Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов — страница 59 из 74

Почему же Вачаеву не удалось восстановить параметры установки? Да потому что всех параметров выходящего сигнала вачаевцы просто не знали. Как уже говорилось, таз они принесли из дома, что-то из электроники нашли на свалке, коими СССР был богат (мой знакомый однажды нашел на промышленной свалке часть спутника и выковырял из него несколько уникальных линз, после чего имел неприятности с КГБ), и осциллографы у вачаевцев были самые обычные. А нужны были для правильной регистрации всех параметров излучения компьютерно-управляемые шестилучевые осциллографы, по утверждению Ковалева. Что это такое, я даже не знаю…

– И сколько же энергии они тратили на трансмутацию? – спросил я Владимира Дмитриевича, поскольку при словах «ядерные реакции» у меня перед глазами все время непроизвольно вставали ускорители, токомаки и ядерные реакторы.

– Да очень небольшие там были энергии, примерно как у плитки: 0,4–0,5 киловатт на разрядном промежутке.


Ну а теперь вернемся к тому, чем я закончил предыдущую главу…

– Вы спрашивали, где же моя Нобелевская премия и почему никаких подвижек нет после наших публикаций? – побарабанив пальцами по столешнице задумчиво сказал Владимир Дмитриевич. – Есть! Не зря же американцы в 2012 году мне предложили поехать в США.

Итак, в 2012 году на спокойно сидевшего дома Владимира Дмитриевича вышли некие американцы. Через скайп. Предварительно наведя справки по поводу Ковалева у мировой звезды Жоржа Лошака, обладавшего немалым авторитетом в мире физики. Жорж охарактеризовал Ковалева в превосходных словах. Поэтому в квартире Ковалева раздался призывный сигнал скайпа. И после настройки видеосвязи американец с Макинтошем в руках, пройдя прямо с ноутбуком по цеху, рассказал и показал Ковалеву то, чего он увидеть никак не ожидал. Представитель огромного американского холдинга по ходу виртуальной скайп-экскурсии рассказал, что они освободили помещение склада и устроили в нем цех размером с футбольное поле, расставили бесконечные столы и установили на них колбы и прочее, в чем наметанный глаз Ковалева сразу узнал вачаевское оборудование.

– В этом гигантском цеху, по которому ходил американец с ноутбуком, на столах стояли огромные мерные стаканы, в которые влезало от 2 до 5 литров водного раствора медного купороса, из коего они делают палладий уже в промышленных масштабах. Они даже показали мне мою статью, показали воспроизведенный по нашей работе компьютерный расчет, поблагодарили нас за эту работу…


Тут надо сказать, что американцы – народ ушлый. Когда была опубликована знаменитая «статья пяти авторов» о трансмутации, и Ковалев начал выступать с докладами по институтам, это сразу стало известно не только в научном мире, но и в бизнес-сообществе. Поэтому в 2007 году в Москве после одной из лекций к Ковалеву подошел симпатичный американец, и сказал:

– Доктор Ковалев, мы прочитали ваши работы. А вы не могли бы нам предоставить копии всех русских печатных работ, которые в России опубликованы по поводу трансмутации в открытых источниках? Меня специально за этим командировали.

При словах «в открытых источниках» американец поднял палец вверх, акцентируя внимание на этом замечании. Видимо, чтобы не сочли за шпиона, пытающегося скупить секреты.

Ну Ковалев с простой душой взял, накопировал и предоставил ему все открытые российские статьи по этому вопросу. И американец довольный уехал.

Прошло пять лет. И вот в 2012 году состоялось то, о чем вы уже знаете – Ковалеву устроили виртуальную экскурсию с «Макинтошем» по цеху, и он опознал работающее оборудование, подивившись, правда, что американцам понадобилось целых 5 лет на то, чтобы запустить производство палладия.

– Но потом я понял, почему это произошло. Они долго искали резонансные режимы, поскольку в работах Вачаева об этом ничего не было сказано, а нашей теории американцы не знают. У них была только наша программа.

– О программе позже… И все-таки, как выглядит этот цех? – уточнил я, силясь представить себе.

– На столах стояли вот такой вот высоты, – Владимир Дмитриевич показывает расстояние от столешницы, – мерные цилиндры, плоское дно, с сетки наверху спускаются кабели, которые питают установку, вокруг реактора располагается катушечный трансформатор, идет процесс – подается заизолированный потенциал, и видно, как бледная зелено-синяя жидкость бурлит в этом месте. Бесконечные столы, столы, столы… И на каждом примерно по двадцать таких стаканов, ходят лаборанты в белых халатах. Идет реакция, а после того, как медь выработалась по ядерному процессу и не может найти себе партнера в жидкой фазе, процесс останавливается. И ничего больше не происходит.

– А партнер меди – это кто, точнее, что?

