я была с него ростом, и думал о том, что теперь просто обязан ее найти. Раз она действительно существует…
И только потом он заметил на картине человека, взбирающегося к пещере. В том, как дядя Валдис нарисовал его, было заметное несоответствие: дерево внизу и редкие кустарники оставались неподвижными, а человека так и сносило ветром. Просторная белая рубашка трепетала, а длинные светлые волосы…
Задохнувшись, он бросился к картине, не слушая, что говорит Лилька. Полумрак комнаты лежал на холсте густой тенью, и Саша с силой провел по нему ладонью, как будто мог убрать ее.
— Свет! — приглушенно крикнул он, сразу вспомнив о матери. — Еще есть? Какая-нибудь лампа?
— Вон, на столе!
Лилька метнулась мимо него и, подтащив лампу с изогнутой шеей, включила ее в розетку.
— Направь сюда, — попросил Саша, хотя уже точно знал, что увидит. Вернее, кого.
Круглое пятно вспыхнуло на холсте, высветив лицо человека, обращенное к сиянию, лившемуся из пещеры. Сашка быстро закрыл его ладонью, потом спохватился, что не один и убрал руку.
— Это мой отец, — произнес он жестко, чтобы Лилька не догадалась, как близко подступили слезы.
У нее вырвался какой-то возглас. Переспрашивать Саша не стал. Что она могла сказать? Что вообще можно сказать на это?
Он сам заговорил первым:
— Значит, он пошел туда. Чтобы сыграть на этом органе. Дядя об этом ему писал…
Ему захотелось со всей силы ударить по картине кулаком:
— И даже ничего нам не сказал! Даже маме! Просто сбежал и все. А она… Почему он так?
— Мы не скажем ей, — Лилька проскользнула между ним и картиной. — Если он там… Ну, тогда она сама его увидит. А вдруг это просто картина?
Глаза у нее стали такими огромными, что Сашке почудилось: темнота забралась в Лильку и пытается поглотить ее изнутри. Если сейчас эта девчонка исчезнет, он останется совсем один…
— Ой! — испуганно вскрикнула Лилька, когда он схватился за ее твердое плечико. — Тебе плохо, да? Держись, держись… Со мной тоже такое было, когда я на качелях перекачалась. Саш, я же не знала, что это твой папа! Я хотела скалу показать… Посмотри хорошенько! Тут же видно, как к ней пройти. Нужно только запомнить, как это выглядит, и мы ее сразу отыщем.
Она бормотала так жалобно, что Сашке стало смешно. Еще и оттого, что он думал такие глупости про темноту… Хорошо хоть вслух не сказал! Что им может угрожать? Видно же, что в той пещере свет, значит, там не страшно… Золотой свет… Неужели его отцу было так темно с ними, что он ушел к этому свету?
— Я должен во всем разобраться, — он упрямо наклонил голову, готовый защищать свое право, которое, вообще-то, никто и не отбирал.
Заглядывая ему в лицо, Лилька заговорила, глотая окончания слов, — так была взбудоражена:
— Давай просить твою маму, чтоб прямо с утра и пойти? А то я умру просто! Мы ведь только там все узнаем. И ты, и я. Надо же, как совпало! Думаешь, это случайно? Так не бывает. Я знаю, меня кто-то прямиком привел к вашему дому.
— Кто? — машинально переспросил Саша, продолжая думать о своем.
Она посмотрела на него очень серьезно:
— А ты как думаешь? Немножко страшно об этом думать, да?
— Ничего страшного, что ты выдумываешь? Все ведь люди встречаются не просто так, а для чего-то… Мама говорит, что насчет каждого из нас уже при рождении есть Божий замысел.
— Да? — озадаченно проронила Лилька. — Твоя мама еще умнее тебя.
Этого Саша уже не выдержал. Она быстро зажала его смех рукой.
— Ты что?! Вдруг внизу все слышно?
— Надо убрать куда-нибудь эту картину, — решительно сказал Саша, освободившись от ее руки. — А то вдруг мама тоже сюда заберется?
— А давай мы ее сожжем! — глаза у Лильки так и вспыхнули.
Но Саша одернул:
— Ну, конечно! Чтобы весь дом загорелся? Где нам потом жить?
— А мы во дворе…
— Мама может увидеть. Попробуй потом объясни, что такое мы жгли… Да еще среди ночи! Давай мы лучше… разрежем ее!
У Лильки болезненно дернулось личико:
— Вообще-то жалко. Красивая все-таки.
— Ничего, — сухо отозвался Саша, прищурившись на холст. — Маму мне больше жалко.
Лилька замялась:
— Саш… Но если мы найдем пещеру, она же все равно увидит…
— Что увидит?
— Ну, его. Твоего папу. Если он еще там.
Сашка зло рассмеялся, но уже без звука:
— Ага! Думаешь, он так и сидит там?
— А куда же он делся? Ой… А вдруг он тоже, как отец Генрих? Отправился в ту жизнь, о которой мечтал. Ты не знаешь, о чем он мечтал?
— Не знаю. Откуда я знаю?
Громко шмыгнув, Лилька еще раз оглядела картину и вздохнула:
— Ладно, режь. Я там ножницы видела…
Сашка подошел к столу, на котором до сих пор стояли незакрытые баночки с давно высохшими красками, валялись кисти и карандаши, куски картона и старая палитра. Взяв большие ножницы с зелеными кольцами, он пощелкал ими, испытывая, и заодно проверил взглядом: нет ли где-нибудь записки или… прощального письма. Но дядя Валдис, похоже, говорил особые слова только его отцу. Умирая, он точно знал, что племянник не вернется в этот дом. Почему он ничего не сказал им?!
