— "Черный ворон", — шепотом подсказал всезнающий Сашка.
— …и человек исчезал. Больше мы о нем даже не слышали.
— А остальные?
Иоланта Сигизмундовна ответила с гордостью, которую Лилька поняла:
— Генрих никого из нас не выдал.
— А его кто предал? Вы узнали? — Саша снова опустился на стул, только на самый краешек, готовый вскочить в любую секунду.
Уголки маленького бледного рта печально опустились:
— Нет. Поэтому мы не могли больше оставаться вместе. Вы же понимаете: каждый подозревал каждого. Это было так унизительно!
Лилька задохнулась:
— Вы и моего дедушку подозревали? Он никогда бы такого не сделал!
Рука старой учительницы двинулась к ней по столу, но не дотянулась.
— Внуки любого из нас руку бы дали на отсечение, что это не в их роду был Иуда… Но вы ведь не жили в то время, вот в чем дело. Тогда все было по-другому. Не многие это выдерживали. Этот чудовищный прессинг.
— Мой дедушка делает чудеса, — Лилька угрожающе засопела. — Если б он был предателем, они ни за что у него не получались!
Во взгляде Иоланты Сигизмундовны возник какой-то новый интерес:
— Вот замечательная мысль! А ты совсем даже неглупая девочка.
"А до сих пор я казалась ей дурочкой?" — это не возмутило, а рассмешило Лильку. Она сразу вспомнила, зачем они собственно явились.
— А орган? Он у вас был?
Черные глаза учительницы опять подернулись усталостью, словно кто-то подышал на блестящий агат. Она нехотя проговорила:
— Что уж теперь… Был орган. Только никакой он не волшебный, раз не защитил Генриха.
Лилька даже приподнялась от нетерпения:
— А где он?
— Наверное, все там же. В скале.
— В скале?! Ого!
— В пещере. Это совсем небольшой орган. Даже меньше, чем у нас в малом зале.
Сашка забрался на стул коленями:
— А откуда он взялся в скале?
Негромкий смех старой женщины оказался похож на покашливание.
— О, вот это по-настоящему фантастическая история! Еще полтора века назад губернатором в этих краях был большой чудак. Кажется, поляк, точно не помню, но знаю, что католик. Большой был любитель органной музыки! Говорили, что дома у него был орган — портатив, но ему приспичило иметь настоящий. Самодур, похоже, еще тот был, раз придумал его в пещере поставить. Генрих рассказывал, что лет десять на это ушло, но своего губернатор дождался.
— А кто мог в Сибири построить орган? — Сашка ерзал локтями по столу, комкая скатерть. — Разве тут были свои мастера?
— Вот именно! Говорили, что он обращался к самому Аристиду Кавайе-Коллю, — взглянув на Лильку, она пояснила: — Это был знаменитый строитель органов, француз. Не знаю, действительно он создал этот орган или нет, но, судя по всему, эта затея до того разбередила скалы, что они вдруг начали рушиться.
В голос ахнув, Лилька с Сашей быстро переглянулись, но учительница уже продолжила саркастическим тоном:
— Все поселения из тех мест перенесли на равнину, чтобы никто не пострадал. А нас прямо у подножия поселили — ссыльных-то не жалко!
— И вы нашли орган?
— Генрих нашел. Уж не знаю, мои милые, кто ему рассказал об этом загадочном инструменте, он об этом ни разу и словом не обмолвился. Года два он искал, никак не меньше, ведь уже и вход был завален в ту пещеру! Но, видимо, его Бог вел, подсказал разобрать кучу камней. Потом… после того, как Генрих исчез, мы снова собрали все камни…
Лилька в отчаянии вскрикнула:
— Ну, зачем?!
Строго посмотрев на нее, Иоланта Сигизмундовна произнесла размеренным голосом:
— Этот орган был свидетелем. Или доказательством, как вам угодно.
— Доказательством? — спросили они снова в голос, но не засмеялись этому.
— Доказательством того, что наша церковь действительно существовала. Думаете, мы не боялись ареста? Да я полгода спать не могла, все прислушивалась…
Нахмурившись, Саша сжал чайную ложечку с тонкой витой ручкой:
— А нельзя было сказать, что это просто… орган? Что это для концертов.
— Милый ты мой! — она всплеснула руками. — Какие концерты без разрешения властей? Тем более и орган при царе был создан, и сам он инструмент не советский. И не светский.
— То есть церковный, — шепотом пояснил Саша, наклонившись к Лильке.
— До сих пор не светский, хоть на нем теперь даже джаз исполняют. Но нам в то время никто не поверил бы, что это никак не связано с религией. Заметьте: с буржуазной религией!
У Сашки вдруг повеселели глаза:
— Значит, я тоже играю буржуазную музыку? Католическую. Ну, я про Баха.
Изумленно расширив глаза, Иоланта Сигизмундовна суеверно взмахнула рукой:
— Да Бог с тобой! Бах был лютеранином. Но его музыка была выше церковных дележей, ее исполняют во всех соборах, где есть орган. Бах ведь писал это для самого Бога. Ты это чувствуешь?
"Интересно, а Бог его слышал?" — Лилька незаметно отщипнула еще кусочек от пирога, но едва не уронила его на скатерть, потому что в этот момент Иоланта Сигизмундовна торжественно произнесла:
— И Бог слышал его.
