Укол не особенно помог. По крайней мере, Саша не ощутил его действия мгновенно, как рассчитывал. "Это же не наркотик, — попытался он взбодрить себя. — Сейчас растечется…"
Мотоцикл тоже показался ему слегка оглушенным, не способным выжать из себя максимальную скорость. Или это у него самого ни на что не хватало сил? Только сжимать зубы: "Я доеду. Доеду".
Было трудно ориентироваться, ведь автомобильная дорога шла не вдоль железнодорожного полотна, а Саша и станцию-то уже еле помнил. Но знал, что горы должны приблизиться вплотную. Игорь говорил, что весной они становятся разноцветными, как свадебные гирлянды. Почему бы ему не принести одну такую Лильке?
Он зарычал, перекрывая голос мотора, и попытался прибавить скорости. Ветер уже не казался горячим, и Саша подумал, что приходит в себя. "Мне не нужно лишних сил, — вспомнил он об уколе. — Свои бы вернуть".
Наконец он свернул в сторону от леса, ограничивавшего пространство, и увидел, как вздымается к небу земля, поросшая луговыми травами и редкими деревьями. А над округлой линией горизонта серыми пирамидами громоздились скалы, от подножия которых вниз срывалась та самая речка, на берегу которой он встретился с Лилькой по возвращении из…
На ходу переведя дух, Саша погнал мотоцикл по выцветшим камням вверх вдоль реки. Ярко-розовые фитильки Иван-чая цеплялись за ноги, уговаривая остановиться, набрать Лильке букет, чтобы, очнувшись, она увидела цветы и поняла, что жива. Пусть даже думает, что они от Игоря…
"Что я корчу из себя святого мученика?! — мотоцикл так и взревел, проникнувшись его яростью. — Как будто мне действительно хочется, чтоб она так думала! Черта с два! То, что мне противно с ним соперничать — это одно. Только с какой стати еще и помогать ему?"
Он вылетел навстречу скалам и затормозил, увидев дом Игоря. Ему показалось, что избушка осела за эти годы. Почему он ни разу так и не съездил сюда с Игорем и с матерью? Лилька бывала здесь… Кажется, они даже ездили вдвоем с Игорем…
Оставив мотоцикл, Саша пошел к дому, пытаясь угадать: тут ли Игорь? Кроме природных, не было никаких звуков, уж Сашин слух различил бы их. На миг задержав дыхание, он в который раз произнес про себя: "Лилька…", и открыл дверь.
— Черт!
Запнувшись о порог, он едва не упал к кровати, прямо в ту черноту, что уже натекла с руки Игоря. Эта свесившаяся рука была такой белой, что ее первой Саша и различил, заглянув в дом. А лица Игоря не увидел, потому что голова оказалась запрокинута. Саша приподнял ее слишком резко, даже не допустив, что может причинить боль. Какая уж тут другая боль…
— Он еще и напился! — скривившись от запаха, Саша пнул бутылку из-под водки, попавшую под ногу.
Не прикасаясь к запястьям, он попытался нащупать пульс на шее ("Где-то сбоку… Прямо под подбородком…"), и что-то живое младенчески ткнулось ему в палец.
— Черт бы тебя побрал, идиот! — пробормотал Саша, не сознавая, что действует так энергично, будто и не он минуту назад едва переставлял ноги.
Разорвав пододеяльник на несколько полос, он туго замотал окровавленные руки Игоря и, взвалив его на спину, вытащил из дома, где уже приторно пахло смертью. Или это был запах крови? Он опустил Игоря на траву и бросился к "жигуленку", стоявшему под навесом. Лет пять назад Игорь купил его "с рук", но ездил редко, потому что машина ломалась чаще, чем он мог позволить себе ремонт.
— Господи, только бы завелась! — Саша глубоко вдохнул прежде, чем повернуть ключ зажигания, на его счастье оставленный в машине.
"Он знал, что уже не уедет отсюда, потому и не боялся, что ее угонят. Хотя кому тут угонять…" — Саша услышал, как ожил мотор, и даже рассмеялся от облегчения. Теперь тяготило то, что придется возвращаться сюда за "Явой".
Подогнав машину поближе к Игорю, он открыл заднюю дверцу, и затащил его на сиденье, внутренне передернувшись от ощущения дежа вю. Бескровное лицо Игоря с неприятно открытым ртом уткнулось в спинку сиденья, и Саше пришлось повернуть его голову, чтоб тот не задохнулся по дороге.
— Что же вы все с собой делаете?! — кричал он и давил на педаль газа. — Почему я не вскрыл себе вены? Это меня, между прочим, бросили, а не тебя! Ты сам сотворил все это. И ты сейчас должен был спасти ее. Вот что мне теперь делать?
На этот раз дорога показалась Саше короче, а когда проступили унылые стены больницы, его разобрал смех: "Встречайте! Прибыл собиратель полудохлых влюбленных". Он пытался заставить себя даже не улыбаться, но из горла вырывались истерические похохатывания: "Двоих за час… Это уже перебор". Ему потребовалось столько усилий, чтобы успокоиться, что остальное прошло мимо него, и очнулся Саша, только разобрав обращенные к нему слова:
— Ему срочно нужна кровь.
У него вырвалось:
— Я не дам ему свою кровь!
— Что? — лицо врача на миг будто парализовало.
— Он у меня уже все забрал, — это Саша выдохнул еле слышно и снова выкрикнул: — Я не дам ему свою кровь!
— Да у вас хоть группа-то какая?
"Какая?" — он с трудом вспомнил:
— Третья.
