Я все еще не могу поверить, но я уже так сильно люблю их.
И мне срочно нужно рассказать о них их папе. Самому лучшему папе в мире.
И даже если он не простит меня за все мои косяки, даже если не сможет быть вместе со мной, у нас навсегда будет наше счастье. Я сделаю все, чтобы беременность была наполнена только счастьем. Я не упущу этот шанс.
В кабинете Оксана Николаевна еще проводит осмотр, потом задает много вопросов, я на них отвечаю и ловлю себя на мысли, что держу руку на животе, словно оберегая моих малышей от всего вокруг происходящего.
– Как это возможно, Оксана Николаевна? – спрашиваю у нее, когда она пишет мне заключение и рекомендации. – Я ведь не позволяла себе даже надеяться.
– На самом деле диагноз был поставлен ошибочно. У вас были повреждения после операций, а потом вы не наблюдались у врача. Но предположу, что занимались спортом и питались правильными продуктами, а это тоже положительно влияет на гормональный фон женщин. Ну и… чудеса случаются, – улыбается она, и мне вдруг кажется, что я эту улыбку где-то уже видела. – Жених, наверное, чудесный у вас, да?
– Самый лучший, – отвечаю ей правду и снова касаюсь пальцами кольца.
– Держите, – протягивает она мне несколько скрепленных степлером листов. – Прописала витамины, написала дату следующего визита. Можно ко мне, можно к другому врачу, не важно. Быть осторожной! Чудеса случаются, но в любом случае ваши операции не прошли без следа, просто нужно беречь себя, не волноваться и быть счастливой мамочкой. Гулять, смеяться, целоваться, радоваться, спать, отдыхать. Пока это все, что от вас требуется.
– Спасибо вам огромное. – Забираю заключение и выхожу в коридор, только через пару шагов понимая, что забыла в кабинете чемодан, вот растяпа!
Возвращаюсь обратно, хватаюсь за ручку двери, открываю ее, но тут же зависаю.
На двери написано «Сабирова О. Н.».
Это совпадение или…
Тимур говорил, что его мама гинеколог. А улыбка этой прекрасной женщины показалась мне знакомой!
– Оксана Николаевна, а ваш сын… – говорю я, делая шаг в кабинет, но она меня перебивает, стирая со щек слезы.
– Мой, – кивает и встает, подходя ко мне. – Я тебя сразу узнала. Он присылал мне фотографии, я просто смущать тебя не хотела.
О боже… Этот день не мог стать еще восхитительнее.
Она меня обнимает, и я с огромным удовольствием обнимаю ее в ответ.
– Спасибо вам огромное. За сына большое спасибо!
– Тебе спасибо, Саша. Он очень тебя любит.
– Я знаю, – киваю, отстраняюсь и вытираю очередную порцию слез. Я всегда теперь буду так много плакать? – Я поеду к нему. Мне так много нужно ему рассказать!
– Привет передавай, – смеется она. – И приезжайте в гости.
– Обязательно!
Обнимаю ее еще раз, забираю чемодан и с полной грудью счастья выхожу на улицу, вызывая такси.
Отсюда до ледового ехать полтора часа без пробок, так что должна быть точно к игре.
– Ну что, солнышки, – прикладываю руку к животу и говорю негромко, – поехали к папе?
Глава 35
Настроение в ноль просто. Пока ехал к ледовому, даже злость прошла. Нет, я, конечно, не собираюсь останавливаться и опускать руки, но просто эмоции шкалят то туда, то сюда.
У комплекса меня встречает Леха. Не хочу я ни с кем обсуждать, ну…
– Сабир, – останавливает он меня, – ну что там?
– Самолет улетел, не успел я. Взял билет на следующий, в полночь вылет. Буду искать, возвращать.
– Там Дашка винит себя до истерики, – хмурится он. – Мы… короче, мы беременны, – он говорит это хмуро, но таким счастливым голосом, что я сам невольно улыбаюсь.
Я рад за друга. Правда. За их семью рад. И я не буду страдать по каждой такой новости. Мне прежде всего нужна Саша. Очень нужна.
– Поздравляю, Леха! Где счастье, где улыбки, ну? – хлопаю его по плечу.
– Просто Саня к ней приехала как раз, когда Дашка узнала. И та корит теперь себя.
– Ей надо быть счастливой и радоваться, а не корить себя. Набери сейчас же, пусть приезжает на игру, заряжается позитивными эмоциями, а потом повезу всех пузатых девчонок команды кормить вкусной едой в ресторан. А Саню вернем. Кроме моего косяка, тут больше нет никакого.
Ухожу внутрь и чувствую, что настроение снова немного приподнимается. Я сам как будто беременный, черт возьми, то психую, то радуюсь.
Переодеваюсь, выхожу на раскатку, стараюсь сосредоточиться только на игре. Я все равно сейчас бессилен, ровно до момента отлета в моих руках нет абсолютно ничего, поэтому надо сосредоточиться и вырвать эту победу зубами вместе со всей командой.
Но мысли все равно временами цепляются за Сашку. Я волнуюсь за нее. Я скучаю. Я злюсь на нее, черт возьми!
Из-за этого после раскатки чуть срываюсь на игроке другой команды, когда мы освобождаем для них лед и сталкиваемся с ними в коридоре.
Он не нашел в себе силы убрать клюшку с прохода, а я нашел в себе силы сделать это грубее, чем стоило бы.
