– Я мечтаю о тебе, Сань. – Касаюсь пальцами ее щеки и кайфую от того, как она льнет к руке ближе. Все еще моя. До кончиков пальцев.
– И о семье. Я помню тот список, – улыбается грустно, но не плачет. Но это не то чтобы очень хороший знак. Скорее всего, она просто выплакала все слезы, пока меня не было рядом. И я очень корю себя за то, что меня, черт возьми, не было рядом, пока ей было очень плохо. – Я тебя очень люблю, правда. Но я ведь буду корить себя всю жизнь за то, что не смогу тебе родить.
– Давай попробуем бороться? У меня мама шикарный гинеколог, пройдем обследование, сдадим анализы. Шанс есть всегда.
– Я и так знаю все свои диагнозы, Тимур. Это ничего не даст.
– Сань, но куча способов есть! В конце концов, если мы когда-нибудь так сильно захотим ребенка, можем найти выход. На крайний случай… – Я почему-то не решаюсь сказать о ребенке из детского дома. Такое ощущение, что этими словами я окончательно убью в нас двоих остатки веры. Ну или только во мне. Что-то мне подсказывает, что в Сашке этой веры не осталось совсем. – В общем, я о том, что все можно решить. Не могу без тебя, Сашка, – шепчу и тянусь к ней, касаясь лбом ее. Не хочу отпускать. Такая маленькая она сегодня, еще меньше, чем обычно. Как будто похудела за эти сутки.
– Просто дай мне время, ладно? Больше ничего не прошу, – шепчет так же тихо и не уворачивается, когда оставляю на ее губах поцелуй.
– Сколько тебе нужно?
– Я сообщу, хорошо? Поеду к родителям, на работе уже попросила девчонок разобрать мои классы. Отдохну немного, приеду, и мы встретимся снова, ладно?
– Хорошо, – киваю, хотя отпускать ее не хочется совершенно. Не нравится мне все это. Мне хочется засыпать с ней, как мы всегда спали. Притянуть к себе, чувствовать, как обнимает, и спать спокойно, наслаждаясь ее присутствием даже во сне. – Ладно. Если тебе это нужно, то хорошо.
Мы еще пару минут сидим вот так рядом, касаясь лицами и играя с пальцами друг друга, а потом Саша все-таки просит отвезти ее домой и говорит, что очень устала.
Мы пересаживаемся вперед, и я с болью в сердце везу ее домой, понимая, что даже не могу представить, на какой срок мне придется ее отпустить.
Беру ее за руку, как и всегда. Как в те моменты, когда у нас все было хорошо. Она не сопротивляется и даже сжимает немного, что дарит еще одну надежду на то, что мы справимся.
Ей не все равно. Она тянется ко мне, любит меня. Просто сложный период, сложный морально, такое у всех бывает. Кто-то справляется, кто-то нет, но я не позволю нам не справиться. Я ее люблю, как никогда никого не любил.
Еду медленно, растягивая время, когда мы вместе, но, к сожалению, все равно приезжаю к ее дому.
Выхожу из тачки, открываю Сашке дверь, подаю руку.
Она стоит, поднимает голову, смотрит на меня. Красивая такая… Не уходит. И я не могу. И не хочу.
– Я пойду, – шепчет, а потом встает на носочки и целует меня в губы.
Так больно-больно, что я чувствую внутри порыв затолкать ее в машину и все-таки увезти к себе. Но она же просила дать ей время! Черт…
Отстраняется, улыбается, а в глазах снова слезы. Ну нет… Не плачь, я прошу тебя, это дерьмовый знак!
Она делает пару шагов задом, все еще глядя мне в глаза, а потом разворачивается и все-таки уходит. Провожаю ее взглядом, потом еще пару минут жду, когда в окнах ее квартиры загорится свет. И смотрю ровно туда, потому что точно знаю, что она тоже смотрит.
Сажусь в машину, падаю лбом на руль и пытаюсь убедить себя в том, что мы все переживем.
Приезжаю. Тянусь к бардачку, чтобы забрать оттуда документы из ресторана, а там кольцо. То самое, что с голубым камнем, сияющим, словно глаза Сашки.
Да твою мать…
Глава 32
Я солгала Тимуру о том, что поеду к родителям, и просто закрылась дома, чтобы никого не видеть. Но на четвертый день решила, что эта ложь была довольно неплохим планом, и заказала билеты на поезд.
С меня стали спадать любимые джинсы, потому что в эти дни я толком ничего не ела, зато выпила, наверное, литров пять чая. В моей голове столько разных мыслей, что от их количества почти больно. Черепушка лопается, я толком не сплю.
С одной стороны, я очень хочу скрыться и дать Тимуру шанс на нормальную жизнь, а с другой – абсолютно эгоистично приехать к нему со всеми вещами и сказать правду о том, что только с ним я чувствую себя счастливой.
Даже когда он подвозил меня домой четыре дня назад. Я была такой счастливой! Мне казалось, что все невзгоды позади, что мы уже со всем справились. На секунду показалось, что никаких проблем нет, когда он поднял мою руку и поцеловал пальцы. Словно я могу иметь детей, и вообще уже беременна, и у нас все здорово.
Но потом нам пришлось разойтись. Он смотрел на меня с болью в глазах, я отвечала точно таким же взглядом. А потом пустая квартира, неприветливая холодная постель, давно ставшие ужасными на вкус ужины.
