При разрядных экспериментах наблюдали световодный эффект, который заключался в резкой анизотропии получаемых фотографических и визуальных изображений. Если на расстоянии 2,5 м от центра НК ставили фотокамеру, а рядом на расстоянии 0,3 м – другую, идентичную первой, то при фотографировании разряда первая, базовая, фотокамера регистрировала интегральную картину происходящего во времени, а вторая – не регистрировала даже вспышку основного разряда. Такое, на первый взгляд, загадочное явление может быть хорошо объяснено в рамках классической оптики, если допустить, что плотности сред в районе разряда и наблюдателя различны».
Кусочек из статьи Шахпаронова с рисунком одной из установок.
Схема экспериментальной установки: 1 – стеклянная колба; 2 – резиновая пробка; 3 – траверсы из железа; 4 – кольцо из резины; 5 – распорка; 6 – предохранительное кольцо
АРО при разряде возникал тогда и только тогда, когда НК не срывался с вылетающих траверс, которые вышибались ударной волной вместе с пробкой. При открытой горловине пробка вместе с траверсами и НК должна лежать в горловине колбы, а НК не должен срываться с траверс. После разряда АРО быстро проскальзывал по горловине колбы и зависал на расстоянии 100–150 мм от среза горла колбы. АРО имел, как правило, вид клубка шерсти, состоящего из плотно навитых друг на друга светящихся светло-красным цветом нитей диаметром 1 мм. Маленькие искорки летели над поверхностью объекта на высоте нескольких миллиметров, огибали шар, но не касались поверхности, АРО обычно существовал 10–20 с, а затем быстро втягивался внутрь колбы к работающему НК. При взаимодействии АРО и НК происходил разряд, и НК уничтожался. Голубые АРО имели такую же структуру поверхности, но состоявшую из нитей белого цвета и голубого светящегося тумана над поверхностью. Наблюдения велись с расстояния 250 мм от АРО, и объекты можно было хорошо рассмотреть. Примечательно, что ощущалось слабое тепловое излучение.
Кстати, вы обратили выше внимание на описание шахпароновской шаровой молнии в виде клубка из нитей? Такое описание часто дают свидетели природной ШМ.
Вы помните, что свои М-излучатели шахпороновцы «тренировали» полем высокой частоты? От характеристик тренировочного излучения зависел результат эксперимента:
«Параметры получаемых АРО непосредственно зависели от параметров ВЧ-обработки [высокочастотной обработки. – А.Н.]. На вход НК подавали синусоидальный ток высокой частоты амплитудой от 0,1 до 10 В и более; частоту изменяли до 10 МГц и более, допускалась модуляция. Затем на НК подавали силовой ток и производили разряд.
…разряд на НК, обрабатывавшийся 30 секунд ВЧ-током. При этом АРО не образовывался, а НК уничтожался.
…разряд на НК, который прошел обработку ВЧ-током в течение 60 секунд. При этом АРО образовывался, а НК уничтожался.
…попытка возбуждения разряда на НК, прошедшем обработку 90 секунд и более: разряд вообще не возбудился, но произошел пробой между подводящим электродом и поверхностью НК. Дальнейшее увеличение продолжительности обработки ВЧ-током приводило к отказам НК при их силовом возбуждении».
Всего было «поведено более 100 экспериментов, получены АРО красного, оранжевого и голубого цветов с диаметром 80–100 мм. Воспроизводимость явлений 70 %».
Но более интересны даже не статьи, а личные впечатления экспериментатора, залезшего в непонятную область. Некоторые из них я приведу ниже. Они касаются оптического двоения изображений, а также поведения плазмоидов и аппаратуры.
Наблюдение 1.
«Хорошо помню этот первый эксперимент… Четкое изображение листа Мёбиуса (ЛМ), находящегося под напряжением, как бы размывалось. Слегка, но очень заметно. Причем, чем дальше от ЛМ, тем больше. На расстоянии 4-х метров вообще были видны два изображения: настоящее – четкое, и ложное – эфемерное, прозрачное. При выключении напряжения оба изображения оставались на месте, но вторичное постепенно бледнело и со временем исчезало… Последующий месяц мы, как одержимые, пробовали разные конструкции неориентированных контуров, с кручением, различные материалы для диэлектрика и проводника. Крутили в левую и правую стороны.
Выяснили мы следующее: на одном месте дважды одно и то же явление не повторяется, т. е. двойное изображение, скажем, около стола или около шкафа можно получить по одному разу и все. Дальше, хоть головой о стенку бейся, ничего не получишь. Не раздваивается, хоть плачь! И тогда я решил попробовать пропустить через ЛМ сверхтоки, т. е. подключить ЛМ в сеть переменного тока напряжением 127 В. Нашли мы деревянную раму на свалке, оснастили ее парой предохранителей на 10 А, смонтировали на ней лабораторный штатив и бельевую прищепку с двумя контактами, которая идеально подходила для эксперимента. В контакты зажимался ЛМ. Первые разряды были слабыми и никакой информации не давали. Сгорала фольга в месте контактов – и все. Кроме 127 вольт на лабораторном щитке имелось напряжение 220 вольт. А что если именно это напряжение? Итак, 220 вольт. Это ключевой момент. И он может привести к удаче, а может и нет. Всё зависит от фортуны, везения.
