— Ну, уж такого я не хотела! — она уточнила: — По крайней мере, не с Лилькой.
"И вчера, и сегодня, она называла ее только Лилей, как чужую, — отметил Саша. — Просто вырвалось? Впрочем, какая разница?"
— Мам! — вдруг осенило его. — А что, если тебе ребенка родить? Ну, подожди, что ты смеешься? На Западе в сорок лет только первенца рожают.
— Мне еще тридцать восемь, — она улыбнулась застенчиво, как девственница.
— Я помню, что ты меня чуть ли не за партой родила…
— Прости, пожалуйста, от кого мне рожать? И зачем? Я не хочу другого ребенка. У меня ты есть…
Разочарованно выдохнув в голос, Саша протянул:
— Жаль. Это… встряхнуло бы тебя.
— Солнышко, ты знаешь, сколько я получаю? На это ребенка не прокормишь.
— Меня же ты прокормила. И потом я ведь не предлагаю тебе становиться матерью-одиночкой…
— Нет!
Это прозвучало так резко, что Саша отклонился, как от щелчка кнутом. Чтобы захлопнувшаяся раковина открылась, он жалобно спросил:
— Можно мне пойти вздремнуть?
— О господи, ну конечно!
Она, казалось, была готова подхватить сына на руки и отнести его в постель, как бывало, нашептывая в самое ухо: "Все, мое солнышко, все прошло…" Темные глаза увлажнились этим желанием, которому уже не суждено было осуществиться, и Саша легко прочел в них: "О каком другом ребенке ты говоришь? Разве я смогу любить кого-то, как тебя? А нелюбимый — зачем?"
— Посидишь со мной? — попросил он, чувствуя, что не может оставить этот детский тон.
Конечно, она присела рядом. На самый краешек. Ей, такой тоненькой, легко было примоститься где угодно… Подоткнула плед, который почему-то пах сеном, и начала тихонько похлопывать, напевая что-то без слов.
"Когда же так было в последний раз? — Саша зажмурился покрепче, потому что ей и своих слез уже хватило. — Мы так давно не оставались с ней вдвоем… Вот оно счастье: тебя любят, тебя нянчат, и впереди вся жизнь, в которой просто не может быть ничего плохого. И Лилька еще не прибежала к нам среди ночи…"
Внезапно он увидел лицо Иоланты Сигизмундовны и успел догадаться, что засыпает. А в следующий момент она уже исчезла, и Саша забыл о том, что встретил ее на пороге того мира, который ни в какую не подчинялся его желаниям. Во сне ему всегда являлось что-то тяжелое, мучительное: то он бил кого-то, то наоборот, прятался. И всегда было скопление людей, очереди, в которых обязательно нужно было отстоять, а Саша ненавидел это. Если они отправлялись с Лилькой за продуктами, то в очереди стояла она, а Саша слонялся поблизости, чтобы потом донести сумки. Лилька? Нет, Лилька ему не снилась.
Рядом зазвучала музыка, совсем незнакомая, но чем-то волнующая особо, не так, как любая другая. Саша ахнул во сне: "Это же увертюра к моей опере! К нашей печальной сказке…" Это должно было означать, что Лилька написала либретто, и что сама она тоже где-то здесь, только Саша не видел ее.
— Я не вижу тебя! — крикнул он, еще улыбаясь, и тут же почувствовал страх оттого, что ответа не было. И тогда он закричал, не жалея связок: — Я не вижу тебя!
Замелькали окна, острые верхушки заборов… "Куда я бегу? От нее или к ней?" — Саша метался в путанице переулков, которые кончались быстрее, чем он успевал осмотреться. Его нисколько не поразило, что как-то вдруг он перестал быть собой, а превратился в маленькую, босую девочку, убегающую от собственного страха. Он стал Лилькой так естественно, что не испытал ни малейшей неловкости, и принял ее сбивчивые, детские мысли: "Как это все спят? Такое творится, а они спят!" И, уже будучи ею, он выбрал их дом, раз и навсегда решив, что здесь смогут защитить. Ведь этот дом похож на маленький замок…
Саша проспал не дольше часа, но ему показалось, что он прожил всю Лилькину жизнь с того момента, когда она вбежала в их двор. И подумал, что этот сон возник из маминой колыбельной, как пар от дыхания. Вернее, из того ощущения полной защищенности, которое он испытал, когда она напевала, похлопывая его.
"Лилька ведь боготворила мою маму, — подумал Саша, не открывая глаз. — Как же она позволила этой тяге к Игорю разрастись в ней? Ведь можно же было превратить его в… родственное чувство… Чушь, какая! Что же я сам так и не смог полюбить ее, как сестру?"
Мамы не оказалось дома, и Саше показалось странным, что в этом рухнувшем мире ей все равно приходится ходить на работу, играть детям веселые песенки. Наверное, даже в тот день… Или тогда она уже вернулась из садика?
Неотступно преследовавшая его Лилька напомнила, что для нее сейчас время вести занятие шейпингом, и если Саша хочет… Ну, хоть немножко хочет ее увидеть, то следует поторопиться!
