– Свадьбы не будет, – невозмутимо ответила Сюзетт. – Дэниел не смог смириться с уменьшением моего наследства. А моя радость по поводу того, что ты осталась жива, все только усугубила.
– Твоя мать меня по-прежнему ненавидит, я в этом уверена.
– Это верно. Но жизнь длинная, когда-нибудь вы обязательно помиритесь.
– Да, наверное… Мне очень жаль, что так все получилось с Дэниелом. Ты сильно огорчена?
– Вовсе нет. Я еще молода, и он не единственный мужчина на этом острове. Конечно, не все такие состоятельные, как Шермерхорны и Каттеры. – Она нахмурилась. – И мама со мной почти не разговаривает. Но ничего, подуется несколько месяцев и простит – я ее единственная дочь. И тебя простит, вот увидишь, – добавила Сюзетт с улыбкой. – Мне хотелось бы помогать диспансеру, когда доктор Блэквелл туда устроится. Я могу делать что-то полезное. И потом, у меня есть мои книги. И ты.
– Я скоро уеду. Сразу же, как только поправлюсь.
Сюзетт расстроилась.
– Зачем тебе уезжать? Тебе больше некого бояться. Кроме моей мамы, – улыбнулась она. – Если ты уедешь, как же я буду держать тебя в курсе новых слухов вокруг доктора Блэквелл и ее миссии в Нью-Йорке?
– Нет у меня никакой миссии! – раздраженно отозвалась доктор Блэквелл. Все это время она была в комнате и занималась принесенными из аптеки лекарствами. – Скажите лучше, чем вы планируете заниматься? Я очень рада, что с расхищением могил наконец покончено.
– Даже не знаю, – ответила Кора, морщась от неловкого движения. – Я голодна как волк! Сюзетт, передай мне, пожалуйста, тарелку с сыром и яблоками. Никак не могу наесться. Не думаю, что здесь, в Нью-Йорке, готовы к появлению еще одной женщины-медика, – чавкая, добавила она. – Они и к вам-то еще не привыкли.
– Перестань разговаривать с набитым ртом! – воскликнула Сюзетт. – С тех пор как я пришла, ты только и делаешь, что ешь. Я закажу еще продукты.
Доктор Блэквелл бросила на них быстрый взгляд и снова вернулась к своему занятию.
– Мама сказала, что мы сможем снабжать тебя средствами при условии, что ты будешь вести себя как леди из рода Каттеров. Это ее выражение – слово в слово. Понятия не имею, что это значит: женщины нашего рода всегда вели себя отвратительно!
– Благодарю ее за предложение, но я не привыкла сидеть без дела, – заявила Кора. Ей хотелось найти практическое применение своим познаниям в анатомии, но ни к преподаванию, ни к рисованию фигур у нее душа не лежала. – Я думала стать акушеркой. – Помогать малышам появляться на свет должно быть приятнее, чем проводить время с умершими.
– Врачи вытесняют акушерок в этом городе, – предупредила доктор Блэквелл. – Идет настоящая война: мужчины против женщин, жажда власти против детей.
– Я не боюсь трудностей, – сказала Кора. – И у меня пока достаточно времени, чтобы все обдумать. Есть еще одна идея.
– Какая? – поинтересовалась доктор Блэквелл.
– Стать фармацевтом или провизором. Женщин в этой сфере не так много, но они есть. Мне интересно действие лекарств, после того как они чуть было не отправили меня на тот свет.
– У тебя такие необычные интересы! – проговорила Сюзетт.
– Кроме того, что это интересно, здесь еще и огромный потенциал! С каждым годом совершаются новые открытия. Хотя теперь все в прошлом, – Кора дотронулась до своего перебинтованного живота, – но я отлично помню, каково это – жить с неизлечимой болезнью. Возможно, я смогу помочь тем, кто уже потерял надежду на выздоровление.
Доктор Блэквелл одобрительно кивнула. Она подошла к Сюзетт и взяла в руки книгу, лежавшую у той на коленях.
– «Франкенштейн, или Современный Прометей», – показала она обложку Коре. – Что за вздор? Да уж, интересы у вас обеих необычные, с этим ничего не поделать.
– Любопытство не порок, – парировала Сюзетт, выхватив книгу и прижав ее к груди. – Книга потрясающая. Так захватывает!
– Надо будет почитать, – улыбнулась Кора. – Медикаменты не менее увлекательны. Alle Dinge sind Gift und nichts ist ohne Gift; allein die Dosis macht, dass ein Ding kein Gift sei. Это единственная фраза на немецком, которую я знаю.
– Все есть яд, и все есть лекарство; и то и другое определяет доза, – перевела доктор Блэквелл.
– Кто это сказал? – спросила Сюзетт.
– Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, – ответила Кора, откусывая кусок сыра.
– Похоже на название страшной болезни.
– Да, точно. Что ж, для того чтобы стать фармацевтом, я должна буду найти того, кто возьмет меня к себе на практику, или устроиться на курсы… Там будет видно.
– Для начала тебе нужно поправиться.
– И прийти в себя после родов, – добавила доктор Блэквелл.
– Что? – побледнела Сюзетт.
– Пора бы уже раскрыть этот секрет, – сказала доктор Блэквелл Коре, поставив перед ней маленькую чашечку с янтарной жидкостью. – Это для укрепления матки. Выпейте, после перенесенного стресса вам это необходимо. То, что вы не потеряли ребенка, я считаю настоящим чудом.
