Невозможная девушка — страница 16 из 57

– Я никогда не слышал этого от Дункана, – сказал Александр. – Должно быть, ему об этом стало известно совсем недавно.

Он выглянул из окна – на улице кто-то развел костер, и солнце скрылось за его дымом.

– Доктор Грайер рассказывал о тебе каждому встречному. Даже когда мы переехали. Неудивительно, что многие врачи в Нью-Йорке об этом слышали.

Александр пристально посмотрел Коре в глаза.

– Теперь ты сама убедилась, что твоя жизнь в опасности. Тебе надо уехать из Нью-Йорка. Поезжай в Филадельфию или на запад – в Огайо или Айову.

– Можно и уехать, – согласилась Кора. – Но за пять лет у меня здесь накопилось столько полезных связей. Я не хочу их терять. Я привыкла к своей работе и неплохо зарабатываю.

– Кстати, о заработке – через два дня придет хозяин за деньгами, – напомнила Лия. – И портвейн у нас закончился. – Она грустно посмотрела на пустую бутылку.

– Я могу заплатить за аренду, – предложил Александр.

– Нет, ты и так уже слишком много сделал для нас.

Кора встала из-за стола и одернула помятую рубашку Джейкоба.

– Знаю, последние недели мы на мели. Но я уже договорилась о работе. Надо перетерпеть. Выкопаем еще несколько тел, а потом я уеду и начну новую жизнь. Может быть, учительницей устроюсь. Ты, Лия, тоже найдешь себе что-нибудь получше.

– Нет, Кора, я не могу тебя бросить.

Коре было приятно слышать от нее такие слова, но по глазам Лии она поняла, что та колеблется. Она понимала, почему: Лия могла бы работать в богатой семье и жить в ее доме. Много лет назад она покинула дом Каттеров вместе с Шарлоттой только из-за любви к ней. Она относилась к Шарлотте почти как к дочери. Но бедность тяготит любого человека, даже сильно любящего.

– План довольно разумный, – сказал Александр. – Если получится, уже через месяц ты сможешь уехать отсюда. Пока не расползлись слухи…

Кора кивнула головой и зевнула. Лия протянула ей конверт.

– Про это не забудь.

В конверте лежали два ярко-оранжевых билета.

ТЕАТР КАСЛ-ГАРДЕН
ДЖЕННИ ЛИНД
11 сентября 1850 года

О! Та самая Дженни Линд, которую Ф. Т. Барнум переманил к себе из-за океана за сто пятьдесят тысяч долларов. «Шведский соловей», как ее называли. Все были просто помешаны на ней. Магазины на Чатем-стрит были переполнены всевозможными сувенирами с ее изображением: в продаже были табакерки, перчатки, веера и даже бумажные куклы.

Кора совсем забыла про эти билеты. В отличие от концерта Филармонического общества или представления в Оперном театре на Астор-плейс, который многие избегали с прошлого года из-за нашумевшего восстания, выступление Дженни Линд непременно соберет все сливки общества, включая тех, кто выходил в свет крайне редко. Такой концерт нельзя было пропускать.

– Я уже и забыла про него. Лия, составишь мне компанию? Или ты, Александр?

– У меня в эти дни не театральное настроение, – сказал Александр. – Может быть, Лия пойдет.

Лия радостно кивнула. В театре ей нравилось, и она не упускала возможности туда попасть. Кора чаще всего ходила в театр Касл-Гарден – она высматривала среди публики подходящие экземпляры, и ей зачастую становилось известно об их болезнях раньше, чем им самим. Несколько интересных случаев она отыскала без помощи докторов: например, необычайно высокого джентльмена со слишком длинными пальцами и больную раком даму с опухолью на щеке, сидевшую в своей ложе в полубессознательном состоянии от выпитой настойки опиума.

В то же время Кору не покидали опасения, что кто-нибудь может охотиться и за ней. Что если Флинт почувствовал биение ее второго сердца прошлой ночью? Возможно, он понял, что она и есть та самая девушка-химера?

Но больше всего ее пугало то, что ей отчего-то самой хотелось ему в этом признаться. Все это было очень странно.

Глава девятая

В театр Кора надела одно из своих вечерних платьев – из кремового и бледно-зеленого шелка – и украшенный лентами в тон парик с буклями и пробором посередине. Лия была одета в строгое платье из черного атласа – лучшее в ее гардеробе. Они наняли экипаж и вышли у Касл-Гардена в Бэттери-парке, где уже собралась немалая толпа, глазеющая на больверки и проплывающие мимо английские и китайские корабли. Перед театром на узком мосту уже выстроились длинные очереди. Этот мост словно отдалял величественный Касл-Гарден от будничной жизни Манхэттена. Лия ахнула, увидев очередь людей с оранжевыми билетами.

– Я слышала, продано несколько тысяч билетов. Глянь, сколько народу!

– Да, – рассеянно отозвалась Кора. Она уже разглядывала толпу оценивающим взглядом, выискивая потенциально интересные экземпляры. Она как будто видела их насквозь: у этого, с тростью, самый обычный ревматизм, а у той, под вуалью, паралич лицевого нерва. Еще у одного был нездоровый, желтушный цвет лица – скорее всего, это от печени: пьет слишком много, а возможно, у него рак. Мелькнуло первое знакомое лицо – мистер Эллингтон, прошлой зимой его вылечили от водянки кровопусканиями.

