— Знаешь, настоящий музыкант проводит наедине с инструментом все свободное время. Он просто не хочет иного…
— Так то свободное! — подхватывал Сашка. — А у меня еще целая куча всего.
Он знал: мама понимала, что просто необходимо еще собрать до конца парусник из картонной мозаики; и сыграть с самим собой в "Золото инков", где на каждом шагу подстерегают ловушки и гремучие змеи; и сбегать с соседским пацаном к военной части, — а вдруг хоть на этот раз найдется гильза?
И потом ведь всегда ждала какая-нибудь из книг, которые Сашка не мог растягивать надолго. Маму беспокоило, что он ничего не запоминает из прочитанного, потому что просто "проглатывает" их. И это действительно было так, вот только насытиться хорошими книгами было невозможно. Но Сашка знал, что мама понимает и это, ведь она также прочитывала за ночь то, что ее захватывало. В такие минуты прервать чтение значило остановить саму жизнь…
Так что, хоть музыка и была для него главным, она все же не заполняла всей жизни. А теперь появилась еще и Лилька. И она не просто отняла часть его времени, а так и захапала все целиком.
…Сейчас Сашка лежал в темноте и решал, стоит ли брать ее с собой на ту скалу, которая показалась ему похожей на дядину картину. Или, в качестве наказания, оставить ее в этом доме, куда она так рвалась?
Он разозлился на Лильку еще днем, когда она, как беспризорная, вцепилась в мороженое. А вечером обиделся еще больше, потому что она так и вилась вокруг этого Игоря. И даже подпевала те самые доисторические песни, которые тот взялся исполнять под гитару. Ладно мама, но откуда Лилька могла их знать?
"Гусара тут изображает! А сам, между прочим, на манеже дурака валяет", — Сашка раздраженно пинал в огонь сучья и придирчиво следил за матерью. Она, вроде, и не улыбалась, и не пела, но почему-то Сашке казалось, что ей хорошо. И это уже само по себе было опасно, ведь до сих пор он слышал от нее:
— Мне хорошо только с вами.
Вторым был Сашкин отец, которого теперь он особенно надеялся найти.
Перестав дышать, он приподнялся на диване, где они с матерью спали вдвоем. Сашка предусмотрительно лег с краю, солгав ей, что всегда встает по ночам: "Ну, ты понимаешь…" Ее губы прижались к его щеке, без слов убеждая, что она все понимает, и в этот миг, когда мама была так близко, он особенно остро почувствовал необходимость защитить ее от того неизвестного, что Игорь пытался внести в их жизнь.
Прислушавшись, Саша убедился, что мама не собирается просыпаться, и на цыпочках подобрался к смешно раскинувшейся во сне Лильке, которую уложили на маленькой — прямо по ее рост — раскладушке. Откуда она взялась, Игорь объяснил смущенной скороговоркой, ни на кого не глядя:
— Иногда мой сын сюда приезжает. Когда бывшая жена отпускает его.
— Он младше меня? — не поверил Саша. Его родители выглядели куда моложе этого Игоря.
— Нет, старше. Года на два. Просто он здесь не был уже… давно. Очень давно.
Что-то сочувственно дрогнуло у Сашки в груди от этих слов, но это ему совсем не понравилось. Как и то, что Игорь то и дело посматривал на него у костра и все зачем-то пытался улыбнуться ему, а Сашка отворачивался, чтобы не видеть этой улыбки.
Вообще-то, когда тревога за маму ненадолго отступала, ему тоже становилось хорошо оттого, что они так тихо сидели все вместе, и ночь уже шепталась у них за спиной. А мама не гнала его в постель, как будто вблизи от вековых скал они сравнялись возрастом. Иоланта же то и дело неразборчиво бормотала:
— Боже, я словно вернулась в свою молодость. Только нас тогда было семеро. Да, семеро…
"Если мы найдем и папу, и Лилькиного дедушку, нас тоже станет семеро", — мысленно успокоил ее Саша.
То, что его учительница, которой он всегда немного стеснялся и считал совершенно ни на кого не похожей, сейчас была с ними, и они даже собирались спать в одной комнате, казалось ему диковинным и как-то не до конца укладывалось в голове.
До сих пор Сашка не видел, чтобы она сидела на земле (правда, подстелив одеяльце, но все же!). И не слышал, чтобы она что-нибудь пела, кроме: "Ля — до — ля…" А здесь выяснилось, что она умеет резать хлеб и знает, как печь картошку, хотя занялся этим все равно Игорь. Это были, конечно, естественные вещи, которые, наверное, умел каждый взрослый человек, просто Сашка никогда не связывал с ними Иоланту.
Она давно жила в этом мире, но казалось, что ей удается парить над ним, как людям на картинах Шагала. Эти картины ей нравились, и она даже демонстрировала Сашке альбом. Люди показались ему некрасивыми, но, в общем, он понял, чем они нравятся Иоланте. Они были особенными. Как и она сама.
Он присел возле раскладушки и, тронув Лильку за плечо, сразу приложил палец к губам. Но она и не подумала орать со сна, как вечно показывают в фильмах, которые его мама презрительно называла "дешевыми". Сашка понимал, что речь идет не только о цене производства.