Наспех выпив растворимого кофе, он запер дом и вышел на пустую улицу. Огляделся с удивлением и сообразил, что сегодня воскресенье, а значит, у мамы не может быть никаких занятий. Но у Лильки была воскресная группа. На всякий случай, Саша прошел мимо ее дома и заглянул в каждое из трех окон. Комнатки показались ему испуганными, как дети, дожидавшиеся матери. А на кухне взгляд зацепился за брошенную на столе масленку: "Растает же!" Он посмотрел на форточку, через которую Лилька лазила много раз, но не решился и убедил себя, что масло не успеет испортиться, ведь в ее квартире даже летом холодновато и сыро. Наверное, Лильке не хотелось сюда возвращаться…
"А если она у Андрея? Второй день свадьбы…" — Саша тут же отверг это. Как-то не верилось, что после их ночного разговора, Лильке захочется бросать монетки "на мусор" и кричать свидетелям: "Сладко!" Ему самому этого нисколько не хотелось.
Ветер с удовольствием разносил запах майских цветов и свежих листьев. Можно было добежать до бора, нарвать "огоньков" и принести Лильке кусочек безобидного лесного пожара. Она обрадовалась бы этим цветам, ведь Саша всегда набирал для нее лесные…
"А что, если она только делала вид?" — он вспомнил, как Восьмого марта Игорь и ей, и маме подарил по орхидее в коробочке с прозрачной стенкой. Лилька тогда только тихо ахнула и унесла цветок к себе, даже ничего не сказав. Теперь Саша не удивился бы, если б оказалось, что она прячет его до сих пор.
Перегнувшись через перила высокого крыльца Дома творчества, Саша заглянул в то окно, за которым был зал, и сразу увидел Лильку. Других женщин он не заметил, хотя обычно обращал внимание на всех, наверняка зная, что и его выделяет каждая. Иоланта Сигизмундовна однажды сказала его маме со смехом, который прозвучал неестественно: "Не будь между мной и вашим сыном доброй половины века, каюсь, этот мальчишка мог бы вскружить мне голову. А ведь после Генриха это никому всерьез не удавалось". Но Саша и тогда не рассказал ей, что виделся с Генрихом. Никто не знал об этом, кроме Лильки.
Он немного понаблюдал, как она двигается под едва слышную ему музыку, и уже хотел спуститься с крыльца, как Лилька, что-то крикнув группе, быстро вышла в раздевалку. Почти выбежала, и Саше показалось, что сейчас ее стошнит, поэтому она так торопится. "Все-таки не обошлось без похмелья, — спрыгнув на землю, Саша оббежал здание, отыскивая нужное окно. — Она жива там?" Даже с его ростом приходилось подпрыгивать, но ему все же удалось заметить светлую Лилькину голову, которая тут же куда-то пропала.
Схватив стоявшую возле скамейки металлическую урну, Саша пересыпал бумажки в другую, а эту, перевернув, установил под окном. Придерживаясь за ржавый подоконник, он забрался на урну, и увидел, что Лилька сидит на длинной низкой скамеечке, уткнувшись в колени лицом.
— Сволочь! — вырвалось у него. — Он не может так поступать с ней!
Саша вернул урну на место и решительно вошел внутрь. Дежурная подняла глаза, оторвавшись от детектива, — на обложке была женщина в такой уродливой позе, которую могла допустить только мертвая.
— Убийцу уже вычислили? — спросил он вместо приветствия.
— Нет еще, — машинально ответила она и спохватилась, затвердела. — А вы к кому?
Не дрогнув, Саша сообщил:
— Я на шейпинг. Пора талию в порядок привести, а то уже наросло черт знает что!
"Вот тебе загадка в придачу к книжной: вправду я такой чокнутый или издевался?" — он уже шел к Лилькиной комнате. На всякий случай, стукнув в дверь, Саша прислушался, и вошел, не дождавшись отклика. И почти натолкнулся на Лильку, которая уже не сидела и не плакала. Она тихонько вскрикнула и внезапно обхватила его за шею так крепко, что Саша задохнулся.
— Поехали к нему, — сумел сказать он. — Он не имеет права так обойтись с тобой! Ты этого не заслуживаешь…
"И я тоже", — Саша силком загнал эти слова внутрь.
— Если понадобится, я пинками его пригоню.
Лилька разжала руки:
— Не понадобится.
— А что, если он боится вернуться? — Саша с недоверием прислушался к себе: "Как я выдерживаю эту роль старого доброго друга?" — Может, он опасается, что я могу выкинуть что-нибудь… идиотское?
— А тебе не хочется такое выкинуть?
Он усмехнулся:
— Хочется. Но я не буду.
— Не будешь?
— А надо, чтоб я привязал его за ногу к лошади и протащил миль десять?
Лилька с готовностью рассмеялась:
— А где ты возьмешь лошадь?
— Угоню с конезавода. Хочешь?
— Я хочу прокатиться на лошади.
"Это уж чересчур, — остановил себя Саша. — Я уже просто, как Папа Римский…" Ему удалось изменить тон:
— Вот Игорь тебя и прокатит, когда я отвяжу его. Я позабочусь, чтоб он остался жив.
Отступив, Лилька испытующе поглядела на него исподлобья:
— Ты так этого хочешь?
— Ты этого хочешь! — отрывисто произнес он. — Распускай свою группу, поехали.
Она попятилась:
— Я… Я не собираюсь никуда ехать.
— А я не собираюсь наблюдать, как ты умираешь с тоски! Давай переодевайся.
У нее беспомощно затряслись губы:
— Зачем ты это делаешь? А Наташа?
— Вот кого он совершенно не интересует, так это мою маму! Он нужен только тебе, значит он должен…
— Что? — выкрикнула она, взмахнув руками, как делала в детстве. — Пожертвовать собой должен? Мне это тоже не нужно.