В другие дни все происходило в Большом анатомическом музее. Он там делал восковые фигуры: органы разные, части тела и прочее. Их он от меня не закрывал, можно было смотреть сколько угодно. Он ставил меня лицом к стене, спускал с меня штаны и засовывал свое хозяйство.
Он практически никогда со мной не разговаривал. За два года сказал всего несколько слов:
Можешь идти.
Ты опоздала.
Тихо.
Молчи.
Но деньги того стоили. Он никогда не скупился. Да и сам вроде был ничего. После той пощечины он меня больше не бил. И вообще производил впечатление честного человека. Мадам регулярно получала от него плату и была мною довольна. Раз в неделю она угощала меня за это пирожным.
Все шло хорошо до того самого дня.
Он прислал мне письмо – лично мне, а не мадам Бек, как обычно. В письме – время и дата. Место встречи – студия на Генри-стрит. Двадцать долларов за визит. Конечно же, я пошла.
Мадам я об этом рассказывать не стала. Вот еще. Зачем платить ей проценты, когда можно получить всю сумму целиком? На этот раз он велел мне раздеться, хотя раньше никогда об этом не просил.
– Как тебя зовут?
В первый раз за все время он спросил мое имя. Я думала, он знал, но оказалось, что нет.
– Одри. А тебя как?
Он не ответил. Мне показалось, что он разочарован – то ли имя ему не понравилось, то ли голос. Я начала расстегивать ему рубашку, как вдруг он ударил меня прямо в висок. Было так больно, что я согнулась пополам. Я хотела закрыться рукой от следующего удара, но он схватил меня за горло.
Он больше не произнес ни единого слова.
Ни единого звука.
Из глаз у меня посыпались искры. Я пыталась вырваться, но он повалил меня на пол и сел сверху, продолжая душить. Так и закончилась моя жизнь. Мое тело уже пару дней лежит в его студии. Оно еще не вздулось, но окоченение уже прошло. Все вокруг изменилось: солнце больше не светит, а темнота стала еще чернее. Вот кто-то снимает с меня покрывало. Девушка. Как испуганно она на меня смотрит. Ой, да мы же с ней похожи. Она прикасается к моей щеке и… Теперь мне все стало ясно.
Я думаю, она сама поняла, что он за человек. Мне даже необязательно быть живой, чтобы предостеречь ее об опасности. Беги же! Спасайся!
Она все поняла.
Глава тридцать первая
От ужаса у Коры вырвался крик.
Она тяжело и часто задышала, борясь с приступом дурноты. Руки ее задрожали, и расплавленный воск от свечи закапал на кожу. Но она не чувствовала боли.
Это не скульптура. Это мертвая девушка. Девушка, похожая на нее. Свободной рукой Кора закрыла себе рот. Шуметь было нельзя. Никто не должен был знать, что она здесь. Что если ее обвинят в убийстве?
Чье это тело? Зачем Александр принес его сюда? Это он ее убил?
Коре было страшно узнать ответы на эти вопросы. Но она должна была их знать. Она наклонилась и положила руку на шею девушки. Ее ладонь оказалась слишком маленькой, она не полностью закрывала синяки. Значит, ее задушили руки побольше – мужские руки.
Кора внимательно всматривалась в лицо убитой. Ей показалось, что она ее уже где-то видела, но никак не могла понять, где: опухшее и посиневшее лицо было сложно узнать. Кора заглянула под деревянную скамейку, на которой лежало тело, и обнаружила там смятую одежду.
Разорванные штаны, грязная, изорванная в клочья рубашка, подтяжки, длинный кусок ткани. Знакомые предметы. Они напоминали одежду, которую носил Джейкоб. Внезапно на нее нашло озарение. Она вспомнила, что эти самые вещи она однажды видела на парне, с которым застала Александра.
Постепенно все встало на свои места и в голове у Коры возникла полная картина.
То был не парень, а девушка – Одри, та самая, которую она встретила у мадам Бек.
У меня только один клиент, и он сам решает, что мне делать и с кем.
И это не Дункан. А Александр.
Не было у него никакого любовника, его любовницей была Одри, переодетая в Джейкоба. Или в Кору, если надевала платье и парик.
Получается, все это время он испытывал к ней далеко не отцовские чувства.
– Нужно уходить отсюда, – прошептала Кора, отодвигаясь от трупа. Но куда? В доме на Ирвинг-плейс она больше не чувствовала себя в безопасности, к Сюзетт отправиться тоже нельзя, ведь вся семья думает, что ее похоронили. Инсценировка смерти далась ей слишком тяжело, она не могла перечеркнуть все, что стоило таких огромных жертв.
– Нужно уходить, – повторила она вслух, будто бы облеченные в слова мысли могли помочь ей принять верное решение. По темному коридору Кора пробралась к выходу. Толстая, обитая медными полосами дверь оказалась закрытой на замок.
На цыпочках она побежала в спальню и стала искать свое платье, но его нигде не было. Надеть вещи Одри она не могла: от них остались одни лохмотья. Кора обыскала всю комнату и нашла висевшее на вбитом в стену крючке платье, прикрытое занавеской. Красивое платье из бледно-голубого шелка, с завышенной талией, расшитое пожелтевшими кружевами и настоящим жемчугом. Оно казалось взятым из прошлого. В таком наряде легко представить себе императрицу Жозефину. Кора не раздумывая надела его, но без посторонней помощи не смогла до конца застегнуть пуговицы на спине. Раньше это всегда делала Лия.
