Продышавшись, как перед стартом (она занималась лыжными гонками уже третий год), Лилька тихонько открыла дверь в дом — не отвлекать же стуком! И попала на небольшую веранду, всю кружевную и полную воздуха. Кружева были и деревянными и нитяными, Лильке это ужасно понравилось, тем более, что снаружи дом выглядел мрачноватым.
Но еще больше понравились плетеные из бежевого цвета нитей маленькие черепашки, стайкой сидевшие на узком белом подоконнике. Лилька взяла одну и пальцем погладила бугристый панцирь.
"Если я хорошенько попрошу, может, она мне подарит ее?" — Лилька посадила черепашку на место и также без стука приоткрыла дверь в комнату.
Сидевший за пианино мальчик стремительно повернулся на своем вращающемся стульчике. Лилька едва не вскрикнула от неожиданности и уставилась на него, не зная, что и сказать. Он прищурился:
— Откуда у тебя такая майка? Здесь таких ни у кого больше нет.
— Это твоя, — сразу призналась она и наспех соврала: — Я как раз и зашла ее отдать.
— Снимай. Это, между прочим, моя любимая. Твоя вон там, — он указал на соседнюю комнату. — Ищи в общей куче. Я все снял и никак понять не мог: чья это майка? Для мамы маловата. Теперь все ясно.
Осторожно продвигаясь к другой комнате, Лилька заискивающе улыбнулась:
— Ты не злишься? Я же ее возвращаю. Я и не думала воровать!
— Да ладно, он немного помолчал. — Только маме опять стирать придется.
Лилька обиделась:
— Можно подумать, я такая грязная!
— Ну, все равно… Ты же мне не сестра.
— А у тебя и сестра есть? — это ее обрадовало бы. Если у мальчишки имеется сестра, он уже научен общаться с девчонками. С такими легче иметь дело.
Но он сказал:
— Нет. И брата тоже нет. Я один.
"С чего это вдруг мне стало его жалко?" — удивилась Лилька, но уже произнесла:
— Я тоже одна. То есть с дедушкой…
— Ого! — его темные глаза сразу как-то потеплели. — С одним только дедушкой?
— Ну да. Это ничего, спрашивай! Мои родители так давно погибли, что я их даже не помню. Мне кажется, я всегда с дедушкой жила…
Ее вдруг с такой силой обдало жаром, что даже слезы выступили: "Как же я совсем не вспоминаю про дедушку?! Что я за дура такая! Про какую-то идиотскую майку думаю, про черемуху, про Баха… А вдруг они уже убили его? Ясно же, что бандиты…"
— Ты что? — мальчик начал сползать со своего стульчика, внимательно всматриваясь в ее лицо.
Лилька умоляюще улыбнулась:
— Ты… Слушай, тебя как зовут?
— Саша…
— А я — Лилька. Саш, а ты не мог бы…
"А чего — не мог бы? Я же еще не придумала?"
— …помочь мне.
— А что надо сделать? — он все еще смотрел на нее недоверчиво. А кто сразу поверил бы девчонке, стянувшей среди ночи любимую майку?
В свою очередь Лилька спросила с подозрением:
— А ты не болтун?
— А я из тебя секреты и не вытягиваю! — лицо у Сашки сразу сделалось надменным, как у какого-нибудь принца из фильма-сказки. Он снова уселся на свой стульчик, выпрямив спину и слегка задрав подбородок.
"Наверное, точно так сидят на троне", — подумалось Лильке.
Она поспешила загладить вину:
— Знаешь, а ты здорово играл!
— Знаю, — ответил он с тем же выражением.
— Это Бах, да?
Большие Сашкины глаза еще выросли:
— А ты откуда знаешь Баха?
Лилька небрежно бросила:
— Слышала… В жизни бы не подумала, что ты — пианист!
— Ну, я еще не настоящий пианист… А почему это ты не подумала бы?
— Да ты бритый такой, здоровый, — ее почему-то разобрал смех. — Ты больше на спортсмена похож. На хоккеиста какого-нибудь.
Сашку так и перекосило от досады:
— Как же… Я даже на коньках не умею кататься. Мама все боится, что я головой о лед шарахнусь. Кинга начиталась…
— "Мертвую зону"? — догадалась Лилька. — А я тоже читала!
— Ты? Читала?
"Вот за это уже и вмазать можно!" Она сердито спросила:
— А я похожа на малограмотную?
— Да нет…
У него оказалась такая улыбка, что Лилька сразу все ему простила.
— Нет, — повторил Саша. — Я, наверное, как-то привык уже, что у нас в классе никто ничего не читает, только телевизор смотрят. Но мама говорит, что всегда так было, а в газетах все врали про самую читающую страну. Когда она сама в школе училась, тоже человека три из класса любили читать, а остальные — нет.
— Это она вязала тех черепашек на веранде? Такие хорошенькие!
Сашка вдруг заметно покраснел и произнес как-то сердито:
— Это не мама. Это я делал. У нас в начале года трудовика в гимназии не было, и нас вместе с девчонками технике макраме учили.
— А нас не учили, — сказала Лилька с сожалением. — Может, покажешь потом? Мне бы тоже такую черепашку хотелось…
— Я тебе подарю.
— Правда?! Ой, я и не ожидала!
Про себя она лукаво подумала, что как раз на это и рассчитывала, заведя этот разговор, и ей стало приятно оттого, что Сашка оказался таким, как ей хотелось. По крайней мере, в этом…
Заглядевшись на золотистый пейзаж за его головой, Лилька легко вздохнула:
— Красиво как… Сосны такие ровные и море. Это где-то не у нас?
