Сашка говорил ей, что человек, заблудившись, начинает "кружить" по лесу, одной ногой делая шаг больше и постепенно забирая в сторону. Только вот не удавалось вспомнить, о которой ноге там говорилось… Если б это вспомнилось, Лилька стала бы сознательно шагать пошире другой ногой.
"Наверное, там о левой говорилось, она же толчковая, — Лилька засомневалась. — Нет, наверное, ею как раз толкаешься, а шагаешь-то правой…"
Подлесок становился все гуще, и приходилось продираться, как сквозь джунгли. Лилька то подныривала под длинные узкие ветви-сети, то, высоко задирая ноги, перешагивала через поваленные сухие стволы. От каждого ее движения ломались не различимые глазом сучки, и Лилька подумала, что этот хруст слышен на весь лес. Если здесь водятся волки, то они уже бегут сюда… Она остановилась и посмотрела вверх: залезешь на дерево, волк не тронет. Только вряд ли удастся продержаться целую ночь и не уснуть. А уснешь, рухнешь вниз, и сообразить не успеешь, что падаешь.
Ее осенило: "Надо привязаться к стволу! Только чем?" Ремень в шортах был не таким уж длинным. Присев, Лилька быстро расшнуровала кроссовки и скрепила их с ремнем. Так страховка выходила не такой уж прочной, зато длинной. Обвязав ее вокруг пояса, чтобы не потерялась, Лилька выбрала не слишком старую сосну с низкими сучьями, и сняла кроссовки, которые и сами уже норовили свалиться.
Забираться наверх было не трудно, ведь она лазала по деревьям с детства.
В середине ствола, где ветви были еще достаточно прочными, Лилька уселась на одну из них лицом к стволу, расставив колени. Распустив узел, осторожно завела один конец страховки за ствол и, обмотав его, убедилась, что длины хватает на то, чтобы привязаться. Только изо всех сил затянув узел, Лилька позволила себе немного расслабиться, хотя все равно лучше было не засыпать.
Теперь ей стало смешно: "Вот это жизнь у меня теперь!" Смех был недолгим: Лилька опять почувствовала себя выброшенной из круга людей. Не только тех, кого любила, но и вообще всех, раз уж она торчит на этой сосне, как сова какая-нибудь…
"А что ты хотела? — со злостью спросила она себя. — Разрушила целых четыре жизни, и после этого еще надеешься, что кто-нибудь тебя близко подпустит?"
Лилька пыталась внушить себе, что так и придется жить: в полном одиночестве и темноте. В лучшем случае, в обнимку с корявой сосной или чем-то другим, не способным до конца заменить человека. Но почему-то в это трудно было поверить…
То и дело оказывалось, что она задремала, но тело, обмякнув, оседало в сторону, и Лилька в ужасе подхватывалась. Во сне успевало что-то привидеться, но ничего не удавалось запомнить. Оставалось только ощущение чего-то неприятного, тревожного, и все это, конечно, происходило с ней.
В одно из пробуждений она обнаружила, что темнота, сгустившаяся между деревьями, пустила в себя едва наметившиеся лучи солнца. Лилька запрокинула голову: туч больше не было, и это показалось ей странным, ведь никакого ветра она не чувствовала, как же их могло снести? Или там, на их высоте, шла совсем другая жизнь?
"Я ни разу никуда не летала", — эта горькая мысль явилась, как подтверждение того, что она и прежде была лишена многого. А теперь и вовсе осталась ни с чем…
Не давая себе снова уйти в отчаяние, Лилька развязала страховку и начала спускаться, едва чувствуя окоченевшие и затекшие ноги. Во всем теле звучала разноголосица боли, а уже на земле так закружилась голова, что ее качнуло и пришлось опять прижаться к надоевшей за ночь сосне. Ладони оказались перемазанными смолой, и щеки, наверное, тоже, потому что кожу неприятно стягивало. Вся майка была в трухе и в темных, липких пятнышках.
Лилька кое-как отряхнулась, зашнуровала никем не тронутые кроссовки и начала искать ягоду. Потом вспомнила, что еще только конец мая, и в лесу ничего не найти, кроме колбы, да и той не было видно. Нарвав заячьей капусты, похожей на нежные щенячьи ушки, Лилька пожевала кисленькую мякоть и, подумав, проглотила, хотя это и трудно было назвать едой.
«Животные же едят и траву, и листья, и ничего — не умирают! — решила она. — Мне бы хоть одну лошадиную силу сейчас… Наш спорт называют лошадиным… Сашка дразнил меня "зёброй"».
Ей показалось, что за все это время блуждания по лесу и ночевки на сосне, она ни разу не вспомнила про Игоря. Разве что в тот момент, когда пожалела о том, что не взяла у него денег. Правда, это, кажется, было еще на берегу… Зато о Саше думалось постоянно, и Лилька сделала из этого неожиданный вывод, что, значит, ей хочется жить, раз она думает о том, кто был ее жизнью, а не фантазией.
