"Вот и хорошо, — решил Саша. — Может, для того человек и женится? Чтобы все остальные его оставили в покое".
Он поискал взглядом Лильку и на этот раз легко обнаружил ее в другом кругу танцующих. От того, как она остервенело отплясывала, незнакомо взвизгивая и притоптывая, у Саши озноб пробежал по коже. "Когда успела? — лихорадочно соображал он, пробираясь к ней и машинально выхватывая взглядом знакомые лица. — Она же только что была совсем трезвая!"
Их разделяло не более пяти метров, когда Лилька вдруг замерла и, обмякнув, рухнула на колени. Его крик полоснул слух. Заглушая убогую музыку и чужой смех, этот крик рвался куда-то, и вместе с тем проникал внутрь, где все уже дрожало от него.
— Лилька! — надеясь, что она опомнится, крикнул Саша, пробиваясь к ней.
Она даже не услышала. Она кричала и плакала, то запрокидывая голову, то утыкаясь в колени, а вокруг нее расступались: кто-то неуверенно посмеиваясь и озираясь, ища поддержки, кто-то испуганно нашептывая соседям о том, о чем никто из них и представления не имел. Ворвавшись в круг, Саша подхватил ее и, как совсем недавно Валю, на руках понес прочь от чужого пира. Не в сторону Испаньолы, но здесь тоже оказалось пусто, и почти не слышна была музыка.
Посадив Лильку на траву, он хотел присесть рядом на корточках, не желая пачкать брюки, но она повалилась на землю, и пришлось сесть по-настоящему, чтобы поддержать ее. Поглаживая растрепанные волосы и замирая от жалости, Саша бормотал:
— Ну, тихо, тихо… Я здесь. Слышишь? Я здесь.
"Если я не смогу уйти от нее… Если решу остаться… Совсем остаться. То все должно быть по-настоящему, никакой достоевщины. Никаких подлых размышлений о падшей девушке и собственном благородстве. Как будто все этого просто не было… Я смогу так? Только она и я".
— Я с тобой, — шепнул он.
Лилька простонала, от боли сжимая кулаки:
— Что толку? Я так люблю… ты просто не понимаешь…
— Я понимаю.
— Так люблю его. Так люблю…
— Его? — у него внезапно пересохло в горле. — Ты… ты говоришь… О ком?
Она опять захлебнулась и яростным движением растерла по лицу слезы:
— Игоря. Кого же еще?
Глава 5
Что заставило его не просто остаться с ней и довести до дому, но и просидеть всю ночь — не возле постели, конечно, не сиделка все-таки! — в соседней комнате, куда беспрепятственно проникали ее стоны? Ей было откровенно плохо, но Саше не становилось от этого легче. Он нарочито пытался вызвать в себе злорадство, ухмыльнуться над бесконечностью хмельных Лилькиных мук, но у него ничего не выходило. В груди так болело, что все силы уходили на борьбу с этой болью, незнакомой ему.
Сашу не беспокоило, что мама будет тревожиться о нем: с хорошей свадьбы не грех вернуться и утром. Наверное, она только порадуется, что сын решил немного забыться и пожалеет, что сама не способна на это. Разве она когда-нибудь позволяла себе напиться так, как это сделала Лилька?
Стон разбудил его, и только тогда Саша понял, что спал, и что стон этот был его собственным. А ведь ему ничего не снилось… Внезапно вспомнилось, как Лилька писала, что никогда не видит его во сне. Почему же он сразу не догадался, что это значит?
На диване, который Саша занял на эту ночь, когда-то спал Лилькин дедушка, почти мифический персонаж, так и не увиденный им живым. Лилька уверяла, что у старого настройщика был абсолютный слух, и Саша ей верил, хотя до сих пор помнил, как его впервые поразило то, что, оказывается, Чайковский таким сокровищем не владел. Когда потрясение прошло, неожиданно стало легче от обнаружившегося несовершенства гения. Это значило, что к нему можно, по крайней мере, приблизиться…
А потом он как-то услышал реплику, что абсолютным слухом только настройщики и обладают. Но ни одного из них это не сделало великим музыкантом. Тогда Саше открылось, что секрет гения не в ушах и даже не в пальцах. Он в душе, которая должна быть наполнена чуть больше, чем у обычного человека. Чтоб было, что отдать.
Саша поймал себя на том, как легко соскользнул с мыслей о Лильке на музыку, и решил, что в этом нет ничего странного. Для него. Обе они переплелись в нем настолько, что не отделить. Саша никогда не спрашивал себя: любит ли он Лильку, и ей не говорил ничего подобного. Разве признаются в любви воздуху, которым дышат?
Его снова настиг ее ломкий от боли голос: "Я так люблю его. Так люблю…" Саша стиснул уши, хотя и знал, что это не поможет, ведь крик звучал уже внутри него. Он смотрел в потолок, на котором густо топорщились широкие мазки белил, и зачем-то повторял, и повторял эти слова, не имевшие к нему никакого отношения.
Лилька проснулась часа в четыре, и он сразу угадал это по тому, что стон прозвучал более осознанно. Кажется, она уже села на кровати.
— Я здесь, — громко сказал Саша на случай, если это не отложилось у нее в памяти.
Она испуганно повторила:
— Ты здесь?
— Принести таз?
— Нет. Я… Я ничего. А ты как?
— Просто прекрасно. Как твой дед спал на этом диване? Тут же пружины, как сталагмиты… Ты все помнишь?
Это напугало ее еще больше:
— А что такого я должна помнить?
