Игорь вдруг рассмеялся. В этом смехе не было той злости, что напугала Лильку, и ей подумалось, что сейчас он даже похож на человека, познавшего счастье.
— Нам с тобой мешаем только мы сами, слышишь? — проговорил он, касаясь губами ее уха. — Зачем мы это делаем? Ты ведь любишь меня? Знаю, что любишь.
— Люблю, — сейчас она не чувствовала в себе ничего, кроме этого.
— А больше нас с тобой никто не любит…
Лилька попыталась отклонить голову, чтобы увидеть его лицо после этих слов, но Игорь придержал ее ладонью.
— Это и не нужно, — отрывисто сказал он. — Нам с тобой хватит друг друга. Мы спасемся друг другом.
Покорно закрыв глаза, Лилька попыталась, как иногда ей удавалось, увидеть, что из этого выйдет, но ничего не увидела, кроме какой-то трубы, которая засасывала ее. Она так сжала шею Игоря, что он опять засмеялся:
— Глупый детенок… Ты боялась, что этого не будет?
"Я этого боялась? Я сама уже не знаю…" — Лилька разжала руки и потрогала губами его щетину.
— Тебе нужно побриться, — она впервые обратилась к нему на "ты" и не заметила этого. — Давай, я съезжу в город? У нас и продуктов нет.
— Мы вместе съездим, — взгляд у него стал испытующим.
Она сразу согласилась:
— Как хочешь. Я думала, тебе нужно прятаться.
— Не смеши меня! Думаешь, мои портреты уже развешаны на всех столбах? Сбежал и сбежал. Никто и не вспомнит.
— Тогда зачем нам сидеть здесь? Можно поехать ко мне. Там в любом случае не будут искать.
Не выпустив ее и не сменив тона, Игорь спросил:
— Ты надеешься, что он еще не улетел?
— Я ни на что не надеюсь.
Ей и самой показалось, что эта фраза прозвучала слишком безнадежно. И она поняла, что Игорь тоже это услышал.
— Очень мило, — произнес он неприязненным тоном и, подцепив свою рубашку, начал одеваться.
В его движениях проступила та неуклюжесть, которую Лилька замечала, когда он вызывался накрыть стол, а Наташа усаживалась в уголке дивана и, казалось бы, просто смотрела на него, но, чувствовалось, — оценивала. И как тогда у Лильки защемило сердце от жалости к этой его неловкости, незнакомой зрителям, потому что на манеже Игорь был уверен в себе.
Она обняла его сзади и прижалась щекой к лопатке. Затихнув, Игорь выждал, хотя ей не хотелось продолжать, просто посидеть так, потом спросил:
— Давай сразу: это возможно? Или я, как самый барахлянский психолог, насочинял за тебя?
Лильке опять захотелось сказать ему, что в мире не бывает невозможного, и жаль, если он этого не знает. Но без того, что знали они с Сашей, эти слова становились пустыми и хрупкими, как елочные шары. Они ничего не значили до тех пор, пока жизнь их не подтверждала.
— Это возможно, — просто сказала она и поцеловала бирюзовую рубашку, которую любила за то, что от нее глаза Игоря оживали.
— Никому… Почти никому не удается растянуть свою первую любовь на целую жизнь, — он, конечно, имел в виду Сашу, но Лилька подумала, что еще неизвестно, кого из них считать ее первой любовью. Если признать, что это, прежде всего, мечта…
Повернувшись, Игорь прижал ее и прошептал, скользя по волосам губами:
— В каком-то смысле, Наташа тоже была моей первой любовью…
Лилька отклонила голову:
— В каком смысле?
— До нее все, что я испытывал к женщинам, было… каким-то мелким. Понимаешь?
— Да.
"Если оценивать глубину, это он был моей первой любовью. Почему был? — ее саму это покоробило. — Все и есть, и будет. А что же тогда было с Сашкой?"
Эти вопросы ей самой показались детскими, будто Лилька все еще была девчонкой, заполняющей анкету в общей тетради. Наверное, такой ее делало то, что оба мужчины были связаны с ее детством, и Лилька привыкла ощущать себя ребенком рядом с любым из них.
"Я не почувствую себя взрослой, пока что-нибудь не напишу", — пришло ей в голову. Подумав, Лилька решила, что в этом есть правда: могущество литературы освободит ее от обязанности оберегать сложившийся стереотип Лильки-ребенка, которым они оба дорожили.
"Они оба — чудовища, если видят во мне ребенка и любят именно его", — об этом подумалось без возмущения, ведь уже поздно было оплакивать случившееся. Лилька не раз читала о том, что некоторые женщины до старости цепляют себе невидимые бантики, но сама не испытывала желания капризничать и надувать губки. От взрослых же ее отличало то, что она пока не разуверилась в чудесах…
— Я не понимаю другого, — сказала она, тоже спрятавшись под одежду. — Еще утром ты настаивал на том, что бы мы были… товарищами. Что вдруг изменилось?
Игорь развел руки, как фокусник, демонстрирующий, что в коробке ничего нет.
— В сущности, никаких перемен. Я смотрел на реку, когда отдраивал миски, и вспомнил избитую истину насчет одной и той же воды. Похоже, что наши отношения с Наташей — это вчерашняя вода. Она должна смениться новой, уже сменилась… В той же воде можно оставаться лишь до тех пор, пока не выйдешь на берег. Я вышел.
