Наконец, попрощавшись со всеми в последний раз, мы отправились в аэропорт, навстречу нашему первому испытанию. Сотрудники авиационной безопасности попросили сложить все наши сумки в одном месте, а затем исчезли вместе с багажом, паспортами и документами. Прошло два часа, прежде чем они вернулись и объявили, что мы можем сесть на самолет авиакомпании “Якутия” до Москвы. Мы понятия не имели, что они делали с нашими сумками и пакетами образцов, которыми те были набиты. Нам оставалось лишь надеяться, что наш багаж погрузили в самолет.
Прибыв в Москву, мы с нетерпением ждали получения багажа и радовались каждый раз, когда одна из сумок появлялась на транспортере. Под конец мы с облегчением убедились, что все долетело в целости. Пока ничего не было утрачено.
Команде пришлось быстро разделиться, и каждый отправился на свой стыковочный рейс. Лука сел на самолет в Италию, Гленн возвращался в округ Колумбия, а Майк летел в Северную Каролину. Жена и дети Саши встречали его на выходе из зоны безопасности аэропорта. Они приехали в Москву навестить семью и ждали его возвращения из экспедиции. После серии крепких объятий наши российские коллеги Марина, Валерий и Вадим также отправились по домам.
Ни Уилл, ни я раньше не бывали в Москве, поэтому мы заранее выкроили несколько дней на то, чтобы познакомиться с городом. Когда мы вернулись в московский аэропорт для вылета в США, нас так никто и не спросил о пластиковых пакетах с пробами, распиханных по нашим чемоданам. Сами мы не видели необходимости предоставлять какую-либо информацию по собственной инициативе. Когда наш самолет приземлился в Америке, мы прошли таможню США также без каких-либо вопросов об этих материалах.
Остальные члены команды сообщили, что они тоже прошли таможню без задержек. Ни к кому из нас не возникло претензий, и ничего из наших материалов не было конфисковано. Наш тщательно продуманный план распределения образцов оказался излишним, но я не жалел, что позаботился о безопасности.
Далее все пакеты с образцами нужно было почтой отправить Луке во Флоренцию для анализа. Он уже просмотрел бо́льшую часть материала с помощью полевого микроскопа. Теперь ему предстояло снова заняться поиском природного квазикристалла, прочесывая миллионы отдельных зерен, но на этот раз уже с помощью электронного микроскопа. Даже с самой оптимистичной точки зрения команда уже признала, что шансы найти природный квазикристалл чрезвычайно малы. Вероятность того, что мы в итоге проиграем, составляла девяносто девять процентов.
Более реалистичная оценка была, на мой взгляд, намного ближе к ста процентам. Я не жалел о том, что совершил это невероятное путешествие. Но и не собирался сам себя обманывать. По моему мнению, шансы на успех лежали где-то в диапазоне от бесконечно малых до нулевых.
Глава 20Вопреки вероятностям
Я хорошо помню одно утро в нашей импровизированной полевой лаборатории, когда Лука в шутку спросил нас с Гленном, какой награды он удостоится, если ему удастся найти природный квазикристалл. Гленн, который был в нашей группе знатоком вин, тут же ответил:
– Подойдет дорогая бутылка “Шато Марго”. А покупать ее, – добавил он, лукаво глянув в мою сторону, – будет Пол!
Мы втроем рассмеялись. Правда заключалась в том, что обнаружение природного квазикристалла будет гораздо более ценным, чем даже целый ящик “Шато Марго”. Но все мы чувствовали, что мне вряд ли придется оплачивать эту награду. Даже Лука, самый оптимистичный человек в нашей команде, считал шансы на успех близкими к нулю.
Однако полноценная проверка откладывалась до конца экспедиции и возвращения Луки домой во Флоренцию, где он сможет исследовать наши образцы с помощью надлежащего оборудования.
Лука начал с тщательного изучения 120 “интересных” зерен – тех самых, которые, как уже решил Гленн, не имеют ничего общего с образцом из Флоренции. Несмотря на заявление Гленна, Лука обращался с образцами как с драгоценными бриллиантами, везя их домой с Чукотки в специальном флаконе, бережно уложенном в карман рубашки.
К сожалению, когда Лука вернулся домой во Флоренцию, он обнаружил серьезную проблему. Сто двадцать “интересных” зерен упаковывались для перевозки в последний день нашего пребывания в лагере. А в тот день мы сильно пострадали от неожиданного ливня. Шквальный ветер постоянно опрокидывал палатку, где работал Лука. В результате некоторые зерна потерялись или повредились до того, как их надежно запечатали во флаконе.
Когда Лука сообщил мне плохие новости, сердце у меня на мгновение упало: это же были наши самые многообещающие образцы! Но Лука быстро добавил, что недостающие и поврежденные зерна, по его мнению, не были самыми важными. Например, его любимое зерно № 5 не пострадало.
