Отец выслушал его, ни разу даже не попытавшись перебить, но что-то подсказывало Саше, что его слов он не принимает. Уже наверняка зная ответ, мальчик все же спросил:
— Ты совсем не хочешь вернуться?
— Куда? — В его голосе послышалась безнадежность. — В этом мире есть Бах. Можешь это понять? Что значит быть современником Баха, уже зная ему цену?
— А он…
— Он не исчезнет, если ты… Когда ты уйдешь. Ты мог слегка исправить его судьбу…
— Мне уже говорили это. Но я ни за что не стану лезть в его жизнь!
— Но, может, мне и самому удастся это сделать.
Испуганно уставившись на него, Саша прошептал, хватая его за руку:
— Не надо, пап! Пожалуйста, не надо. Тогда ведь он напишет совсем другую музыку. Если вообще что-нибудь напишет…
— Эта музыка может оказаться еще лучше.
— Лучше, чем написал Бах?!
Почему-то посмотрев на остро устремленный в ослепительно яркое небо острый купол лютеранской церкви, отец неохотно согласился:
— Это трудно представить. Но ведь, как любят говорить у вас: нет предела совершенству.
— А если она станет хуже?
По бесцветным губам скользнула усмешка:
— Ты можешь узнать это, только оставшись.
В голове у Сашки опять закрутились смерчи: "Что он может сделать с Себастьяном? Я должен забрать отца с собой… И священника тоже. Тот не собирался вмешиваться, но кто его знает? Как это сделать? Как?" Он пытался поймать взгляд отца, внезапно сделавшийся отсутствующим, чтобы попытаться в нем прочесть подсказку, намек на возможную слабость, но серые глаза рассеянно смотрели куда-то мимо.
Отвернувшись от знаменитого органиста, который больше его не удерживал, Сашка побрел сквозь влажный туман, неизвестно откуда взявшийся, и очнулся только перед порогом церкви. Той самой, в которой Иоган Кристоф играл на органе. Прихожане давно разошлись, с каждым шагом все больше погружаясь в земную суету, от которой ненадолго отрешились за этими высокими стенами. Даже Иоган Кристоф устал ждать брата, положившись на порядочность Георга Бёма.
Быстро оглянувшись на пороге, мальчик решился войти в сумрачную тишину. Как ему и хотелось, здесь оказалось совсем пусто. Но не безжизненно — Саше все время слышалось чье-то дыхание. Или это легкое марево свечей создавало движение воздуха? Затаив дыхание, Саша обвел взглядом иконы и трижды неумело перекрестился. Потом спрятался в самый уголок и, отвернувшись к стене, тихо проговорил:
— Господи, подскажи, пожалуйста, что я должен сделать? Если я не вернусь, что же будет с мамой? А если вернусь, то они тут вдвоем навалятся на Себастьяна, и всю жизнь ему искалечат… Я же не могу его так бросить! — он подавил готовый вырваться всхлип. — Вдруг и в нашем времени все изменится, если он здесь заживет по-другому? И музыки его не будет… Это как у Брэдбери… Ну, Ты знаешь, Господи! Это же Ты всех вдохновляешь. Может быть, Ты и мне немножко поможешь?
Он подождал немного, прислушиваясь и надеясь, что вот-вот раздастся Голос. Потом вздернул плечи, мысленно извинившись за то, что побеспокоил, и быстро пошел к выходу, спиной ощущая на себе чей-то внимательный взгляд. Его тянуло оглянуться, но почему-то боязно было сделать это.
"Надо куда-то уйти. Спрятаться. Подумать…" — Саша выглянул из-за темной массивной двери и увидел, что господин Бём разговаривает с отцом Генрихом. Ему показалось, что они выглядят, как заговорщики.
"А наврал, что не знает его!" — присев, он прополз вдоль стены, пачкая белые чулки и ладони, а, повернув за угол, бросился бежать вниз по узкой улице. Шаги разлетались по мостовой стремительной дробью, и на этот ритм сами собой стали наслаиваться звуки, из которых складывалась взволнованная мелодия.
Сперва он воспринимал ее, как нечто естественное, как уже становившийся привычным шум крови в голове, как стук испуганного сердца. Потом внезапно остановился, неловко поскользнувшись на гладких камнях и отчаянно взмахнув руками: "Я что — сочиняю?!"
И ладонь, и щека оказались совсем мокрыми. Он провел рукой по лицу и перепугался еще больше: "Чье оно? Кто я вообще? Саша или Себастьян? Разве я до этого сочинял музыку?"
Заставив себя идти дальше, чтобы никто не догнал, он вскоре обнаружил, что маленький Ордруф уже кончился, и река весело улыбнулась ему навстречу. Его собственная улыбка вышла измученной. Он, конечно, не увидел этого, просто на нее едва достало сил. Тем более их не было на то, чтоб идти дальше.
Остановившись, он стащил туфли и, усевшись на траву, стянул перепачканные чулки. Через босые ступни в его тело вошла беззаботная легкость. Это показалось Сашке настоящей загадкой, ведь сама-то Земля была такой тяжеленной!
Спрятав обувь под лохматый куст, мальчик подпрыгнул на месте и бросился к блестящей воде, заранее ликуя оттого, что сейчас окунется в нее и наконец-то умоется, ведь удрал он прямо из постели.
"Здесь вода еще не отравленная!" — вспомнил Сашка и взвизгнул, ворвавшись в реку. Она оказалась не жгуче холодная и не противно теплая, а как раз такая, в какую приятно нырнуть.