– Добавки дешевые. Там ведь еще нужно, чтобы была правильная концентрация меди в растворе! Если ее слишком много, не идет процесс. Потому что соотношение атомов меди, присадок и атомов воды должно быть вполне конкретное! Это вачаевские тонкости, которые он никому не открывал, но американцы их нашли… Меня потом дочь Вачаева Татьяна, симпатичная девчонка, кстати, спрашивала: «После смерти папы мы никак не можем выйти на ту же амплитуду, что была у него. Вы не знаете, почему?» Я говорю: «знаю, папа ваш присаливал раствор, добавляя в него химические элементы, чтобы получилось как можно больше атомных партнеров, чтобы прошел трансмутационный процесс. Он ведь идет лавинообразно, но там нет эффекта «цепняка», когда конус развития идет до взрыва. А здесь процесс постепенно выполаживается и идет, пока все входящие ингредиенты не будут израсходованы. Процесс просто дожигает материал до конца и останавливается».


В общем, как американцы сами рассказали Ковалеву, они вложили в палладиевый проект 90 миллионов долларов, зато теперь производят около тонны палладия в год (цена за грамм около 100 долларов). Тонна – это немного, что позволяет, с одной стороны, не обвалить рынок (за год в мире добывается примерно 200 тонн палладия), а с другой, насколько Ковалев понял, мухлевать с НДС, ведь добавленная стоимость одна, а декларируется другая.

– Ну хорошо, – выслушав историю американского успеха и виртуально прогулявшись по цеху сказал сидевший дома за своим компьютером Ковалев. – Вы научились добывать на этом оборудовании палладий. Вложили деньги. Заработали. Молодцы. А от меня-то что вам нужно? Я-то вам зачем?

Американцы, небольшой группкой сидевшие за столом на том конце провода, переглянулись:

– Понимаете, доктор Ковалев, у нас возникла проблема…

Глава 4. Люди со сложной судьбой

Проблема, возникшая у американцев, была следующего свойства – вложив более 90 миллионов долларов и потратив 5 лет на поиски, они так и не научились делать золото, поэтому гонят только палладий в относительно небольших количествах. Потому, собственно, и вышли на Ковалева.

– А на оборудовании Вачаева и нельзя сделать золото! Для золота нужна совсем другая схема и совсем другие токовые нагрузки, – сказал Ковалев.

После этого представители концерна еще раз переглянулись и позвали Владимира Дмитриевича в США, обещав уладить все формальности. Но у него тогда, к сожалению, случилось семейное несчастье, и выехать не представилось возможным.


Знаете, друзья, во всей этой истории меня бесконечно поражает тот ломоносовский энтузиазм мальчиков, идущих с рыбными обозами к свету знаний, который каждый раз выказывали наши ученые. Вачаев, как вы уже знаете, слепил свою установку из помоечных деталей и эмалированного таза, украденного из дома. Кривицкий, про которого я еще расскажу позже, вообще использовал скороварку жены (и запорол ее). Уруцкоев тоже брал то, что оказалось под рукой. Он, кстати, оказался самым богатым помоечником! В Курчатовском институте стояли бублики токомаков (токомак-6, токомак-8), и поскольку реакция термоядерного синтеза, которую в них хотели запустить, требовала гигантского разрядного импульса аж в мегаамперы, были построены огромные накопители. И Уруцкоев их не упустил, эти гигантские разрядники!

– Когда я в начале двухтысячных туда приезжал, институт представлял собой страшное зрелище – обваленные потолки, висят кабели, гниющая аппаратура, народу нет, – вспоминал Ковалев. – Но ребята Уруцкоева успели вытащить оттуда разрядные емкости размером с полвагона, заплатив какому-то трактористу, почистили, помыли, обезопасили и подали разряд на свою опытную установку. Удар был такой силы, что крыльцо у здания отошло. Потеряв шапку, прибежал Велихов[11], вылупив глаза! Я потом видел эту трещину в крыльце…

В конце концов, жители окрестных домов начали жаловаться на взрывы, и дирекция эти разрядные штуки у исследователей отняла. Пришлось спешно искать другие накопители, поменьше, уже не с полвагона, а с два стола. Но именно тогда, с первых опытов, потрясших взрывами окрестные кварталы, и начали наблюдаться самые сильные эффекты трансмутации:

– Они получали до 5–7 % золота из никеля!

Выделившихся новых элементов порой было столько, что их можно было даже взвесить, правда, на особо точных весах. Но все равно – счет шел уже не на атомы, товар производился в весовых количествах!

Это было поразительно. Но даже не появление новых элементов удивляло более всего. А полное исчезновение некоторых прежних элементов. Их буквально разобрало вчистую!

– В конце концов, насыпать чего угодно в образцы еще можно – хоть ложкой с пола. А вот обеднить образцы – это целая проблема! А у нас в результатах сплошняком шло исчезновение элементов! – демонстрировал мне Ковалев график за графиком.

Вторым поразительным и нарушающим устои современной физики явлением было уничтожение радиоактивности, о чем еще будет отдельный разговор.

– Вот смотрите, – на узком столике кафе Ковалев раскладывал передо мной бесчисленные результаты замеров. – Вот любимая наша картинка – взрыв никеля в перекиси водорода. Как читается запись: «никель, проба 463, масс-спектроскопический анализ». Взрывается и получается полпроцента серебра! А серебра в никеле не может быть просто по оп