– Кора, давай встанем в другую очередь, эта такая длинная!

Лия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу – очевидный знак дискомфорта. Наверное, ей жали подвязки. Кора нахмурилась.

– У нас оранжевые билеты, Лия, мы должны стоять в этой очереди. И я вижу мужчину со странной походкой. Надо выяснить, кто он такой. Вот и семья его рядом.

– Не нравится мне, как на нас смотрят. Давай отойдем в сторонку, хотя бы на время.

Смотрят? Кто смотрит? Кора осторожно огляделась вокруг. Обычно это она рассматривала прохожих, и, чувствуя на себе ее взгляд, люди отворачивались. Ее необычная внешность и невозмутимая манера смотреть людям в глаза делали ее похожей на гостью из иного мира. В конце концов, она действительно была почти своей в мире мертвых.

Этот взгляд посланницы смерти, напоминавший о близящемся конце, пугал и ее тоже, но ей пока не доводилось испытать его на себе. Настал и ее час? Толпа потихоньку затекала в открытые двери театра. Где же та тень, которая держит ее на прицеле и ждет малейшего знака, чтобы разгадать ее тайну? Кора так и не увидела ее.

Зато она увидела блондинку, ту самую, которая повстречалась ей в музее. Ее, как и в прошлый раз, сопровождал Шермерхорн. Они стояли в очереди для посетителей с зелеными билетами, и, хотя их очередь продвигалась вперед, эта леди застыла на месте и с нескрываемой враждебностью сверлила взглядом Кору и Лию.

– Кто это? – спросила Кора.

– Не знаю, – ответила Лия. – Чего это она так уставилась на тебя? Мне кажется, будет лучше, если мы уйдем.

Но очереди стали двигаться быстрее, и белокурая леди была вынуждена пройти вперед. Скоро она затерялась в толпе.

От концерта Кора ожидала гораздо большего. Барнум настолько раздул слухи о даровании Дженни Линд, что люди и в самом деле считали ее небесным ангелом. Около тридцати тысяч человек собрались поприветствовать ее в порту в тот день, когда она прибыла в Нью-Йорк на пароходе. Поэтому Кора ожидала услышать от нее какие-то неземной красоты звуки, облеченную в музыку ангельскую пыль, но ожидания не оправдались. Пела она хорошо, это правда, но Кора все равно была разочарована. Она решила воспользоваться моментом и стала разглядывать в бинокль собравшуюся публику. Все эти люди не могут быть абсолютно здоровыми, здесь обязательно попадутся по-настоящему ценные образцы.

В антракте ее ждало первое новое знакомство, однако совсем не то, на которое она рассчитывала. В то время как Лия жаловалась ей на дороговизну пунша, а сама она уже ругала себя за то, что надела такие неудобные туфли, кто-то вдруг тронул ее за локоть.

Кора обернулась и увидела даму из музея. Но не блондинку, а ту, которая спорила с доктором Тилтоном и доктором Гуссенсом. Как же ее зовут? Кажется, Блэквелл? С ней была еще одна дама, также одетая в довольно скромное платье, хотя из более дорогих тканей – шелка и поплина, украшенное несколькими лентами.

Сейчас, когда у Коры появилась возможность как следует рассмотреть доктора Блэквелл, она заметила, что в этой женщине сочеталось несколько не совсем гармонирующих друг с другом черт. Она была хрупкая и невысокого роста, но взгляд ее темных глаз был колючим и проницательным. Точнее сказать, одного глаза, потому что второй, по всей видимости, был стеклянный. Одета она была неброско: в темное шерстяное платье с глухим воротом. Букли обрамляли ее улыбающееся лицо, но улыбка эта была весьма язвительной.

– Приветствую. Я еще мало кого знаю в Нью-Йорке, но с вами мы уже встречались, – проговорила она спокойным низким голосом без какого-либо намека на слащавость. – В музее пару дней назад, не так ли?

– Да, – выдавила из себя Кора, растерявшись от неожиданности.

– Я доктор Элизабет Блэквелл.

– Кора Ли. А это Лия О’Тул.

Она обернулась налево, но Лии не было – должно быть, ушла за новым стаканчиком пунша – слишком уж он ей нравился.

– А, она отошла, – добавила Кора. – Пожалуйста, простите мне мою дерзость, но вы действительно доктор?

– Да, это так. Я окончила Медицинский колледж в Женеве, на севере штата.

– И вы изучали анатомию? Я имею в виду, знаете все тонкости?

Кто угодно мог называть себя доктором, оплатив пару лекций в колледже. Но в полной мере изучить анатомию возможно только препарируя трупы. Настоящие врачи так и делали.

– Конечно, изучала. Боже мой! Строение головы и шеи дается особенно тяжело. Подбородочно-язычная мышца, шило-язычная мышца, подъязычно-язычная мышца. Вы тоже интересуетесь анатомией? Сейчас женщин стали пускать на лекции.

«Нёбно-язычная мышца», – про себя добавила Кора.

– Да, очень, – сказала она вслух. Лед между ними начал таять.

– Признаюсь вам, что в диспансерах со мной даже разговаривать не захотели, – продолжала дама. – Но я уже открыла свою приемную на Юнион-сквер.

– О! Я пока не видела вывеску.

– Хозяйка помещения категорически против таблички с моим именем на стене здания. Заявила мне, что это неприлично. Она, видимо, уверена, что кабинет женщины-медика – это что-то вроде борделя.