Но пока он только проверил ее и, выскочив на берег, быстро стянул с себя всю одежду, даже панталоны с кружавчиками, которые сейчас казались Саше настоящим издевательством, хотя, одеваясь в доме Иогана Кристофа, он и внимания на них не обратил.
«Я — то один, то другой, — почему — то больше не паникуя от этой мысли, Сашка набрал воздуха и окунулся с головой. — Если даже я вернусь к себе… в свое время, разве во мне совсем ничего не останется от Себастьяна? Но ведь тогда и в нем должно остаться что-то от меня! Точно! И это "что-то" будет его охранять. Как предчувствие! Бывают же у людей предчувствия! Вон, у Лильки, например. И если теперь… кто-нибудь… попробует задурить ему голову, Себастьян будет знать, как для него лучше».
Он засмеялся от радости, сразу приняв свою догадку за истину: "Ведь я же точно знаю, что он любил свою семью. И он никогда не бросил бы их только ради того, чтобы стать знаменитым. Ни за что! Всё, он не пропадет без меня, Господи! Ты ведь не дашь ему пропасть? Пусть он только держится подальше от Бёма. Он — предатель… Не настоящий Бём, конечно, его я не знаю. А вот этот, который влез в него. Не повезло бедняге. Но с Себастьяном этого больше не произойдет. А мне нужно вернуться".
У самой поверхности он почувствовал, как его сильно качнуло волной.
"Лодка, что ли?" — Сашка отплевываясь завертел головой и снова едва не ушел под воду. Это было совсем не то место, где он только что вошел в реку. Вокруг не было ни мягких, округлых холмов, ни городских стен неподалеку… Только высокие угловатые скалы, отсвечивающие красноватым, и огромные серые камни у самой воды.
— Х-холодная! — он бросился к берегу и только там заметил на себе ту одежду, в которой прошлой ночью отправился с Лилькой в пещеру.
— Я…
У него сухо перехватило горло, и куда-то пропал голос. В следующую секунду зубы у Сашки застучали так сильно, что он испугался, как бы не раскрошить их. Сорвав с себя мокрую одежду, он запрыгал, размахивая руками и высоко поднимая колени. Потом старательно отжал мокрые футболку и джинсы и подул на ладони, которые сразу начали гореть.
"Я вернулся?!" — он почти уже не сомневался в этом, но было страшновато произнести это вслух. Хотя ему хотелось закричать во весь голос. Решив, что пока не стоит одеваться, чтоб не окоченеть снова, Саша повесил одежду на руку и побежал вдоль берега.
Несколько раз он оглянулся, пытаясь хорошенько запомнить то место, где вынырнул, ведь не было никакой уверенности в том, что пошел он в нужную сторону. Когда они только пришли сюда, Саша был занят лишь тем, что отыскивал скалу, похожую на ту, что видел на дядиной картине, и потому не обращал внимания на все остальное. Теперь же ему никак не удавалось сообразить, где он находится. Каменистый с редкими пучками травы берег казался ему одинаковым.
Задрав голову, Саша попытался найти ту скалу, внутри которой был ход в другой мир. "Отец так и не сказал мне, откуда дядя Валдис узнал, как действует этот орган. Не мог же он просто догадаться? Или мог? Наверное, Бог посылает художникам не только вдохновение, но и такие вот догадки…" — он с сожалением вздохнул о том, что с ним такого прозрения не случилось. Вместо одной тайны в его жизни возникла другая…
Неожиданно до него донеслись еще не различимые голоса. Едва не вскрикнув от радости, Саша мгновенно справился с собой и решил сделать сюрприз, выскочив внезапно. А для этого нужно было подкрасться как можно тише. К тому же, ему жутко захотелось послушать, что они там говорят о нем. А о чем же еще им говорить, если он пропал?!
Он быстро натянул еще непросохшую одежду, потому что показалось нелепым выскочить почти голым. Передернувшись от холода, Саша напряг все мышцы, пытаясь согреться и только потом почти бесшумно подошел к краю скалы.
Но голос, который он различил первым, оказался совсем незнакомым. Он звучал отрывисто и неприятно, как лай шакала.
— Ну? Так и не вспомнил? Думаешь, нам охота по всем горам лазить? Да я из тебя всю душу вытрясу! Мало, что ли? Давай, дед, шевели мозгами!
"Дед? Лилькин дедушка!" — Сашка прижался к скале, не обращая внимания на то, что острый уступ вонзился почти в позвоночник.
Не решаясь высунуться, он ловил доносившиеся до него слова и лихорадочно соображал, что делать. Старик еще не сказал им… Или, правда, не помнит? Но сюда-то он их привел. Заставили. Они били его, это ясно, вот он и не выдержал… Значит, и пещеру он рано или поздно покажет. Вспомнит. И что тогда?
— Я обещал тебе, Себастьян, — отступая, шепнул Саша, как будто голос маленький Бах мог лучше расслышать. — Если я уж взялся тебе помогать, так можешь на меня рассчитывать. Я тебя спасу. Может, нескромно так говорить… Но я, знаешь, вообще не слишком скромный… Одна девчонка так говорила. Ты ее не знаешь…
Глава 12
Осыпающиеся из-под ног песочные струйки грохотали, как настоящий камнепад. Или так ему только казалось? Всего несколько минут назад Сашку трясло от холода, теперь же волосы на шее увлажнились испариной, а губы совсем пересохли.