Кора не знала, куда идти – ей было все равно, только бы не оставаться здесь. Если Александр захочет ей все объяснить, он сможет сделать это в другом месте, при свете дня. Она стала искать обувь. Туфельки, которые ей одолжила Сюзетт, пропали – оставались только башмаки Одри. Ничего, под платьем их будет не видно.
Она приблизилась к входной двери. Ключа с той стороны скважины не было – конечно же, Александр забрал его с собой. Осталась надежда, что где-нибудь в студии спрятан дубликат. Кора вернулась в спальню, заглянула под матрас, обшарила все на столе. Неловко повернувшись, она случайно его задела, и шаткий стол опрокинулся. Под ним лежала стопка тетрадей. Верхняя тоненькая тетрадь показалась ей знакомой. Она раскрыла ее и увидела написанный ее почерком список. Некоторые записи оказались вычеркнуты из него, и дополнительно было сделано несколько пометок.
Рэндольф Хичкок III / доктор Смит/ аневризма брюшной аорты
Вэйверли-плейс, 40
работа: Брод-стрит, 21
дата последнего осмотра: 30 июля. Отправила письмо врачу 10 августа, пришел ответ 15-го: новых симптомов нет (всегда носит красный жилет, в оперу не ходит, предпочитает пьесы).
Ужинает в 6–8 часов в устричном баре Трента / таверне Марсдена / ресторане «Мерсер» / салуне Уилсона. После ужина по вторникам, четвергам и субботам посещает мадам Эмерó (фаворитка – Белль, иногда Мэри или Виктория).
Кора перевернула страницу.
Руби Беннингфилд / доктор Гуссенс / рудиментарный хвост
Гринвич-лейн, 28
Последнее письмо врачу 18 марта: новых симптомов нет, прогресса не наблюдается (любит мороженое, любимые цвета: розовый, персиковый, оранжевый).
Из дома выходит редко, иногда делает покупки в торговом доме Стюарта, гуляет в парке Бэттери. Всегда в сопровождении компаньонки. Ужинает дома. Гостей не принимает.
– Руби, – прошептала Кора, проведя пальцем по ее перечеркнутому имени. Она листала тетрадь дальше, как молитву произнося одно за другим написанные имена:
– Уильям Тимоти. Ида Диффорд. Коналл Куллиган.
Запись о Джонатане Фуллере была сделана несколькими страницами ранее, и пометок рядом с ней не было. Но имена всех остальных жертв были вычеркнуты, и рукой Александра было подписано, какие места они обыкновенно посещали, одни ли или в чьем-либо сопровождении.
Александр.
Под этой тетрадью лежала еще одна – Кора взяла ее в руки, и страницы, отделившись от переплета, упали на пол.
На одной из них Кора прочла надпись:
Дневники Томаса Грайера – Том 3, 1831–1840
Так, значит, дневник украл тоже Александр. Дэйви Свелл, «свидетель». Конечно, все сходится: он был свидетелем всех убийств, потому что сам их и совершал. Для чего же ему понадобился дневник Грайера? Чтобы защитить ее от слухов? Но почему тогда он раньше ей ничего не сказал? Как бы то ни было, это беспокоило Кору меньше, чем вычеркнутые из ее списка имена. Только Фуллер умер своей смертью, все остальные были убиты. Кора схватила свечу и направилась в студию. На этот раз она увидела там то, чего не замечала раньше.
На рабочем столе в коробках лежали мотки лент. Кора вспомнила, что иногда Александр повязывал их на шею своим скульптурам, чтобы добавить образу реализма. Но ей даже в голову не приходило, что их можно использовать как оружие. Руби была задушена одной из таких лент, разве не так? Затем на глаза ей попалась струна для резки глины, и в памяти возникло тело Коналла Куллигана с почти полностью отрезанной головой. Он нанимал для этого Эльфа? Кора подошла к полке, где хранились краски.
ПАРИЖСКАЯ ЗЕЛЕНЬ – гласила надпись на зеленой баночке.
Язык Хичкока был точно такого же цвета. На обратной стороне флакона было изображение черепа. Яд. Кто знает, какая доза попала ему в еду. Достаточная, чтобы убить его за считаные мгновения и чтобы язык и стенки желудка окрасились в изумрудный цвет. Кора продолжила поиски, и примерно через полчаса ей удалось найти в кухне два маленьких пузырька, один из которых оказался пустым, а второй – полным наполовину.
ОТРАВА ДЛЯ КРЫС
ОСТОРОЖНО, ЯД!
УЛУЧШЕННАЯ ФОРМУЛА СО СТРИХНИНОМ
БЫСТРОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ГРЫЗУНОВ
В студии действительно водились крысы, Кора вспомнила, как Александр жаловался, что они едят воск.
Получается, все необходимое, чтобы отравить или задушить своих жертв, всегда было у него под рукой, а ее список… стал чем-то вроде перечня пожеланий. Неизвестно, сколько еще пришлось бы ждать, пока они умрут своей смертью, а Александр знал, что Кора остро нуждалась в деньгах, при этом наотрез отказываясь принимать от него финансовую помощь. В этом просматривалась определенная логика. Ни один из пациентов не умер от собственного недуга, и череда смертей началась именно тогда, когда Кора осталась на мели и ей нужны были средства к существованию. Он убивал их по мере необходимости.