И слышать звуки тоже, видимо, перестал: не мог же тот самосвал лететь на него молча! Наверняка шофер гудел изо всех сил и жал на тормоз, только этого Сашка не помнил. Какое-то время он неподвижно лежал на дороге и смотрел на огромную оранжевую машину, что неслась на него. И ощущал только то, как пыль поскрипывает на зубах. Это было противно.
Никакого страха он не испытывал, даже во сне пугаешься больше, хотя в тот момент у него и возникло ощущение сна. Но мысль, что нужно хотя бы попытаться уйти с дороги, все же пробилась к его сознанию, и Сашка с трудом заставил себя откатиться в сторону.
Самосвал промчался, так и не остановившись, и тогда он подумал, что мог умереть сейчас, и мама осталась бы совсем одна. Она не заслужила такого… Она была доброй и старалась быть веселой, хотя Иоланта Сигизмундовна и утверждала, что его мама похоронила себя заживо вместе с мужем.
Сашка не мог с этим согласиться. Во-первых, они никого не хоронили, кроме дяди Валдиса, а во-вторых, мама вовсе не была похожа на живой труп. И если иногда она и включала "Реквием" Моцарта или "Адажио" Альбинони, это еще ни о чем не говорило. На земле можно было насчитать миллионы людей, любивших эту музыку. Сашке и самому нравились эти пронзительные вещи, хотя от них и становилось трудно дышать.
Как раз из-за того, что предстоящий поход в скалы грозил каким-то (Сашка пока плохо представлял — каким) риском, он и побаивался, что маму не так просто будет уговорить. Ведь она в первую очередь подумает: все, что может случиться, конечно же, произойдет именно с ним, с Сашкой.
За остальных она, может, и будет беспокоиться, но не так. Хотя и он сам, и мама знали, что у Саши есть голова на плечах, и его не понесет на какой-нибудь Чертов Палец, откуда невозможно будет спуститься.
Ему не пришлось долго искать предлог, под которым спровадить Лильку. Как только они вышли от его учительницы, она сама хмуро сказала:
— Мне надо как-то домой попасть… Как ты думаешь, я влезу через форточку? В моей комнате должна быть открыта, я с закрытой не сплю.
"А я зимой не открываю", — Сашке стало неловко за себя, хотя он вовсе не был тепличным растением. Но эта девчонка, по-взрослому бегающая на лыжах и лазающая в форточки, в сравнении с ним была просто спартанкой. Интересно, она хоть знает что-нибудь о спартанцах?
Незаметно скосив глаза, Саша осмотрел ее загорелое скуластое лицо, одновременно решительное и несчастное. Волосы у Лильки, как у мальчишки, торчали вихрами, и на одной из них устроилась крошечная мушка. Наверное, ей было уютно во встрепанных волосах.
Заметив его взгляд, Лилька заявила:
— А мне понравилась твоя Иоланта!
Сашка посмотрел на нее с недоверием. Но тут же подумал, что про такое лицо, как у Лильки, его мама сказала бы: Такое чистое". Так она говорила про своих любимцев из детского сада.
"Ясно же, что она умеет врать, — подумал он о Лильке. — Кто не умеет? А глаза у нее такие, будто в жизни никого не обманула".
— А чего ж ты орала на нее?
— Я? Орала?! — поразилась Лилька. — Когда это?
— Нельзя с ней так разговаривать. Она же…
Не подобрав слова, Саша взмахнул рукой, помогая себе, и заметил, что Лилька посмотрела на него как-то странно.
— Что?
— Ты все-таки будешь дирижером, — она вздохнула. — А я вот неизвестно кем буду…
— А лыжи?
— Ну, лыжи! — Лилька вздохнула. — До старости же не будешь бегать.
— Почему? А вдруг ты сможешь?
Она вся так и просияла:
— Ты, правда, так думаешь? А что? Не обязательно же в сорок лет развалиной быть!
— Совсем не обязательно, — Сашка подумал о своей матери. Ей, конечно, еще далеко до сорока, но неужели она развалится за какие-нибудь десять лет?
Быстро оглядев лысоватый двор, Лилька доверчиво потянулась к Саше:
— Этой зимой олимпиада будет. Я и на следующую, конечно, не попадаю… Но вот когда мне будет лет двадцать! Думаешь, не получится? Я, знаешь, как выкладываюсь на тренировках!
— Я за тебя поболею, — серьезно пообещал он.
Внезапно остановившись, она посмотрела на него совсем по-другому:
— А вдруг мы потеряемся через столько лет?
— Как это мы потеряемся? Хотя ты же уедешь отсюда, если тебя в сборную возьмут…
— Но ты же будешь учиться на дирижера! — сообразила Лилька и засмеялась от радости. — Это же тоже в Москве, да? Мы там снова найдемся, вот увидишь! А сейчас нам главное дедушку найти. Ну что, я полезла? Ты скажи, если кто появится, а то как-то неудобно…
"Все это какая-то фантастика — орган в скале. Никогда о таком не слышал, — думал он, пока Лилька забиралась в форточку, все время норовя выбить коленкой стекло. — Может, Иоланта все это придумала? Или у нее от всяких страхов галлюцинации начались? Такое бывает. Привидится человеку что-то, а он потом верит в это. И другим рассказывает…"
Спрыгнув в комнату, Лилька быстро огляделась, а потом прижалась к стеклу ладонями и кончиком носа, сразу побелевшего. Глаза у нее вдруг стали печальными, как последние капли дождя, и даже каким-то образом вытянулись вдоль лица Сашка улыбнулся, чтоб подбодрить ее. И еще потому, что вдруг представил, как эти глаза сейчас капнут на подоконник.