– Ты беременна? – Сюзетт вскочила с места, обмахивая лицо ладонями. – Вот это да! Ах, Кора, ты истинная представительница рода Каттеров. Ребенок от мистера Флинта?
Кора не ответила.
– Значит, от него! А он знает?
Кора молчала.
– Еще нет! Так почему ты ему не скажешь? Вы должны немедленно пожениться. Не понимаю, почему ты не…
– Дайте же ей вздохнуть, Сюзетт! – встряла доктор Блэквелл.
– А вы тоже хороши. Выбалтываете врачебную тайну при посторонних, – вскинула голову Сюзетт.
– Во-первых, вы ей не посторонняя. И, во-вторых, она боялась вам в этом признаться. Можете считать, что я оказала услугу вам обеим. Вы ведь теперь не стали меньше любить свою кузину?
Сюзетт покраснела.
– Конечно, нет.
– Ну вот и славно. Кора, ну что вы сидите с таким лицом? Трупы выкапывать вы не боялись, а рассказать кузине правду опасаетесь? Выбросьте из головы эти глупости и расскажите ей все, что она должна знать.
Красная как помидор Кора молча слушала их разговор и набивала рот сыром, чтобы подольше не отвечать. Но в конце концов ей все же пришлось признаться, что отец ребенка – действительно Тео, прошло уже сколько-то дней и он еще ни о чем не подозревает.
– И ты собралась в Филадельфию, где никого не знаешь? Одна, с ребенком? Ты сумасшедшая.
– Да, это действительно сумасшествие, – подтвердила доктор Блэквелл. – Причем не то, которое не поддается лечению. В этом случае пациентку можно спасти. Пойдемте, Сюзетт. Мне нужно навестить других больных, вы мне поможете. Я ваша компаньонка, так что у вас все равно нет выбора. Оставим Кору одну, пусть отдыхает. – И они ушли.
Кору регулярно навещала медсестра, но Тео за все время не пришел ни разу. Она не просила его позвать. Прислушиваясь к шагам на этаже, она пыталась понять, заходит ли он к себе в комнату, но казалось, что он вообще не появлялся в здании. Наверное, решил, что уже сделал для нее все, что мог, и, убедившись, что ей обеспечен врачебный уход, исчез, даже не попрощавшись.
Прошла неделя. Десять дней со дня симуляции ее смерти.
Кора на удивление быстро шла на поправку. Ее синяки пожелтели, а шрамы хотя еще оставались, но отлично заживали. С каждым днем ей становилось все лучше. Она слегка прибавила в весе, и у нее немного отросли волосы, которые она зачесывала назад и прихватывала лентой. В тот день, когда она уже смогла встать и одеться, к ней в комнату постучалась хозяйка.
Кора медленно подошла к двери.
– Внизу вас ждет человек. Представился Герцогом.
Кора набросила на плечи шаль и осторожно спустилась по лестнице. На улице у пансиона ожидал небольшой экипаж, рядом с ним стоял Герцог. Под руку его держала женщина. У нее была прямая осанка, кружевной чепец на черных волосах, чистая темная кожа и красивые глаза – она была старше Коры примерно лет на десять. Герцог опирался на трость. Припухлость на его скуле – напоминание о драке на кладбище – не сошла еще до конца. Приветствуя Кору, он снял шляпу.
– О! Ты в порядке! Как же я счастлива тебя видеть! – воскликнула Кора, всплеснув от радости руками.
Герцог улыбнулся.
– Мисс Ли, это моя жена, Энни Престон.
Кора неловко поклонилась.
– Я рада, что мы с вами наконец-то познакомились.
– Я тоже рада, – ответила Энни. У нее был низкий, глубокий голос. – Льюис мне о вас рассказывал.
– Льюис? – Кора приподняла брови. – Так тебя зовут Льюис?
– Да, – с улыбкой ответил Герцог. – Прозвища остались в прошлом, как и наша работа.
– И не только работа… – у Коры защипало в глазах. Ей казалось, что она уже перестала лить слезы по Отто и Тому, но, очевидно, на то, чтобы выплакать горе, требуется время. У нее могли в любой момент разойтись швы, поэтому она плотно сжала губы, стараясь не разреветься.
– Приятно видеть, что вам уже лучше, – заметил Льюис. – По крайней мере, физически. Душевные раны заживают не сразу.
– Мы собрались за город, – сказала миссис Престон, ласково улыбаясь. – Надеемся, вы сможете поехать с нами, мисс Ли.
– За город? – переспросила Кора, вытирая глаза платком, который протянул ей Льюис.
– Да, – сказал он. – Мы все вам расскажем на месте. Не переживайте, это безопасно. Думаю, мы оба уже достаточно окрепли для этой поездки.
Извозчик помог Коре сесть в экипаж, и они поехали. На Пятидесятой улице, возле приюта для сирот, повозка повернула на север. Вдалеке виднелась чернильная фабрика Лайтбоди и родовые имения Фелпсов, Райкеров и Шермерхорнов (где больше не было Сюзетт) с видом на Ист-Ривер. По обеим сторонам дороги был лес. Наконец они остановились у небольшой, но очень красивой беседки, которую окружали недавно высаженные деревья.
Опираясь на руку Льюиса, Кора вышла из повозки.
– Что это? Частный ботанический сад? – спросила она. Поездка ее утомила, но при виде деревьев и кристально чистого октябрьского неба она немного взбодрилась.
– Верно. Здесь работает мой брат, и хозяин дал нам разрешение войти. Пойдемте.