— Ты хочешь, чтоб теперь я вошла с тобой в эту реку?
Внимательно посмотрев на нее, Игорь усмехнулся:
— Ты хоть заметила, что теперь говоришь мне "ты"? Это так приятно… Некоторые и в супружестве остаются на "вы".
— Орлова с Александровым…
— Ты-то их откуда знаешь? Неважно. Хорошо, что знаешь. Но я об отношениях… По-моему, это значит лишь то, что обоим хочется сохранить дистанцию. Или только одному, но он и другому это навязывает.
— Дистанция может оставаться, и когда люди на "ты".
— Может. Я не хочу ее. Но она еще чувствуется, верно?
Лилька виновато улыбнулась, чтоб он не подумал, будто ей это нравится:
— Верно.
Игорь с серьезным видом принялся объяснять:
— Все дело в том, что мы еще не привыкли воспринимать друг друга в новом качестве. Между нами много лет были совершенно другие отношения.
"Зачем он это говорит? — ее охватила досада. — Ведь и так все понятно… С Сашкой мы ничего не раскладывали по полочкам". Ей не нравилось, что в тот момент, когда они с Игорем пытаются пропитаться друг другом, думается о Саше. Вроде бы, Игорь старается, чтобы все получилось, хотя нет никакой уверенности в том, что все эти нагоняющие скуку рассуждения, не оттого, что внутри него все еще бьется боль, и нужно попытаться усыпить ее, раз уж ничто другое не действует.
Лилька попыталась поймать его взгляд, который все время ускользал, будто пугался ее лица, каждый раз оказывавшегося не тем… Посмотрела на подергивавшиеся губы, которые с охотой выдавали, насколько напускным является его спокойствие… На руки, перекладывающие камешек из ладони в ладонь…
— Ничего не выйдет, — сказала она. — Я не смогу ее заменить. Ее слишком много в вас. Иначе и быть не может. Я против нее — всего лишь дворовая девчонка.
Замолчав, Игорь быстро взглянул ей в глаза и опустил голову. Его голос прозвучал удрученно:
— Опять "вы"?
— Так и должно быть.
— Мы же хотели попытаться, — глаза у него стали совсем тоскливыми, и Лилька испугалась того, что сейчас жалость опять затопит ее с головой.
— Мы можем попытаться. Но вы ведь тоже знаете, что ничего не получится?
— И как же нам быть?
Лилька предположила:
— Можно попробовать спастись работой. У нас ведь веселая работа… Я опять надену мужской костюм а-ля Чаплин…
— А я платье непомерного размера…
— И будем изображать других людей. Надо только вжиться в них, и тогда станет легче. Должно стать. У них ведь не болит здесь…
Отняв от груди ее руку и подкинув ее на ладони, Игорь хмуро сказал:
— Если мы будем работать вместе, нам не удастся… быть посторонними. Мы ведь оба живые люди. Желание будет давать знать о себе.
— Как сейчас?
Она имела в виду: "Как только что?", просто не точно выразилась, но Игорь услышал как раз то, что прозвучало, и прижал ее так сильно, что Лилька сдавленно крякнула и рассмеялась. Он оттолкнул ее:
— Что ты смеешься?! Это смешно, по-твоему? Это животное, которое ты разбудила во мне, растоптало всю мою жизнь! Это смешно?
— Нет! — крикнула она, почти не надеясь, что он услышит, но Игорь замолчал. Стараясь не замечать его ненавидящего взгляда, она тихо заговорила, сама не понимая, как это можно объяснять, ведь все же очевидно:
— Неужели вы думаете, что меня тянуло именно к этому животному? Разве я о нем мечтала с самого детства? Я к вашим шагам прислушивалась, когда вы просто ходили по дому. Вы не понимаете даже, какой это было радостью — слушать ваши шаги! Когда вы говорили что-нибудь в соседней комнате или наверху… я даже слов не разбирала, они были не важны! Я слушала ваш голос. И каждую ночь перед сном перебирала все, что накопилось за день. А потом фантазировала о том, что будет.
— Ты представляла все несколько иначе…
Теперь он сидел, уткнувшись лбом в ладони, и Лилька не могла понять, открыты ли у него глаза. Может быть, он пытался увидеть, как девочка стоит у двери своей комнаты, задерживая дыхание, чтобы оно не заглушало шагов… Проведя ладонями вниз по лицу, Игорь громко выдохнул и вскользь посмотрел на нее:
— В таких случаях предлагают начать все сначала… Попробуем? Хотя остается риск, что я не потяну роль сбывшейся мечты. Кому это под силу?
— Дело ведь не в этом. Вы же не сможете меня полюбить, — робко предположила Лилька.
Он взял ее за плечи и повернул к себе:
— А ты этого действительно хочешь? Не сочиняй только… Давай, положа руку на сердце… Кто тебе все-таки нужен: я или Саша?
Она вдруг увидела прямо перед его лицом саму себя, скорчившуюся под дверью их спальни, из-за которой доносились еле слышные Наташины стоны. Они звучали оглушительным похоронным маршем: "Надеяться не на что. Он никогда не будет твоим". И в мире не было ничего, способного заглушить эту страшную музыку. Ничего, что могло не дать Лильке умереть. Никого не было. И она умирала без него.
— Ты, — она закрыла и снова открыла глаза. И не заметила, что это прозвучало заимствованием из песни: — Только ты…