Это принесло мне некоторое облегчение, но теперь меня беспокоил объем предстоящей работы. Остальные члены команды уже вернулись по домам и вскоре должны были отправить Луке десятки пакетов с пробами, которые мы разделили между собой для безопасного прохождения таможни. Я переживал, что Лука вот-вот будет завален таким количеством образцов, с которым не справиться одному человеку или даже одной лаборатории. Лука предупредил меня, что на изучение миллионов зерен могут потребоваться месяцы, в зависимости от того, сколько времени ему удастся застолбить для этой работы на своем электронном микроскопе.
Я сказал, чтобы он не торопился и работал столько, сколько нужно. Если нам все же посчастливится наткнуться на крупицу метеорита, нужно будет самым тщательным образом все задокументировать и обращаться с ней с максимальной осторожностью.
Вопрос о том, с чего приступать к работе, для Луки не стоял – конечно же, с его любимого зерна № 5. Едва начав исследовать его под высококачественным лабораторным оптическим микроскопом, Лука понял, что их с Гленном фотография, сделанная в полевых условиях, не передавала главного. Самая интересная сторона образца, на которой множество крошечных металлических зерен были заключены в черный вмещающий материал, оказалась отвернута от камеры. Теперь же чем больше Лука изучал зерно № 5, тем больше радовался его потенциалу.
Лука придумал новый способ определять природу металла, не повреждая образец. Он закреплял зерно на штырьке и наклонял его внутри сканирующего электронного микроскопа под таким углом, чтобы электронный луч попадал в первую очередь на металлические зерна, а не на окружающие их силикатные минералы.
Плюсом было то, что теперь Лука работал с лучшим высокотехнологичным оборудованием. Минус заключался в том, что такое оборудование всегда очень капризно. Сканирующий электронный микроскоп в университете Луки сломался прежде, чем тот завершил свои исследования, и возвращение его в строй ожидалось не ранее чем через несколько недель. Я знал, что мой итальянский коллега нетерпелив, и полагал, что он изыщет какой-нибудь другой способ продолжить анализ.
Флоренция, 25 августа 2011 года. Мне не пришлось долго ждать, пока Лука найдет решение. Всего через две недели после отъезда из Анадыря от него пришло судьбоносное письмо с такой темой:
Шато Марго?.. Я бы сказал, да.
Я мог, не читая дальше, сказать, что речь пойдет о зерне № 5. В письме говорилось:
По воле случая, пока я по-всякому поворачивал это зерно под микроскопом, от него отвалился маленький металлический фрагмент (не беспокойся, их осталось еще много). Это небольшое металлическое зернышко размером примерно 60 микрон. Оно чисто металлическое, без каких-либо наслоений. Я промыл его в ацетоне, а затем приклеил на стекловолокно для проведения дифракционного исследования (это единственное, что я могу сейчас сделать; как ты знаешь, наш электронный микроскоп временно не работает). А теперь новости…
Лука начал с несущественных деталей, что было для него нехарактерно. Но это позволило ему сделать концовку сообщения электронным ВЫКРИКОМ:
…я увидел СИММЕТРИЮ ПЯТОГО ПОРЯДКА.
Я быстро кликнул по приложенному файлу с рентгенограммой. Когда изображение открылось, я подался вперед с широко раскрытыми глазами. Это был обманчиво простой рисунок, полный глубокого смысла. Неужели это все наяву? Я задумался. Казалось, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Это изображение было безошибочным свидетельством того, что расположение атомов в зерне № 5 обладает невозможной симметрией пятого порядка, которая может быть только в квазикристалле. И в случае этого образца, в отличие от флорентийского, не требовалось разгадывать загадку его происхождения – кто, где и когда его нашел. В нем не было никаких сомнений, потому что мы сами были свидетелями обнаружения этого зерна.
Я мог бы закричать от радости. Выскочить из своего кабинета в Принстоне и начать рассказывать о только что увиденном каждому встречному. Отправить электронные письма Линкольну Холлистеру и всем участникам экспедиции. Позвонить Уиллу, чтобы поделиться замечательной новостью. Но я не хотел ничего из этого делать. Всему свое время. Я хотел остановиться и полностью прочувствовать этот исторический момент. Не предполагалось, что это случится. Никто из нас на это даже не надеялся. Но прямо перед моими глазами было изображение. Это был невероятно глубокий эмоциональный опыт и важная веха в моей жизни.
Я сидел и смотрел на изображение, думая о каждом из талантливых членов экспедиционной команды, большинство из которых до нашего путешествия были для меня совершенно чужими людьми. Они с радостью пожертвовали своим временем, силами и комфортом, чтобы присоединиться к нашим донкихотским поискам. Кристофер Андроникос. Вадим Дистлер. Марина Юдовская. Саша Костин. Майкл Эдди. Валерий Крячко – человек, который несколько десятилетий назад запустил всю эту цепь событий, обнаружив первый образец хатыркита.
Я думал о Луке, с которым общался почти каждый день в течение последних четырех лет. О Гленне Макферсоне, с которым познакомился двумя с половиной годами ранее на пороге Смитсоновского национального музея естественной истории. И о моем сыне Уилле, с которым я впервые встретился, когда он был совершенно голым и намного ниже ростом.