Он ловко повернулся, оттолкнувшись ногой, потом глянул на нее через плечо и хмыкнул:
— Да уж, конечно, не у нас. Не здесь. Это мой дядя Латвию рисовал. По памяти. У него много картин по памяти сделано.
— Хорошая память, — уважительно отозвалась Лилька. Ей всегда полдня приходилось заучивать стихи. Дедушка говорил, что совсем не обязательно знать их наизусть, главное — любить.
Осторожно опустив крышку инструмента, Саша опять повернулся к ней:
— Так тебе чем помочь надо?
Лильку даже затошнило от стыда: "Он вперед меня вспомнил! Что ж у меня — дырка в голове, что ли?!" И следом удивилась: "А почему это я ему так верю? Вот ведь расскажу сейчас все…"
— Саш, — неуверенно начала она, пристально вглядываясь в темные глаза, в которых ей так не хотелось обнаружить что-нибудь похожее на равнодушие, — вот ты ведь музыкант…
И заметив, как он протестующе дернулся, поспешно добавила:
— Ну, будущий! Какая разница? Ты, может, слышал? Где у нас в городе есть орган?
Он вздрогнул и отвел взгляд. Потом встал и начал складывать растрепанные ноты, слишком тщательно подравнивая края.
— В филармонии есть, — наконец ответил Саша, по-прежнему не глядя на нее. — А почему это ты про орган спрашиваешь?
С досадой охнув, Лилька в сердцах стукнула себя кулаком по бедру:
— Ну, точно! Я же знала. Только… Нет, это, наверное, не тот орган. О нем же всем известно.
— А тебе какой нужен? — У него насмешливо заблестели глаза. — На сто семнадцать регистров?
Не совсем поняв, о чем идет речь, Лилька уклончиво ответила:
— Не знаю.
Не скажешь ведь так напрямик: "Волшебный"! Может, если на сто семнадцать регистров, так это и есть волшебный? Еще бы знать, что такое регистры… Она с надеждой спросила:
— А другой есть?
— Здесь? Не слышал. А тебе зачем?
— Надо.
И решившись пока ограничиться возможной полуправдой, пояснила:
— К моему дедушке ночью заявились какие-то… Трое. Хотя, может, их и больше было, я же в другой комнате была. Наверняка бандиты! Они хотели из него вытрясти, где находится какой-то орган. Уж филармонию они и сами нашли бы, точно?
— Вытрясти? — Сашка выпрямился. — Хочешь сказать, что они его били?
Лильке захотелось немедленно сломать что-нибудь, ну хоть вот эту фигурку Будды, а может, и не Будды, но кинуть ее в стенку, что есть сил. Может, тогда эти проклятые слезы напугались бы и отступили…
Слегка отвернувшись от Сашки, она произнесла металлическим голосом, каким разговаривала с учителями, которые по незнанию или со злости требовали, чтобы в школу пришла ее мама:
— Я не знаю. Я убежала. В окно выпрыгнула… Они хотели мою комнату проверить.
— Померь мои кроссовки, — неожиданно предложил Сашка. — Вон те, белые. Они мне малые уже, тебе должны быть как раз. Только иди ноги помой во дворе… Полотенце я дам.
"Чистюля!" — она обозвала его только мысленно и совсем не сердито, потому что почувствовала, как полегчало от его слов. Непонятно почему…
Сашка вышел за ней следом с желтым полотенцем на плече и сурово схватил за локоть, чтобы Лилька не поскользнулась на промокшей насквозь, скользкой деревяшке. И отвернулся, чтобы не смущать ее, пока она возится со своими ногами, хотя Лилька нисколько и не смущалась.
Когда девочка наконец обулась, предварительно натянув его носки с вышитыми по бокам теннисными ракетками, Саша, глядя только на кроссовки, сказал:
— Ну вот. Я знал, что ты в них влезешь. Ноги у тебя совсем маленькие, — и добавил уже с насмешкой, поглядев на нее сверху: — Ты и сама-то… Метр с кепкой. Я, вроде, понял, чего ты от меня хочешь. Чтобы я заглянул к твоему дедушке? Проверил территорию?
— Точно, — Лилька посмотрела на него с уважением. — А ты как догадался?
— Ох, уж задача! Ты снимешь когда-нибудь мою майку? Кроссовки можешь потом себе оставить, мне они все равно не пригодятся.
Лилька метнулась к дому:
— Подожди здесь! Я сейчас.
Все белье, даже ее майка, пахло утренним ветром. Проскользнув в нее, Лилька с удовольствием прижала к ребрам ладони: "Родненькая…"
А следом почему-то подумала о Сашке: "Вот бы такого брата! У нас в школе таких нет. И во дворе тоже. Или нет… Даже лучше, что не брат".
Продолжая разглаживать ткань, она вскользь оглядела комнату. Здесь тоже все было не как у всех: какой-то совсем старинный диван с изогнутой спинкой и неяркой цветной обивкой (она от дедушки знала, что такие цвета называют пастельными), высокий сервант с округлыми боками, в стеклах которого были вытянуты острые блики солнца, а внутри — золотая посуда, и поставленные на ребро тарелочки с картинками.
Лильке стало жаль, что некогда рассмотреть каждую. Наверняка там нарисовано что-то необычное! Может быть, та самая Латвия, откуда был родом таинственный Сашкин дядя, рисующий по памяти. Ее взгляд опять вернулся к пейзажу над фортепиано…