И, конечно же, это аукнулось в первом периоде.
Тот цепляет меня каждый удобный момент, повышая злость в моем теле до максимума. Меня взрывает, изнутри все кипит, и куда-то срочно надо деть эту злость, но период заканчивается, что идет ему только на пользу. Счет на табло все еще нулевой, Палыч за это песочит нас в перерыве, а когда я выхожу на второй период, неосознанно ищу глазами Саню. Как будто она каким-то чудом может быть здесь. Не улетела, приехала и стоит смотрит.
Но… ее нет. Конечно. И этот факт меня снова заряжает на злость. Пора пить таблетки, я становлюсь ненормальным просто.
В середине второго периода тот придурок снова меня цепляет, но только в этот раз все заканчивается дракой.
Палыч придушит меня за это, честное слово, и я получаю удаление на две минуты, подставляя команду.
Смотрю за игрой, считаю секунды до возвращения на поле, прохожусь взглядом по трибунам и на пару секунд думаю, что сошел с ума.
Потому что я точно вижу Сашку.
Красивую, счастливую, улыбчивую.
И смотрит она… на меня.
И я смотрю. Потому что не могу не смотреть. Никогда не могу отвести взгляда.
Но что она тут делает? Она же улетела… Я лечу за ней в полночь вообще-то!
Это точно она? Может, меня припечатали слишком сильно и у меня теперь галлюцинации?
Но нет. Это она. Машет мне рукой так счастливо, словно ничего между нами ужасного не происходило, и я так залипаю, что чуть не пропускаю момент выхода на поле.
И понимаю, что без нее, без ее поддержки не мог играть. Точно как не мог играть раньше, когда она присутствовала на трибунах.
Теперь я ее чувствую. Кожей, душой и сердцем.
И последний орган, оказывается, у меня тоже есть. Хотя в последнее время он не подавал признаков жизни.
И наконец-то я беру себя в руки! Одного понимания, что она тут, мне достаточно для того, чтобы собраться.
Со второго периода мы выходим с преимуществом в одну шайбу, а в третьем забиваем еще две. Вторую – Леха, а третью – я с его передачи. И потом сразу же ищу глазами Солнцеву, замечая ее счастливую в объятиях своей лучшей подруги.
И я снова начинаю дышать. Полной грудью.
Когда игра заканчивается, я хочу сбежать от этой суеты к своей Сашке. Мне слишком многое надо ей сказать, но одно понимание того, что она не улетела, а пришла ко мне, уже дает надежду на светлое будущее.
Я подъезжаю к бортику, у которого стоит она, пробравшись к лавкам игроков, и встаю точно напротив, по привычке глядя точно в глаза.
Красивые, сияющие, мои любимые голубые глаза.
– Не улетела, – шепчу, но точно знаю, что она услышит даже среди сумасшедшего шума. Кивает головой, подтверждая мои слова. – А я билет купил, – усмехаюсь. Стягиваю с себя шлем и перчатки, бросая те на лед. – В полночь за тобой лететь собирался.
– А я тут, – тоже шепчет. Я на коньках еще выше обычного, чем она, поэтому мне приходится чуть наклониться и опереться локтями о борт, чтобы ей не пришлось так сильно задирать голову. – Мне твоя мама просто летать запретила, знаешь…
– Что? – пытаюсь понять, правильно ли я расслышал все ее слова. При чем тут моя мама и когда они успели увидеться, чтобы она запретила ей летать? – В каком смысле? Моя мама?
– Ага, – веселится Сашка, широко и счастливо улыбаясь. – Такая прекрасная женщина. Просила тебе привет передать.
Мы как два идиота стоим у этого бортика и общаемся шепотом, когда вокруг происходит какая-то вакханалия. Команда празднует победу, девчонки уже давно на льду со своими мужиками, а мы стоим тут в своем мирке и пытаемся понять друг друга. Даже не целуемся! Хотя капец как хочется.
– Привет от мамы? Сань, я не в силах разгадывать ребусы.
– Я была у нее в клинике. Случайно попала. Ты же говорил, что мама хороший гинеколог и мы можем к ней обратиться? Ну и…
– И что сказала мама? – замираю. То, что Саша пошла к врачу, это уже достижение.
– Ну она сказала, что случай не безнадежный. И что у меня волшебный жених. И вот надавала кучу разных бумажек, посмотришь? – вручает она мне распечатки, как будто я в них что-то понимаю.
Но смотрю. Наверняка даже с умным видом.
– Пациентка Солнцева, бла-бла, двадцать три года, жалоб нет, тра-та-та, беременность четыре-пять недель, патологий не выя… Стоп. Что?
Поднимаю на нее глаза, а она вся счастьем светится.
Не понял.
Перечитываю.
«Беременность четыре-пять недель». Перелистываю. Снимок УЗИ…
– Саш, это что? – с трудом выдавливаю из себя несколько слов, пытаясь собраться из кусочков, на которые я разлетелся.
– Это – наши дети, – говорит она гордо, но глаза снова наполняются слезами. – А это, – показывает она пальцем как раз на слезы, – гормоны!
– Дети?
– Дети, – снова кивает. – Ты абсолютно точно волшебный не только потому, что я беременна. А еще потому, что мы с тобой ждем двойню, Тимур.
Это… как? Что? Что мне делать? Что делать мне сейчас со всем этим?