Открыв глаза, Лилька секунду серьезно смотрела на него, потом кивнула и осторожно сползла на пол. Не переговариваясь, они собрали одежду в охапку и, ступая друг за другом, вышли из домика. Ночь нахлынула новыми звуками, которые не были различимы, пока потрескивал костер, а теперь словно очистились и зазвучали с особой силой. Сашка пожалел, что нет времени просто постоять здесь, почти не дыша, и послушать этот диковинный ночной концерт.
Но они не остановились, хотя, может, и Лильке хотелось того же, и не сказали ни слова. Даже не обувшись, оба сбежали с крыльца и, только отойдя на десяток метров, начали одеваться. Друг на друга они старались не смотреть, хотя и так почти ничего не было видно.
— Уже холодно, — наконец выдохнула Лилька, и обоим стало тоскливо — скоро в школу.
— Слушай, а переводись к нам, — предложил Сашка, уверенный в том, что и она подумала о том же. — У нас, в общем-то, хорошая школа. Гимназия. Хоть с наркотиками никто не бегает.
Она проворчала, завязывая шнурки:
— У меня мозгов на вашу гимназию не хватит.
— Ну, уж конечно! — возмутился Саша. — Можно подумать, ты — дура какая-нибудь!
Лилька лукаво взглянула на него снизу:
— Нет?
— Думаешь, я стал бы с дурой разговаривать?
— А вдруг ты сразу не понял бы? — поддела она.
Но Сашка серьезно заверил:
— Нет, дураков сразу видно. Они же изо всех сил стараются доказать, что умнее тебя. У нас в гимназии, если честно, таких полно.
Выпрямившись, Лилька вздохнула:
— Не знаю. Я никогда ни в какие гимназии не рвалась. Что там веселого? Только учись да учись!
Не скромничая, Саша напомнил:
— Я же там буду.
— Ну да, — ее это даже не рассмешило. — Надо подумать. Вообще-то у меня всего две четверки за год. Правда, одна — по математике. Не возьмут?
— А ты меня попроси! Если будешь хорошо себя вести, я замолвлю за тебя словечко.
Лилька вспомнила:
— Ты же сам говорил, что терпеть ее не можешь! Только музыкальную любишь.
— Я не говорил: терпеть не могу. Ну, а если и так? Зато меня там любят.
— Тебя все любят, — Лилька вздохнула. — Ладно, черт с ней, с вашей гимназией! Мы куда идем? Ты нашел ту самую скалу, да?
Неуверенно поозиравшись, Сашка озабоченно пробормотал:
— Темень такая… Днем я ее, вроде, увидел… Они, оказывается, все красноватые.
— В какой стороне? — деловито осведомилась Лилька и завертела головой, хотя разглядеть ей все равно вряд ли удалось бы.
— От крыльца нужно пойти направо, — припомнил он. — Ты держись рядом, не отставай. Тут где-то такой куст должен быть растрепанный… Ага, вот он! За ним по тропинке вверх. Ты что-нибудь видишь?
Она пискнула сзади:
— Тебя.
— Ну и хватит. Тут пока не очень круто. И кусты кругом. Ты держись за них на всякий случай.
— Ты Большую Медведицу видишь?
— Какую еще Медведицу?! Ты лучше под ноги смотри! Рухнешь еще…
— А под ногами я ничего не вижу.
— Да все видно! Луна же.
— Ну да, теперь вижу.
— Ты просто головой все время вертела, вот ничего и не видела.
Лилька тихонько рассмеялась:
— Ты ворчишь, прямо как мой дедушка.
— Ничего я не ворчу! Я же тебя не вижу сзади, может, ты уже улетела… Давай, ты впереди пойдешь?
— А куда? — растерялась она. — Я же ту скалу даже не видела.
Не сразу решившись, Сашка все же признался:
— Да я тоже, может, не ее видел. Чем-то похожа была… Только они, наверное, все похожи, как деревья. Так ты пойдешь впереди или нет?
Он остановился, чтобы пропустить ее. Со страхом вглядевшись в темноту, что была перед ними, Лилька вдруг вскрикнула:
— Смотри! Да вон там, наверху. Видишь?
— Свет, — сердце у него упало во что-то холодное.
Лилькины пальцы впились в его локоть:
— Это она? Пещера, да?
— Кто-то разобрал камни…
Саша никак не мог заставить себя говорить громче. Сейчас можно было только шептать, хотя сердце стучало так громко, что вполне могло заглушить его.
Округлившиеся Лилькины глаза оказались так близко, что он напугался еще больше:
— Как на картине, да? В точности. Там ведь тоже был свет. Значит, твой дядя нашел ее раньше нас?
— Не знаю. Есть ведь такие люди… Да вот, хоть ты! У тебя же бывают всякие видения. Вот, может, и он просто увидел, а здесь и не был…
— Ну да! — не согласилась она. — А кто же тогда вход освободил?
"Он, — подумал Сашка и съежился от этой холодной мысли. — Отец. Дядя ведь старый был и больной совсем, у него и сил не хватило бы…"
Он хмуро позвал:
— Пойдем. Чего мы тут спорим?
— А вдруг там кто-нибудь есть?
У нее срывалось дыхание, и Сашка сперва заставил себя подниматься медленнее, потом вспомнил, что Лилька — лыжница, и задыхается она, скорее всего, от страха, а не от усталости. Тогда он взял ее за руку.
— Хорошо, если есть. Мы же для того и приехали, чтобы кого-нибудь найти.
— Но мы… потихонечку, да? Заглянем сначала…
Он усмехнулся:
— Нет! Мы ворвемся с автоматами наперевес.