Он обернулся:
— Я собираюсь завтра… То есть, сегодня уже… поехать к нему. Поедешь?
Лилька сделала неуверенный шаг:
— А зачем? Зачем ты едешь?
— Я?
У Саши мелькнуло растерянное: "А, в самом деле, зачем теперь? За что его бить? А деньги я подарил…"
— Чтобы тебя отвезти, — ответил он.
— Нет, правда?
— Не знаю. Мне нужно его увидеть, — про деньги Саша решил не говорить ей. Этот жест был хорош, только пока о нем никто не знал.
Молча приняв это, она спросила:
— А мне зачем?
— Не знаю, — повторил Саша. — Я думал, тебе тоже нужно его увидеть.
Лилька вдруг протянула так жалобно, что у него невольно дрогнуло сердце:
— Саш, ты совсем меня больше не любишь?
— При чем тут я? Кого это интересует? — он ответил так зло, потому что наружу просилось совсем другое.
— Меня.
— Лилька! Очнись! Ты же не из тех, кто готов потешить свое самолюбие, унизив другого.
Она сделала еще шаг:
— Какое же в этом унижение? Разве любовь может унизить?
— Хватит уже говорить о любви! — закричал Саша и, почти не разбирая, куда идет, пошел в ее комнату, где было свежее, ведь он заранее открыл форточку, чтобы у Лильки не разболелась голова.
Не приближаясь, она крикнула вслед:
— Почему — хватит? Потому что ты, как твоя мама? Ты тоже никогда меня не любил!
Он даже остановился:
— Ах, вот как?
— Ты не уехал бы, если б любил! Или позвал бы меня с собой.
— Я занимаюсь целыми днями, — проговорил Саша сквозь зубы. — Ты даже представить не можешь — сколько! Я прихожу к себе только переночевать. Тебе это понравилось бы?
— Но ведь ты все равно возвращался бы…
Глядя в стену, за которой была Лилька, он с обидой проговорил:
— Что мы вообще обсуждаем? Если, как выяснилось, ты, чуть ли не с пеленок, влюблена в…
— Это совсем другое! — перебила она.
— То есть? — Саша и вправду не понял, о чем она говорит.
Лилька быстро вошла в комнату, и его поразило, каким свежим, совсем утренним стало ее лицо. Пытаясь удержать в себе то неприятие, которое до сих пор помогало оставаться на плаву, Саша насмешливо подумал: "Вот же здоровый организм! Никакого тебе похмелья…"
— Мы ведь были с тобой счастливы, — голос ее прозвучал диссонансом с тем свечением, что исходило от лица. Если б Саша только что не слышал ее признаний, уничтоживших его, то мог подумать, будто она страдает. Из-за него.
Он ответил неприятным голосом:
— Какая фальшивая фраза. И не только фраза.
— Неправда! — теперь она закричала первой. — Никакой фальши и в помине не было! Нам же было так хорошо вместе, так весело!
"Убью!" — задохнулся Саша и заорал в ответ:
— Потому что я представления не имел, что для тебя значит Игорь! Весело ей со мной было! Это не я — клоун! Думаешь, я прикоснулся бы к тебе хоть пальцем, если б знал, что в этот момент ты представляешь его?!
Лилька взвизгнула:
— Неправда!
Сверху резко постучали по стояку, и она испуганно понизила голос:
— Никогда такого не было. Я тебе клянусь!
— Ненавижу клятвы, — Саша все еще не мог отдышаться. — Мы даже в детстве друг другу не клялись.
— Не клялись…
Он опустился на ее скомканное одеяло. Простыня под рукой оказалась уже холодной, и это ощущение отозвалось в нем ознобом.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил он, разглядывая смятый подол ее платья. — Я уже предложил отвезти тебя к нему. Что я еще могу для тебя сделать?
Ее губы шевельнулись, но Саша не разобрал.
— Что?
Кашлянув, Лилька повторила:
— Простить меня. Ты можешь простить меня.
— Ступай с Богом, дочь моя. Все?
— Я же серьезно!
— Зачем тебе понадобилось мое прощение? Надеюсь, ты не скажешь, что мы можем остаться друзьями… И вообще, мы с мамой скоро уедем, так что вряд ли когда и увидимся…
Она встрепенулась от этих слов, как птица, услышавшая выстрел:
— Уедете? Совсем? А… А я как же?
— А ты здесь при чем?
Прижав ко рту руку, Лилька смотрела на него с таким ужасом, будто он бросал ее в пустыне. И вспомнилось, как он сам ощутил то же самое: "После тебя — пустыня…" Только ведь она не могла такого чувствовать.
Его так и подбросило, когда Лилька внезапно осела и оказалась перед ним на коленях.
— Сашка… Не бросай меня… Ну, пожалуйста!
Забыв, как старательно выстраивал преграды, которые могли спасти его от Лильки, он рванулся к ней, схватил за плечи, попытался поднять, потом сам рухнул коленями на дощатый пол. Все лицо у нее уже стало мокрым, а губы судорожно хватали воздух и не могли поймать.
— Ты что? Ну, ты что? Дурочка… Не надо так. Разве это я бросаю тебя? Ты же сама… Сама…
— Я не смогу без тебя, — протянула она совсем тоненько. — Ты же моя жизнь, Сашка… Как я без тебя?
Он зажмурился от отчаяния:
— Но ты же не любишь меня!
У нее вырвался стон, похожий на безнадежный собачий вой:
— Да я жить без тебя не могу!