"Я все время боялась, что стану неинтересна ему, раз почти ничего не соображаю в музыке. Он, конечно, научил меня слушать, и все же… Но ведь он не отказался от меня, ради какой-нибудь из тех девушек… женщин, о которых я не догадывалась… Наверное, все они были связаны с музыкой. Но, может, музыканту вовсе и не хочется делить жизнь с другим музыкантом? А писателю с писателем… А я-то думала, что с Игорем мы ближе друг другу…"
Лес больше не казался сонмом враждебно настроенных существ, готовых наброситься, стоит лишь ей зазеваться. Теперь Лильку больше занимало, чего бы поесть, и как скорее выбраться отсюда. Следовало бы сосредоточиться на втором, и, если удастся выйти, то сама собой найдется и еда, но Лилька не могла заставить себя не шарить взглядом по кустам, в поисках какой-нибудь скороспелой ягодки.
Вдобавок захотелось пить, и она прислушивалась, надеясь различить бормотанье ручья, но проснувшиеся птицы радовались солнцу так громко, что из-за их песен ничего не было слышно. Встав на колени, Лилька собрала губами росу со свежего лопуха, и поползла к следующему. Нельзя сказать, что ей удалось напиться таким образом, но стало немного легче.
Снизу лес казался особенно солнечным: верхушки сосен размякли и распушились от тепла, а березы и осины светло поблескивали улыбками и взглядами, напоминая грустную историю лесной колдуньи. Засмотревшись, Лилька забыла, что торопится, а вспомнив, уже сознательно не захотела никуда бежать, и побрела поглаживая разные на ощупь стволы.
На одном из них она заметила темный мох, но это ей ничуть не помогло. Лилька помнила, что мох появляется на деревьях с северной стороны, но куда ей нужно идти по отношению к северу, она понятия не имела. А есть мох не хотелось, так что он ей не пригодился.
Время от времени Лилька поглядывала на солнце, которое двигалось по небу чересчур уж стремительно, и постепенно это стало тревожить ее. Приближающаяся ночь уже не казалась такой уж далекой, а следов близости человека ей до сих пор не встретилось. Она все время шла к темным уступам скал, что проглядывали над верхушками сосен, но те что-то совсем не приближались. Лилька уже решила, что это совсем не те скалы и готова была повернуть назад, но подумала, что в лучшем случае вернется к сосне, на которой ночевала, и ужаснулась.
Иногда она принималась кричать, но ни разу никто не отозвался. Даже эхо. "Надо выспаться, — внезапно пришло ей в голову. — Если ночью опять придется лезть на дерево, то уж точно не поспишь".
Выбрав полянку, Лилька улеглась прямо посередине, не только потому, что она была лучше прогрета, но и для того, чтобы случайный прохожий ("Это здесь-то?!") сразу ее заметил. Горше всего было смириться с тем, что ее никто до сих пор не хватился. Игорь? Если Наташа действительно решила сделать шаг в его сторону, про Лильку он и не вспомнит. Саша? Он сказал: "Я не поеду с тобой". Следовало понимать: "А за тобой — тем более".
Закрытые веки расцветились солнечными бликами острых трав, на которые Лилька только что смотрела. Она представляла себя совсем крошечной, как в известной книжке про Карика и Валю, заблудившейся среди этих гигантских стеблей. В общем-то, так и было. По крайней мере, так Лилька чувствовала. Травой была покрыта вся земля. Получалось, что выхода нет вообще.
"Это не новость, — она положила на лицо согнутую руку, чтобы закрыться от солнца. — Выхода и не может быть".
Слезы стекали к вискам и сползали на землю, которой и без того хватало влаги, ведь настоящей жары еще не было.
— Я никогда отсюда не выйду, — простонала Лилька, корчась на земле, не хотевшей помочь ей и предложить хоть одну из тропинок, которых наверняка было множество в этом лесу.
Ей даже не хотелось больше вставать, так она устала и обессилила. Если остаться здесь и не дать себе проснуться, все может кончиться довольно быстро… Главное, спать и баюкать себя мыслью, что никто ее не ищет. Ни один человек в мире. Дедушка Ярослав нашел бы ее, как она когда-то пыталась отыскать его. Но от него к ней пока не существует тропинок.
Уснуть она не успела. На секунду приоткрыла глаза, как часто делала, засыпая, и вскочила, задохнувшись:
— Стойте!
Двое людей, проходивших краем опушки (Лильке сразу подумалось: "Муж с женой"), даже не повернули головы. Она поднялась прыжком и бросилась за ними следом:
— Подождите! Вы что, не слышите?
Лилька успела сделать всего несколько шагов, когда они вдруг исчезли. Их просто не стало. Вскрикнув, она запнулась, и вся передернулась от страха. Присев, она оперлась о землю, которая перестала казаться надежной. Даже просто твердой. Лильку покачивало и подташнивало от близости безумия, которое впервые проступило так близко, что она едва не слилась с ним.
— Это дьявол меня путает! — суеверно прошептала она, на всякий случай перекрестилась и вдруг поняла, что если это действительно "нечистый балует", как говорил ее дедушка, то надо идти не в ту сторону, куда направились эти мнимые люди, а в противоположную.
Забыв о том, что собиралась поспать, Лилька уверенно зашагала, вспоминая все, что знала о галлюцинациях, но не могла сообразить, бывают ли они от голода. И опять вспомнила, что в детстве ей иногда удавалось видеть то, чего еще не происходило в действительности, но должно было случиться. Например, она увидела Наташу еще до того, как Сашка их познакомил. А он сам увиделся ей дирижером. Правда, Саша им пока не стал… Лильку бросило в жар при мысли, что она может и не узнать, сбудется ли это, если он навсегда прогонит ее из своей жизни.