Саша с серьезным видом склонил голову. Проследив за ним, Лилька подумала, что он не просто делает вид, что соглашается, но действительно верит в это. Ей даже стало страшновато: "А вдруг он тоже чувствует что-то такое, когда играет?"
До сих пор вера в Бога была для Лильки чем-то естественным, на что не требуется обращать особое внимание. Как дыхание, например. Она знала, что Бог есть, и когда ей бывало стыдно за себя, она сразу вспоминала о Нем. Но в другие моменты она больше думала о себе самой или о людях, которые были рядом. И никогда не пыталась понять: плохо это или хорошо? Лилька просто не представляла, что с таким простым чувством могут быть связаны и арест, и тюрьма, и предательство…
Ей стало обидно, что дедушка до сих пор не рассказал эту сногсшибательную историю. Разве она проболталась бы, если б он предупредил? Лилька всегда была уверена, что между ними нет никаких секретов, а оказалось, что целых двенадцать лет между ними громоздилась целая огромная тайна. Хотя разве теперь это все еще тайна? Разве сейчас за ним могут приехать ночью на черной машине?
Она вскочила, толкнув стол так, что все чашки испуганно звякнули. Слова спутались и перемешались в одну кучу, и Лильке пришлось вытаскивать по одному:
— Вдруг… те… они… Генриха… дедушку…
Даже ни о чем не переспросив, Иоланта Сигизмундовна уверенно качнула головой, на солнце похожей на крону цветущей черемухи:
— Что ты, милая! Это никак не могут быть те же люди. Те уже давно на пенсии. Греются на своих дачах и пользуются льготами за то, что издевались над нами. Это называется особыми заслугами перед государством…
Сашка во время вспомнил:
— Ты же говорила, они сами от тюрьмы хотели скрыться. Это просто какие-то бандиты.
— Просто? — возмутилась Лилька и тотчас заговорила связно: — Тебе хорошо говорить! А если они его убьют? Если действительно бандиты.
— Тогда они вообще не узнают, где орган!
Спокойный голос Иоланты Сигизмундовны заставил замолчать обоих:
— Остаюсь ведь еще я. И, возможно, не только я. Это мне не хочется отыскивать следы остальных, но если те люди нашли Ярослава, то могут выйти и на любого из нас. Если кто-то еще жив.
— Валдис умер, — неожиданно признался Саша.
Она взглянула на него со страхом:
— Что? Откуда ты знаешь?
— Он был моим дядей. Это он посоветовал мне учиться у вас… Только я не знаю, он недавно вас отыскал, или всегда знал, что вы тоже здесь.
Закрыв глаза, Иоланта Сигизмундовна с силой потерла виски:
— День откровений… Стоило заговорить об органе, и начались чудеса. Он действительно был твоим дядей? Почему ты молчал до сих пор?
— Он просил меня не говорить, — Саша неловко усмехнулся. — Я не знаю почему… Думаете, это он был предателем? Но ведь он уже умер, а кто-то до сих пор предает.
— Никто не предает, — мрачно сказала Лилька. — Те люди говорили, что им рассказал об органе какой-то ясновидящий. Такое может быть?
Подперев рукой подбородок, Иоланта Сигизмундовна в изнеможении простонала:
— Я уже не знаю, что может быть, а что — нет. Скорее всего, это все-таки кто-то из наших проговорился…
— А что ж он их к дедушке отправил? Сам бы и показал, где орган!
— Забыл! — она сделала "страшные" глаза. — Думаете, я, например, смогла бы спустя столько лет отыскать ту злополучную скалу?
Лилька ужаснулась:
— Вы не помните?! Совсем не помните? А как же мы найдем дедушку?
— Никак. И не будете вы ничего искать. Это же безумная опасность! К тому же это не в двух шагах, туда ехать надо. Только не говорите, что собираетесь отправиться в эти горы вдвоем!
У Сашки решительно сдвинулись широкие брови:
— Я маму уговорю.
— О да! — Иоланта Сигизмундовна так и задохнулась от смеха. — Тогда другое дело! Твоя мама — это такая защита… Дети мои, не валяйте дурака. Что вы сможете сделать с целой бандой, даже если с вами будет сама непобедимая Наталья Викторовна?
"Это так его маму зовут", — догадалась Лилька и заставила себя запомнить. Так, на всякий случай…
Вообще-то она старалась как можно реже сталкиваться с родителями своих друзей: как только они выясняли, что Лилька — сирота, в их вопросах и взглядах появлялась какая-то подозрительность, как будто из этого напрямую следовало, что надо подать бедной девочке милостыню. А у кого сейчас найдутся лишние деньги? Лилька все время чувствовала, что они выжидают: попросит она или нет? Кажется, некоторые из них уже не выносили ее.
Внезапно у нее словно какая-то дверца открылась в голове, и то, чего Лилька никак не могла понять, увиделось ею так ясно, словно это прямо сейчас показывали по телевизору.
"А все потому, что я о другом подумала!" — возликовала девочка, потупив глаза, чтоб они не выдали ее раньше времени, ведь Сашка как раз отвечал, как поживает мама, нет ли у нее чего-нибудь почитать, и перебивать его не стоило.
Лилька и раньше пользовалась этой хитростью — подумать о другом, когда не решается задача или что-то никак не вспоминается. Этому научил ее дедушка так же, как и всему остальному в жизни. Хорошему, конечно. Залеплять жвачку в волосы самым вредным девчонкам, обзывавшим ее дворняжкой, и натирать мелом стол, чтоб учительница измазалась, он ее не учил.