиться. Где-то там, глубоко в душе, они точно есть. Я приберегу их на потом. – На будущее: поберегите себя во время болезни, организм ослаблен в эти дни, и ему нужен покой. Вы слишком много взвалили на свои хрупкие плечи даже для здорового человека, а болезнь все усугубила. Наверняка вы игнорировали боль в горле несколько дней, даже не стараясь ее замечать. Теперь вам придется принимать антибиотик, потому что болезнь ваша очень серьезная. Принимать в уколах, будет больно, но лечение так будет действеннее. Я расписал здесь все, – он отдает лист Тимуру, – но расскажу еще на словах. По поводу болезни: температура будет спадать постепенно, дня три-четыре еще будет подниматься. Обязательно постельный режим, около недели, больше сна, никаких стрессов. Побольше хороших эмоций, и еще раз повторюсь: берегите себя. Вы упали в обморок от банального переутомления на фоне ослабленного вирусом организма. Выздоравливайте, Саша. Тимур, проводите меня?
Тимур кивает, они выходят из комнаты, снова оставляя меня одну, а я зависаю, уперевшись взглядом в потолок.
Миллион вопросов по типу «что происходит и где я вообще?» все еще вертятся в голове, но другие мысли их вытесняют. Какой еще постельный режим неделю? Мне некогда лежать, о чем вообще этот человек?! Ангина – не самое страшное в жизни, я что, ни разу не работала с больным горлом? Сумасшедший дом. Наводят панику из-за какого-то там горла. Пару раз пшикнуть, и пройдет. Нет у меня времени лежать и о жизни думать. У меня дети, у меня конференции, в конце концов, у меня поиски школы! В плотном графике нет лишней недели, выделенной под болезнь. День отлежусь и буду огурчиком.
Но мой организм пока протестовать вместе с мыслями сил не находит, и вот это мне совершенно не нравится. Я пытаюсь подняться, чтобы найти Тимура, задать ему миллион вопросов и уехать домой, но мне без шуток не хватает сил даже подняться на локти. Словно те десять минут, которые я сидела на кровати, пока доктор проводил осмотр, – мой максимум и заряд энергии на сегодня закончился.
Адреналин от ярких эмоций спадает, и я начинаю чувствовать всю «прелесть» своего состояния. У меня все еще болит голова так, словно ее гвоздями прибили к подушке, а вместе с ней болит и каждая клеточка тела. А вот горло с, чтоб ее, гнойной ангиной словно режут ножами. Я не могу без слез даже сглотнуть слюну… Господи, вот же влипла! С трудом поворачиваюсь на бок и подтягиваю ноги к себе, закрывая глаза, и снова куда-то проваливаюсь.
Очухиваюсь снова, когда чувствую какие-то прикосновения, и опять к ногам. Я не знаю, сколько прошло времени, но по ощущениям буквально несколько минут, как будто я до конца в сон не успела провалиться.
Открываю глаза и понимаю, что мои ноги лежат на коленях Тимура, а он там над ними что-то колдует. Что снова происходит?
– Что ты делаешь? – говорю шепотом, потому что по-другому пока очень больно.
– Это заживляющая мазь, – говорит он, не отрываясь от своего занятия. – Кто-то бестолковый всунул твои ноги в туфли, которые трут до крови. Хватило же ума.
– Это мои любимые туфли, – пытаюсь вяло протестовать. – Они красивые.
– Каждый раз поражаюсь тому, как такая умная девушка, как ты, может быть одновременно такой глупой. Не двигайся, – ворчит на меня он, и я послушно не двигаюсь, но не потому, что я хочу делать то, что говорит Тимур, а потому, что у меня просто нет сил двигаться. Он закрывает мои ранки пластырем, и мне отчаянно хочется сказать ему «спасибо», но почему-то я проглатываю его, не найдя внутри себя объяснения этому.
– Ты ворчун.
– А ты бестолочь, Саша. Ты упала в обморок прямо на работе, я забрал тебя, бледную, с ледяными руками и температурой сорок, ты даже не проснулась, когда в «скорой» делали укол. Неужели тебя мама в детстве не учила, что когда плохо – надо отдыхать? Что за отношение к самой себе?
– Не надо меня ругать, – снова шепчу, и оттого, что не могу рыкнуть и поворчать, фраза получается какой-то слишком уж жалобной.
– Прости, – сразу смягчается он и присаживается около кровати на корточки, оказываясь у моего лица. – Я просто очень за тебя испугался. Очень, Саш. Не делай так больше, ладно?
Мне очень хочется снова сказать ему что-то хорошее. Даже просто «ладно». Но это будет ложь чистой воды, потому что у меня нет времени болеть сейчас, и его точно не будет потом. В мире Александры Солнцевой есть время на работу, саморазвитие, обучение себя и других. А на болезнь и отдых – нет.
– Я вообще где? – наконец-то задаю один из самых волнующих вопросов.
– У меня дома.
Приехали.
– И как я тут оказалась?
– После «скорой» привез тебя. Кстати, мне пришлось усадить тебя в машину без твоего согласия. Но я не дождался бы его, так что смирись. – Он усмехается, а мне вдруг хочется ему дать подзатыльник или пощечину, чтобы убрать это слишком довольное выражение лица и ухмылочку. – Где ты живешь, я не знаю, поэтому ты тут. Вызвал врача, рекомендации о нем самые лучшие, так что быстро должна очухаться.