— А ему нужна вторая. Из-за чего весь сыр-бор?
"Из-за того, что я не собираюсь становиться героем какой-то дешевой мелодрамы, — Саша ожесточенно сжимал в ладони ключи, но боли не чувствовал. — Роскошный сюжет! Я отдаю ему свою кровь, свою девушку, и мы плачем от счастья, называя друг друга братьями. Просто индийское кино! Или какое сейчас смотрят? Бразильское?"
Раскрыв ладонь, усеянную глубокими вмятинами, он прочел в налившихся кровью иероглифах: "Никуда бы ты не делся, спас бы его и на этот раз. А чего ради тогда вообще тащил его сюда? Можно ведь было просто уйти. И Лильку уже ни с кем не пришлось бы делить…"
— У вас что, совсем нет запасов крови?
Медсестра, ставившая ему укол, теперь смотрела, как на чужого.
— Не беспокойтесь, уже везут со станции. Он немного потерял.
— Он-то немного…
— Что вы сказали?
— Этот человек — предатель.
Ушам стало жарко: "Зачем я это сказал?" В ее бесстрастном взгляде затеплился интерес:
— Да вы что? И кого это он предал?
— В первую очередь себя самого. Но не только.
"Зачем я это говорю? Ей же плевать!"
— Он был в Чечне? — у нее "домиком" приподнялись брови.
— Почему — в Чечне? — опешил Саша. — Нет, это не такое предательство. Но тоже… Сами же видели, из-за него можно погибнуть!
Медсестра ахнула:
— Она?!
Отвернувшись к плакату, на котором был изображен в тысячи раз увеличенный энцефалитный клещ, Саша с презрением сказал себе: "Молодец! Все растрепал первой встречной, лишь бы оправдаться. Какая разница, что она думала обо мне три минуты назад? Трус — не трус, все это такая ерунда!"
И то, что произошло с Лилькой, тоже можно было бы считать ерундой, — всего-то сотрясение мозга! — если б она хотя бы пришла в себя.
"Никакая это не кома! — с раздражением доказывал себе Саша. — Это тоже было бы уж чересчур по-киношному".
Ему хотелось думать, что кому и придумали-то где-нибудь в Голливуде, а на самом деле такого с людьми не случается. Но Саша подозревал, что иногда кино все же пересекается с действительностью. Только жизнь, как правило, бывает обделена счастливым финалом…
Он мысленно опроверг это: "Смотря, что считать счастливым финалом. Может, он — там. За жизнью. Чем сейчас занимаются их души, если так упорно не желают возвращаться? Наверное, они счастливы". Его качнуло от этой мысли, и все в нем горестно застонало. Лилькина душа отказывалась вернуться к нему. Ей легче было расстаться с телом.
То, что вдруг вспомнилось, заставило его поежиться: "Бах ведь тоже потерял свою Марию Барбару… Нет, незачем притягивать, у них все было совсем не так. Она родила ему кучу детей… Что я все ношусь, как маленький с этой фантазией о Бахе?! Может, все это мне померещилось со страху? Я — не он. Он даже не разглядел бы меня. Она тоже… не разглядела. Или наоборот? Слишком отчетливо видела, чтобы полюбить?"
— Молодой человек! — хрипловато окликнула его все та же медсестра. — Ваша девушка пришла в сознание. Доктор разрешил вам зайти на минуточку.
— Пришла в сознание? — Саша едва не выкрикнул: "Вернулась?!"
— А с вашим… знакомым… тоже все будет в порядке. Но к нему пока нельзя. Вы в курсе, что мы обязаны потом перевести его в психиатрию?
— Да-да, — вспомнил Саша. — Я слышал… Это необходимо? Он ведь не сумасшедший. У него… кое-что случилось в жизни…
— Вот там и разберутся, что случилось, — строго заметила она. — А вы проходите пока, она в третьей палате.
"Как моя группа крови", — подумал Саша. Ему нравилось находить занятные совпадения.
Нездорового цвета коридор после розоватого холла сразу подавил его, но Саша использовал эти несколько метров, чтобы отрепетировать радость. Почему ее не было на самом деле, ведь все это время он молился лишь о том, чтобы Лилька осталась жива? Только вот хотела ли этого она?
Приоткрыв дверь, Саша улыбнулся во весь рот, и, будто в живую, услышал завороженный Лилькин шепот: "Сашка, знаешь, у тебя самая обалденная улыбка!" Сколько ей тогда было? Лет пятнадцать. Но ведь Игорь уже вошел в их жизнь. Зачем же она…
— Привет! — все так же улыбаясь и все так же не чувствуя радости, он устроился на ободранном стуле возле ее кровати.
Тот гнусаво скрипнул, и у Лильки тоже улыбкой дрогнули губы:
— Вот это мы прокатились…
— Убей меня, — попросил Саша. — Никогда больше не посажу тебя на мотоцикл. На мне ведь ни царапины, вот живучая скотина!
— У тебя весь лоб ободран.
— Подумаешь… Ну, рассказывай! Ты видела какой-нибудь коридор? Неземной свет?
Блеснувшие влажные зубы показались ему самыми живыми в ее лице.
— Ничего я не видела. Или забыла уже. Я как очнулась, так и вцепилась в медсестру, чтоб мне сказали, где ты. А ты, оказывается, в коридоре.
— Я не погиб. Ты разочарована?
— Дурак. Я чуть с ума не сошла, когда глаза открыла, а тебя нет. Потолок какой-то вместо тебя…
"Сейчас сказать или пусть оклимается?" — Саша взял ее руку, похожую на истаявшую льдинку и такую же холодную.