Вернувшись на середину комнаты, Саша обвел ее взглядом, будто спрашивал разрешения у этого замкнутого, страшноватого мира. Полусфера башни смотрела на него маленькими лицами Латвии, ее песками, ее небом, ее каменными улочками.
"Прожил тут сто лет, а рисовал только ту свою родину, — удивленно отметил Саша. — Почему же он туда не вернулся? Орган держал? Играть он не умел, это точно… А что происходит, когда его слушаешь? Шесть человек слушали, а исчез только отец Генрих. Тот, который играл…"
Его толкнуло изнутри: дядя Валдис звал его отца за тем, чтоб тот научил его играть на органе! Он надеялся убежать от своей болезни. Что же случилось? Почему отец пошел сам? Неужели он просто бросил старика возле скалы? Саша еще раз пристально всмотрелся в полотно: да, так и есть. Художник смотрел снизу. Может, отец пообещал ему проверить, что там в пещере и вернуться?
— Ты не вернулся, — Саша поднял ножницы и примерился. — Ты ведь мог вернуться…
Он размахнулся, но удар вышел не слишком сильным, и холст устоял. У Саши возникло мгновенное ощущение, будто он пытался вонзить нож в настоящую скалу, и та, конечно же, выдержала. Не позволив себе запаниковать, он замахнулся снова и ударил резче. Треск ткани оглушил его, как грохот горного камнепада.
Отшатнувшись, он вопросительно взглянул на Лильку, стоявшую чуть позади. Лицо у нее было мрачным и решительным.
— Теперь режь, — сказала она.
Раскрыв ножницы, Саша просунул одно лезвие в рваную дыру в скале и с усилием сжал кольца. Но оказалось, что холст режется безо всякого труда, словно картина сдалась после первого же — главного — удара. Он раскроил каменную глыбу с такой легкостью, словно был Гераклом, соскучившимся по подвигам. Потом поделил на неравные части небо и повернул ножницы острием книзу. Помедлив только секунду, Саша решительно отрезал своего отца от заветной пещеры и мстительно сказал про себя: "Теперь ты не доберешься…"
— Дай мне, — попросила Лилька, нетерпеливо потряхивая рукой.
И он уступил, потому что главное уже было сделано. Саша даже не смотрел, как она кромсает остатки полотна. После мига радости, когда холст поддался, уступил его силе, не возникло вообще никаких ощущений, будто пустота, возникшая на месте картины, каким-то образом проникла и в него самого.
Лилька подала голос:
— Ну, все…
Обернувшись, Саша увидел, что она прижимает к животу ворох лоскутков, топорщившихся от краски.
— Брось их, — сказал он. — Кому они нужны?
— А вдруг твоя мама…
— Она терпеть не может собирать картинки из кусочков. Ей кажется, что она зря тратит время.
Лилька виновато улыбнулась:
— А я люблю.
— Я тоже, — Саша сказал так не для того, чтобы поддержать ее, а потому что так и было. Хотя, если б даже ему не нравилось это занятие, он все равно сейчас ответил бы также.
Разжав руки, Лилька проследила, как тряпичный ворох мягко опал на дощатый пол, и выразительно отряхнула майку и ладони.
— Главное, мы теперь знаем, где эта скала, — произнесла она чуточку вопросительно, и Саша понял, что Лилька не до конца уверена, что именно это сейчас главное.
Он предупредил:
— Только надо делать вид, будто мы понятия не имеем, где она находится.
— Ну, ясно!
— Пусть Иоланта повспоминает… А если она вообще не туда пойдет, тогда ты скажешь, что тебе почему-то кажется, что надо идти совсем в другую сторону. Это называется интуицией.
Лилька с достоинством отозвалась:
— Я знаю, как это называется.
Правда подумала при этом, что сама она вряд ли вспомнила бы, как называется это слово. Глядя на остатки картины, Саша хмуро напомнил:
— Ты же ни с того, ни с сего сказала, что я буду дирижером…
— Я увидела, — призналась она, не зная, доказывает ли это что-нибудь.
Саша поднял глаза:
— На самом деле, увидела?
— Ну да…
— А может, ты…
— Ясновидящая?! — Лилька даже испугалась. Ой, а вдруг, правда? Я ведь еще, знаешь что… Когда до вашего дома добежала, сразу увидела твою маму. Не по-настоящему увидела, а также… Я еще не знала, что это твоя мама, просто — какая-то женщина. Я откуда-то узнала, что она тут живет. Ох, думаешь, я — настоящая ясновидящая?
Задумчиво оглядев ее с ног до головы, Сашка спросил тоном лечащего врача:
— А раньше у тебя такое было?
— Я не помню, — Лилька беспомощно поджала плечики. — Может, и было, но я же не запоминала специально. А надо было, да?
— Да ладно… Здорово! И тебе ведь даже прикасаться не надо, как в "Мертвой зоне".
— Не надо, — она поежилась и посмотрела на него умоляюще. — Только страшно почему-то…
Саша пообещал, наклонившись к ней:
— А мы никому ничего не скажем. А то тебя еще затаскают, как Джонни. Пусть у меня язык отсохнет, если я кому-нибудь проболтаюсь! А ты, если еще что увидишь, сразу говори мне, слышишь? Даже если глупость какая… Вдруг это все как-то связано? Уже вон, видишь, сколько всего перемешалось!