И вот я снова та Саша, у которой все плохо. Только в этот раз скрывать это у меня ни черта не получается.
Я как тот сдохший кактус на моей полке. Вот он высох уже изнутри, но выглядел в целом сносно. А сейчас с него осыпались все иголки, и ему, видимо, пришел конец. Вот и мне, кажется…
Звоню папе, говорю, что приеду. У меня поезд на десять утра, тут ехать всего четыре часа. Мне срочно нужно в его медвежьи объятия, в них всегда хорошо и ничего не страшно.
Беру какой-то минимум необходимых вещей и еду на вокзал, а потом все четыре часа смотрю в окно и очень много думаю. Обо всем. О своей жизни, о Тимуре, о Дашке. Мне так стыдно перед ней… Я не смогла поддержать так, как должна бы сделать это настоящая подруга. Я долго плакала на ее плече вместе с ней, а потом лежала на ее коленях, поглаживала еще плоский живот и шептала крошке внутри, что у нее будет самая крутая мама.
А потом уехала. И ни разу с того дня не взяла трубку. И не открыла дверь, когда ко мне приезжал Леха.
Потому что не надо меня жалеть. Я переживу. Просто сложный период.
Я так же хреново чувствовала себя, когда только услышала приговор от врача. И сейчас ощущение, что я обо всем только узнала.
Просто все годы я жила, работала, бегала где-то, отказывала всем мужикам в отношениях и делала вид, что у меня все классно, просто я вся такая стерва с перчинкой, у которой в мыслях только работа и карьера.
А потом появился Тимур, который раскрыл все стороны моей души. И раскрыл он их для меня самой. И оказалось, что Сашка-то и не очень стерва, да и без работы тоже прожить можно, дать себе поболеть или банально отдохнуть. Оказалось, что Сашка ни разу не робот, а самый простой человек с обычными потребностями. И когда оказалось, что не все, чего я хочу, может исполниться, мне снова стало больно. А потом стало больно моему любимому человеку.
И вот именно поэтому мне так хреново. Именно поэтому я ни черта не знаю, как правильно поступить. Именно поэтому я просто еду домой, чтобы хоть немного отдохнуть душой. Обычно это работает.
Папа встречает меня на вокзале, долго-долго обнимает, не говоря ни слова, а потом усаживает в машину и везет домой.
А дома Машка. Мой маленький солнечный лучик. Чем старше она становится, тем сильнее мы с ней похожи, и я буквально смотрю на нее, как на свои детские фотки. С ней всегда хорошо. Мы связаны посильнее многих близнецов. Она скучает, когда я долго не приезжаю домой, а потом все время проводит со мной. Буквально каждую минуту. Мы вместе готовим есть, делаем уроки, она учит со мной языки, мы смотрим мультики, просто болтаем и засыпаем тоже вместе.
И это здорово отвлекает! Каждый раз это работает, и в этот тоже помогает.
Мама с папой носятся по делам, а меня лечит мышонок Машка.
А еще иногда пишет Тимур. Примерно раз в два дня он присылает сообщение одинакового содержания. Спрашивает, как я, потому что волнуется.
Я не игнорирую. Отвечаю всегда, потому что знаю, что волнуется на самом деле.
На третий день, в тот, в который мне приходится уезжать, потому что бросать школу на такое долгое время все-таки не лучший вариант, папа утром зовет меня прогуляться. До поезда еще часов пять точно, и мы идем с ним в наше любимое место: большой красивый лес недалеко от дома. Все детство мы провели с ним там, в любое время года.
Наша традиция дожила и до моих двадцати трех, поэтому я с удовольствием соглашаюсь и иду с ним рука об руку.
– Рассказывай давай, – говорит папа минут через семь после моего молчания.
– Что рассказывать?
– Не думай, что я глупый, Саня. – Он улыбается и обнимает меня за плечи. Притягивает к себе, и мы идем дальше в таком положении. Неудобно, жуть просто, но не хочу иначе. Так хорошо.
Папа видит, что со мной. Тут и слепой заметит, но папа… Я всегда была папина дочка, у меня с ним очень дружеские и доверительные отношения. Он видит все мои изменения в настроениях, поддерживает во всем, помогает. И в этот раз он еще слишком долго молчал. Я удивлена!
– У меня теперь есть школа, – начинаю я. Не было как-то времени похвастаться. С тех самых пор, как эта школа появилась, у меня не было ни единого спокойного дня. – Большущая и красивая, как я мечтала. Набрала штат учителей, увеличила группы, принимаем новых детей ежедневно. Классы оформили в тематике страны, язык которой изучают в нем.
– А я говорил, что ты у меня самая лучшая! – говорит папа с гордостью и целует меня в макушку. – Дорого обошлось с ремонтом-то?
– Понятия не имею, – жму плечами и выпутываюсь из рук папы, чтобы пройти немного вперед. – Мне подарили.
– О как, – выпускает смешок папа. – А мне не разрешала тебе купить.
– Так случайно вышло, что меня не спрашивали. Просто по факту отдали ключи.
– А мне он уже нравится, – хмыкает папа. Да, пап, мне тоже… Жалко только, что история эта недолговечной оказалась. – Умный парень.
– Пап… – Качаю головой. Ну вот, началось. Уже пора, да? Выдавать ему всю правду и слушать его мнение по этому поводу. Я боюсь его слов. Очень-очень боюсь.