— Собирайся и приходи ко мне, слышишь? — сказал он погромче, хотя форточка была открыта. — Минут через… сорок. Я пока к маме зайду, она еще в садике.
Лилька кивнула, пробороздив носом по стеклу, и снова замерла. У Сашки в душе возникло такое свербящее чувство, будто он оставлял ее в больнице или в тюрьме, где она обязана была провести остаток жизни. Не дав себе опомниться, он крикнул:
— А, может, вместе сходим?
Она отпрянула от окна и, тотчас разулыбавшись, быстро-быстро закивала. И глаза у нее сразу заискрились изнутри, снова сузившись.
"Хотел же отделаться от нее", — напомнил себе Саша и сказал:
— Бери все, что надо и выходи. Я подожду. Только через дверь выходи. Да! И ключ свой возьми.
Ее уже не было видно. До Саши донеслось, как что-то упало в комнате, или же Лилька бросила это впопыхах. Он представил, как она носится из угла в угол, то и дело спотыкаясь о свои же вещи, беззвучно рассмеялся и поежился, ощутив, как внутри него нарастает незнакомое, теплое чувство.
За месяц до того, как отец… пропал, Сашка просил у матери маленькую сестренку… Ему так надоело быть одновременно и единственным, и младшим ребенком в семье! Лилька, конечно, была не такой уж и маленькой, но ведь сестра может быть младше всего на год. К тому же, она нуждалась в помощи.
Отвернувшись к тополю, чтобы соседям не почудилось, будто он подглядывает, Саша провел рукой по его гладкой прохладной коже и подумал, что еще хорошо бы завести собаку. Ее можно было бы вот так гладить и разговаривать с ней. Даже плавать можно было бы! И гулять стало бы не скучно, даже если забираться все дальше и дальше… Только маминой зарплаты не хватит на то, чтоб прокормить собаку. Она предлагала взять кошку, но Саша не представлял, как можно гулять с кошкой.
— Я готова!
Лилька надела джинсовые шорты и другую майку, цветом напоминающую апельсинку с темным ромбиком наклейки на груди. На шее у нее, как амулет, висел ключ, а на спине был увесистый рюкзачок, тоже оранжевый с черным. Сашка незаметно вздохнул: у него таких модных вещей больше не было. Он давно вырос из той одежды, что покупалась в Латвии. Теперь приходилось носить "китайское тряпьё", как говорила мама, которой это тоже не нравилось. Но в Сибири, чтобы одеваться по-человечески, как оказалось, нужно быть очень богатым человеком.
— Я тут набрала всяких носков и свитер взяла, — озабоченно проговорила она. — Вдруг ночью будет холодно? Нам знаешь что нужно? Палатку. Только у нас дома нет. Где взять?
— Ты собираешься поселиться в этих скалах? — Саша попытался вообразить свою маму в палатке и понял, что ему не уговорить ее до конца жизни.
Лилька бодро подкинула ранец:
— Нет, конечно. Но хоть несколько дней нам придется там пожить. Вдруг те… ну, те! не сразу найдут эту скалу. Дедушка ведь тоже мог забыть.
"Если он вообще скажет им, — с сомнением подумал Саша. — Ведь упирался же, она слышала… Что, если мы туда притащимся и никого не дождемся?"
Пнув попавшуюся под ногу пробку, он вяло проговорил, стараясь не встречаться с Лилькой взглядом:
— Я тут подумал… У мамы может денег не оказаться. На проезд ведь надо, раз туда своим ходом не доберешься. Особенно с Иолантой… А у мамы зарплата совсем маленькая, все на еду уходит и за школу. Я даже не знаю, сейчас у нее хоть что-нибудь осталось…
У Лильки так жалобно, клювиком, приоткрылся рот, что ему сразу же захотелось заверить: "Но я что-нибудь придумаю!" Только она опередила его:
— А я знаю, как можно денег достать! Я сейчас как раз книжку читаю, старая такая — "Динка" называется…
— Я читал! — обрадовался Саша.
— Помнишь, как она пела с шарманщиком, и ей деньги давали? Ну, он-то, сволочь, обманул ее там, но мы же друг друга не обманем!
Саше стало смешно:
— А где мы шарманку возьмем?
— Негде, — Лилька с досадой щелкнула языком. — Но ты же на чем-нибудь можешь сыграть?
— На чем? Я — пианист. Не потащим же мы рояль на улицу. А ты петь-то умеешь?
Она совсем скуксилась:
— Нет, не умею. Дедушка смеется, когда я пою… А что же нам делать?
И вдруг скорчилась от смеха:
— Слушай, а давай я буду шаговую имитацию под музыку делать!
— Это еще что такое?
— Это наши лыжные упражнения.
Он представил и фыркнул:
— Тогда мне только на пиле играть. Знаешь, так играют, честное слово. Я сам видел: у нас сторож в музыкальной такой скрип выдавал!
— У тебя, наверное, уши сворачивались?
— Еле развернул!
Лильку уже подтрясывало от новой идеи:
— А можно продать что-нибудь!
— Что? Твой рюкзак?
— Ага! Разбежался…
Закатив глаза, Лилька ненадолго задумалась, потом вскрикнула:
— Книги! В "Букинист" сдать. Там сразу деньги дают. Дедушка меня задушит потом, но это же для него! У нас есть, знаешь что? Диккенса целых тридцать томов. Сколько за него дадут?