— Да, в общем-то, ничего особенного, — Саша тоже сел. — Если ты выжила, я, пожалуй, пойду.
— Еще ведь ночь!
Лилька невидимо зашуршала и возникла в дверях комнаты в том же платье, в котором была на свадьбе. Раздеть ее Саше не пришло в голову. Взглянув на нее только мельком, он спросил:
— Голова болит? Может, аспирин поискать? Хотя если он тут и есть, то наверняка просроченный…
— Я что-то натворила, — произнесла она с ужасом. — Да? Поэтому ты спросил, что я помню?
— Да ничего ты не натворила, — Саша уже твердо решил стоять на этом. — Всего лишь призналась мне в своей великой любви. К Игорю.
Лилька то ли ахнула, то ли подавилась этим вернувшимся к ней признанием. Потом пробормотала:
— Я так сказала?
— Только не говори, что это — такая шутка!
Что она не сказала бы сейчас, Саша знал, что правдой было то, ночное признание. Именно потому, что в тот момент оно показалось ему невероятным. "Самовлюбленный дурак, — с презрением подумал он о самом себе. — Почему ты и мысли не допускал, что для нее это нечто большее, чем банальный зов плоти?"
Но Лилька ответила:
— Нет, это правда.
— Ага, — выдохнул Саша, никогда так не говоривший.
— Неужели ты думал, что я это просто так… Мне кажется, я влюбилась в него еще тогда, в электричке. Ну, ты помнишь!
— Тебе было одиннадцать лет.
— Ну, и что?
— Ничего. Это действительно ни при чем, — Саша подвинулся. — Садись. Ты ведь настроена поговорить?
Не шевельнувшись, она неуверенно спросила:
— А ты настроен выслушать?
— Если не я, то кто же? — он даже не потрудился замаскировать издевку, но Лилька не обиделась.
Саша показалось, что стало теплее, когда она села рядом. "Мне нравилось думать о ней, как о сестре, — вспомнил он без особой радости. — Кажется, как раз тогда, в электричке. Я смогу вернуть это?"
— Чем же он так поразил тебя? — Саше действительно хотелось выяснить это. — Он умеет рассмешить. Этим?
— Нет! Это совсем не из-за того, что он — клоун. А может, и это тоже… Но он… Помнишь? Он выглядел таким несчастным. Он и был несчастным. Все эти годы. Ты знал? Наташа ведь не любила его… То есть Наталья Викторовна.
Он поморщился:
— Да ладно. Зови ее, как привыкла. С чего ты взяла, что…
— Сашка! Это же так заметно!
— Правда? Значит, я — слепой музыкант, — Саша усмехнулся, представив вдохновенное лицо Ливанова. — Ты смотрела фильм? Похож?
— Нет.
— И мне так кажется.
— Ты красивее.
— А! — он вернул разговор к тому, что волновало его куда больше. — Выходит, у вас классический вариант… Она его за муки полюбила, а он ее…
Лилька выпрямилась, толкнув его плечом:
— Нет. Он меня не полюбил.
— Быть не может! — вырвалось у Саши.
"Идиот! — спохватился он. — Выдал себя…"
Но ей это, видимо, не показалось откровенным признанием.
— Как раз может, — проговорила Лилька тем безучастным тоном, каким говорят о болезни, с которой давно примирились. — Для него Наташа — это все. Жизнь, мир, свет. Они столько лет вместе, а он все еще с ума по ней сходит.
Саша с силой растер лицо, но в голове от этого не прояснилось.
— Какого ж он черта…
— Сама не знаю. Меня пожалел? Он же видел, что со мной творится…
"Один я ничего не видел!"
— И ему плохо было. В тот день Наташа опять пошла в церковь. Больше никогда не ходит, только в этот день.
— И что это за день? — спросил Саша не сразу, сперва попробовав догадаться.
Лилька не стала делать больших глаз.
— Это день рождения твоего отца. По-моему, она каждый раз просила Бога, чтоб Он вернул Яна… Из года в год просила, понимаешь? Каково было Игорю, как ты думаешь?
— Это всего лишь ваши домыслы, — резко сказал Саша, надеясь, что она не услышит фальши. — Разве кто-то из вас спрашивал у нее? Миллионы людей молятся за души усопших.
Слегка повернув голову, Лилька тихо сказала:
— Так то усопших…
— Вот уж не думал, что придется пожалеть о том, что я рассказал тебе о Бёме! — шепот вышел свистящим.
— А о чем жалеть? Я ведь никому не сказала.
— Никто и не поверит.
— Ну да. Только мы с тобой еще верим в такие вещи.
Саша поднялся, пытаясь оторваться от этого "мы с тобой", которым Лилька бессознательно приковывала его. Или сознательно? Зачем? Разве она — обычная женщина, чтобы ее просто пугало одиночество?
Чтобы отгородиться еще больше, он спросил:
— Это было… не однажды?
Она сперва даже не поняла:
— Что?
И следом вскочила:
— Да ты что?! Ты действительно так думаешь? Да он же не из-за того уехал, что Наташа… вошла… Он все равно ушел бы… Он себя предателем чувствовал. Я знаю, это ужасно несовременно! Только он… Такой.
За окном уже прорисовывались тополя, совсем тихие, сонные. Опершись о подоконник, Саша смотрел на них, и думал, что эти деревья живут, наверное, уже раза в два дольше, чем они с Лилькой, и все их время было наполнено одной лишь любовью. К человеку. К миру вообще. К самой жизни. Никакой ненависти.