— А Игорь? Господи, что ты… Как же Игорь? Ты же говорила…
— Я не знаю! — Лилька цеплялась за него, тычась в шею. — Может, я придумала все? Зачем-то… Чтобы какая-то тайна была… Боль. Мы ведь с тобой даже не ссорились.
Хотя они говорили совсем о другом, Саше внезапно открылся выход:
— Лилька, тебе нужно попробовать писать прозу! Вот и будешь придумывать, что угодно. У тебя получится. Твои письма похожи на отрывки из… Повести? Рассказа? Попробуй, а? В тебе слишком много… всего… для обычной жизни. Это надо переливать куда-то, а то захлебнешься. Или натворишь… еще больше.
Громко шмыгая, она внимательно слушала и то часто моргала, то хмурила брови. И, наконец, недоверчиво улыбнулась:
— Ты не смеешься? Они, правда, были похожи на прозу?
— Я их перечитывал… Знаешь, что в них есть? Музыка. Это я всегда слышу в прозе. Лилька, я серьезно! Это ведь такое дело, которым можно заполнить всю жизнь без остатка. Это тебе и нужно.
Ему вспомнились лыжные гонки, в которых у нее не вышло ничего грандиозного, но Лилька поняла его по-своему. Отпрянув, она шепнула, некрасиво сморщив лицо:
— А ты? Тебя не будет в моей жизни? Совсем?
Саша сел прямо на пол, забыв, что на нем брюки от парадного костюма. На колене оказалась зацепка, которую он покрутил, послюнив пальцы, и сказал:
— Я уже не поверю, что ты не сможешь жить без меня.
— Скажи лучше, что ты не сможешь жить со мной!
— Может, и так. Пока я как-то не представляю, что это вообще возможно — все забыть.
Без его помощи поднявшись, Лилька отошла к окну, за которым тоже были тополя. Солнце оживило даже нижние ветви, которые только и были видны.
— Ладно, — голос ее прозвучал уже по-другому, — извини, за истерику. Тебе, наверное, было противно?
— Тебе было бы противно?
— Если б это с тобой… Если б мы поменялись ролями? — у Лильки дернулись плечи, но она не повернулась. — Я не хочу даже представлять такое!
Саша пробормотал:
— Вот как?
— Я, наверное, умерла бы…
— Ну, уж!
— Но если б ты сказал, что хочешь остаться со мной…
— Ты, конечно, с радостью распахнула бы объятья! Чушь… Все дело ведь в том, чтобы забыть, понимаешь? Как это можно забыть? Не думать об этом? Если б я хотя бы не знал его…
Лилька быстро обернулась:
— День будет солнечным! Когда мы с тобой только встретились, — помнишь? — мне еще казалось, в такой день невозможно не чувствовать себя счастливой. В детстве вся жизнь представляется солнечной.
— Ты не была счастлива в тот день…
— Но осталось ощущение солнечности…
Ничуть не насмешничая, Саша предложил:
— Напиши об этом. У нас с тобой было такое детство, о котором стоит написать.
В ее взгляде ему почудилась профессиональная цепкость.
— А ты не будешь против? Это ведь твоя история. Твой орган.
"Ага! — усмехнулся он, не выдав этого губами. — Все-таки попалась…"
— Я буду только "за", — он постарался сделать вид, что загорелся тоже: — Слушай, а что если мне написать на этот сюжет оперу? Что-нибудь вроде "Волшебного органа"? Нет, это смахивает на "Волшебную флейту"… Была еще и "Волшебная арфа" Шуберта, — Саша подавился смешком: — И "Волшебный рог мальчика" — вот, что мне подходит! Ты напишешь либретто?
— Не издевайся.
— Ладно. Я вполне серьезно. Тебе не хочется увековечить наше приключение?
— Разве для детей пишут оперы?
— О детях еще не значит для детей. Для них это слишком грустная сказка.
Лилька поежилась:
— Разве она никогда не была веселой?
«Что мне делать? — подумал Саша с тоской. — Если я сейчас скажу "никогда" и уйду, то — все. Уже нельзя будет вернуться. Но разве я смогу без нее? Как она говорила? Жизнь, мир, свет. Все для меня. Как существовать в темноте? Но с другой стороны, как жить, каждую секунду помня, что делишь ее с другим?!»
Он сказал:
— Грустные сказки дольше помнятся…
Глава 6
Вернувшись, он нашел мать немного осунувшейся, но при этом спокойной настолько, что это слегка пугало. Она даже не спросила, где Саша провел ночь. В том, как она сидела, прямая до неестественности, будто диван был без спинки, ему почудилась демонстрация непреклонности. И он не ошибся.
— Я решила, что мне нельзя уезжать отсюда, — голос ее прозвучал уверенно. Было похоже, что над этим она думала всю ночь.
— Начинается! — бросил Саша и прошел в свою комнату. Ему не терпелось сбросить одежду и ополоснуться, а потом надеть все чистое. Без этого он не мог вернуть себе присутствие духа.
Через дверь в ванную донеслось:
— Можешь считать, что у меня размягчение мозга, но для меня этот отъезд будет означать утрату веры.
— При чем здесь вера? — Саша уже держал душ в руке, но не включал воду, чтобы мать не обиделась.
— Я имею в виду веру… — она помедлила, — в свое будущее. Ты же знаешь, что, кроме тебя, оно связано только с одним человеком. И с этим домом. Здесь живо прошлое.
— Здравствуйте! — он даже взмахнул душем, хотя она не могла видеть. — Разве мы в этом доме жили все вместе? Ты уже все перепутала!