Первый же разряд был очень странным. Небольшая задержка после включения рубильника. Вспышка, звук схлопывающегося пузыря и очень странный и приятный запах. Конечно ЛМ сгорел. Ставлю второй ЛМ. То же самое, но удалось увидеть форму разряда на внешней стороне поверхности. Он имел вид 3-лепестковой розы. Следующий опыт – и разряд развивается в виде 5-лепестковой розы, еще один – и уже 7 лепестков… что заставляет ток идти по воздуху, а не по металлу? почему разряд развивается только по внешней стороне поверхности ЛМ? почему нет повторения эксперимента, а идет его усложнение…»
«Каждый плазменный лепесток имел интенсивно синий цвет с красноватыми концами на поверхности модели. Каждый лепесток состоял из нитей более густого синего цвета. X – обозначает место присоединения электродов».
И дальше следует грустное признание экспериментатора: «…по сути, теории нет, и мы бредем вслепую. Забегая вперед, скажу, что законченной теории нет до сих пор». Данная запись относится к девяностым годам, то есть была оставлена через 30 лет (!) после начала экспериментов, и здесь самое время снова вспомнить мои сетования о том, что чего-то мы об электричестве не знаем, что-то пропустили. И никакой Максвелл на эти вопросы не ответил бы, поскольку его классические уравнения электродинамики оказались неполны.
Наблюдение 2.
«Одновременно мы начали замечать еще кое-что. К примеру эксперимент проходит вечером, часов в восемь. Затем, естественно, всё убирается. Утром приходим, а ртуть в трубках манометров с открытыми концами стоит на разных уровнях. И чем ближе к месту эксперимента, тем разность уровней больше. Так же через сутки невозможно было поставить стрелки приборов на нулевое значение. Было полное впечатление, что через рамку магнито-электрического прибора идет ток. В общем, что-то происходит в лаборатории неуловимое, что-то меняется, а что – мы не понимаем. Потом на эти «фокусы» решили посмотреть Савич и Колесников. Договорились. Я подготовил десять моделей ЛМ, и мы начали их сжигать одного за другим. Но странное дело. Пятый лист не захотел уничтожаться. Чудеса, да и только! Всё включено, ток идет, напряжение тоже есть, а лист не горит! Одновременно мы заметили, что окрест в пространстве творится что-то неладное. Постепенно стало как-то темнее, электрическое освещение стало меркнуть. Предметы, в том числе и люди, потеряли четкие очертания, даже при рассматривании вплотную. Стали видны какие-то темные и черные диски, спаренные шарики, довольно быстро пролетающие от стены до стены комнаты. В общем жуть, чертовщина, да и только. Народ не выдержал и побежал. Мы выключили установку и тоже ушли».
Наблюдение 3.
«При визуальных наблюдениях вокруг разрядов на ЛМ образовывался бело-зеленый туман, из которого вылетал шарик размером с теннисный мяч и по правильной дуге пролетал приблизительно 5 метров. Откуда же бело-зеленый туман? Что за чертовщина!..»
Наблюдение 4.
«Шел 1963 г… Между тем, группа перестала существовать. Меня пригласили в организующийся Университет Дружбы народов (УДН), в лабораторию В. М. Грязнова, где я продолжил работу над тематикой, но уже один, в свободное от работы время, как любили тогда говорить. Университет был новой престижной организацией, был в фаворе у правительства и у Н. С. Хрущева. Денег было в достатке. Вспоминаю такой случай. Каждой кафедре и лаборатории давались списки отечественного и зарубежного оборудования и было распоряжение – составить перечень без ограничений. Ну и понаписали… На кафедре биологии были два сотрудника, которые в списке бинокуляров и микроскопов углядели телескоп малый тип-МТ-0,3. Заказали. Проходит полгода. В университетскую бухгалтерию поступает счет на «малый» телескоп. Двести тысяч золотых рубликов! И не почесались, и не призадумались – сразу отвалили, и опять забыли. Время идет, вдруг приходит телеграмма: готовьте площадку для монтажа телескопа, на станции Москва-Товарная стоит состав с «малым» телескопом. Что тут началось! Все забегали! Кто заказывал, для каких целей – ответа нет, как и тех сотрудников, которые его заказали (перешли куда-то). Закончилась эта история тем, что телескоп с большим трудом пристроили-таки в одну из союзных обсерваторий… [Господи! Как мне нравится плановая социалистическая система! Это прямо живая иллюстрация в мою книгу «Ликбез по экономике»! – А.Н.]
Открывающийся УДН был кладом для исследователей. Тем не менее через несколько лет я понял, что для изучения явления нужны возможности совсем иного порядка. Всеми правдами и неправдами перебрался на кафедру радиофизики, возглавляемую профес. Д. Н. Дерюгиным. Там я опять попал в замечательный коллектив физиков-экспериментаторов. Сотин, Черемисский, Пичугин, Чекан, Комоцкий, Тимакин, Царил, наш завлаб Сан Саныч Семенов. Очень мне помогали студенты: В. В. Симакин и Олег Очаренко, а из теоретиков Вася Курышкин и другие ребята.