Ответом был искренний хохот.
– Андрей Ильич, хотите верьте, хотите нет, но за всю жизнь я не выпил даже рюмки шампанского. Не из принципа, просто я физиологически не переношу алкоголь. Знаете, меня мутит, даже когда зубной врач ваткой в спирте десну протирает. Что, опять Сашка чего наговорил?
– Точно…
– Это специально… О том, что я трезвенник, знают решительно все сослуживцы и друзья. Сколько шуток и розыгрышей на этой почве было – не счесть.
– Значит, эту очередную нелепицу он придумал с той же целью – чтобы не верили всему остальному, что публикуется от его имени.
– Не сомневаюсь.
Марков тоже не сомневался, но должен был проверить каждую, даже мелкую деталь. У него был еще один вопрос.
– Валентин Михайлович, вы в последнее время бывали с ним на футболе?
– Да, в начале лета. Я был в командировке, и мы пошли на матч «Торпедо» – «Арарат», знаете, такой уютный стадиончик у метро «Автозаводская».
– Знаю, конечно… А вы помните, о чем разговаривали тогда?
– Ну, о важных делах мы в таких местах не разговариваем. Подождите-подождите! Был один разговор, имеющий отношение… Ну конечно же! По дороге на стадион Саша купил в киоске газеты, которые домой не выписывает, в том числе «Советский спорт». Там была статья о том, как на Олимпийских играх, кажется, в Канаде пытались силой задержать нашего пловца, а может, прыгуна в воду – точно не помню… Но парню удалось вырваться, добраться до консульства. В общем, домой он вернулся.
Марков был взволнован. Это же прямое указание на то, что Егоров похищен и ждет помощи, однозначное, даже не намек. Он поблагодарил Боброва и кинулся едва не бегом в служебную библиотеку. Нашел в подшивке «Советского спорта» отчет о матче «Торпедо» – «Арарат» и с трепетом – а вдруг! – раскрыл номер за предыдущий день, когда проходила игра. Облегченно вздохнул… На предпоследней полосе действительно был рассказ советского олимпийца о его мытарствах за рубежом, провокациях, наконец, о применении к нему физического насилия.
Марков попросил сотрудницу библиотеки срочно изготовить для него ксерокопию газетной полосы. Вкупе с записанным разговором она становилась одним из вещественных доказательств по делу.
Над составлением справки Марков работал весь оставшийся день. Фактически на данном этапе расследование было завершено по крайней мере до открытия новых обстоятельств. Рассчитывать на таковые в СССР сейчас не приходилось. Майор аргументированно изложил свое заключение, из коего следовало, что гражданин Советского Союза Егоров Александр Иванович, находясь в служебной зарубежной командировке, был там насильственно, возможно, с применением психотропных средств, задержан.
Егоров сумел использовать средства массовой западной информации, чтобы дать знать об этом советским властям. Активную, хотя и не проясненную до конца роль в задержании Егорова сыграл изменник, военный преступник Михаил Ружевич, известный на Западе как профессор Майкл (Михаил) Квятковский.
В справку Марков включил предложения о возможных мероприятиях по освобождению Егорова и возвращению его на Родину.
Прочитав справку, Горелов, имевший склонность к правке бумаг, на этот раз оставил ее без изменений и подписал сразу. От себя сказал:
– Буду говорить с руководством. С выводами и предложениями полностью согласен. Надо выручать Егорова. Но, как мне стало известно, по дипломатическим каналам нам ничего сделать не удается.
– Что, встречу с Егоровым так и не разрешили? – спросил Марков.
– Мне только что сообщили, что вице-консулу было дозволено только поговорить с Егоровым по телефону. Он заявил, что остается в стране добровольно и без принуждения. Просил больше его не беспокоить и не добиваться встречи с ним.
– А может быть, говорил вовсе не Егоров?
– Не исключено. По словам вице-консула, слышимость была плохая, возможно, искусственно создавали шумовой фон. Но все газеты Бредена немедленно содержание разговора опубликовали. Похоже на спектакль.
– Когда мы получим запись разговора?
– Обещали выслать первым дипкурьером. Сразу проведите экспертизу, но это уже так, больше для проформы. Действовать начнем немедленно, как только руководство утвердит наши предложения.
За последние два года пресс-клуб Бредена совсем не изменился. Разве что к телексам и телефаксам прибавились компьютеры. Оглядевшись, Герберт Штим прошел в уютный ресторан и направился к стойке бара.
Здесь тоже все было по-старому. Включая бархатную бордовую, с черными бортами, куртку на бармене Гюнтере. Впервые Герберт застал его здесь шестнадцать лет назад если не в этом самом, то точно таком же одеянии. Правда, сам Гюнтер за эти годы порядком изменился, поседел, полысел. Должно быть, ему уже за шестьдесят.
– Рад вас видеть, господин Штим! Надолго пожаловали к нам?
– Да вот, получил заказ написать серию статей об иностранных рабочих в вашем городе. Тут за несколько дней не обернешься…
«Гюнтер будет первым, кто донесет в полицию о моем прибытии в Бреден. Надо выдать ему исчерпывающую информацию о целях и дальнейших планах пребывания в городе. Пусть там начнут танцевать именно от его сведений, а не теряться в догадках. Так надежнее, проверенный вариант».
Не дожидаясь заказа (Гюнтер славился тем, что помнил безошибочно любимые напитки сотен посетителей бара за многие годы), бармен приготовил джинфис, отдельно налил в тяжелый высокий стакан горького тоника, щедро насыпал в блюдечко соленых орешков, поддерживая при этом разговор:
– Правильно, господин Штим. Напишите всю правду… Глядишь, может, после этого правительство выкинет к чертовой матери отсюда всех этих турок, негров, пакистанцев. А то житья от них совсем не стало – развели в нашем Бредене такую грязь! Да и воры, каких свет не видывал. Недавно у моей «тойоты» боковое зеркало оторвали. Значит, говорите, за несколько дней не обернетесь…
«Уточняет… Он аккуратист, этот Гюнтер…»
– Все зависит от того, как пойдут дела. Но больше месяца торчать здесь не собираюсь.
– Обедать будете?
– Пожалуй… Закажи повару луковый суп и телятину по-бреденски.
Покончив с запланированной именно для этого разговора выпивкой, Штим прошел к угловому столику. Знал, ровно через минуту после того, как он займет место, появится официант с заказанной едой.
Подходило обеденное время, и зал стал постепенно заполняться посетителями.
– Привет, Герберт! Снова решил посетить нас? Похвально, похвально, что не забываешь нас, провинциалов.
Штим оторвался от супа, поднял голову. Быстрыми шагами к нему направлялся высокий стройный брюнет лет сорока в потертых джинсах и такой же куртке. Альфред Берштайн, репортер уголовной хроники одной из местных газет. О журналистской лихости Альфреда ходили легенды, и, надо признать, с весьма высоким процентом правды.
Привыкший к тому, что его появлению всегда рады, Берштайн без приглашения уселся рядом с Гербертом.
– Сколько тебя не было в Бредене?
– Да, считай, два года.
– Быть не может! – изумился репортёр. – Вот время бежит. Вроде месяца три прошло с тех пор, как мы пили пиво в келлерхалле. А может, потому так кажется, что регулярно читаю тебя.
– Мне тоже попадаются твои репортажи. Признаться, после некоторых из них долго не могу заснуть. Такие страсти.
Берштайн рассмеялся:
– Брось льстить. Самая обыкновенная муть. Ничего нового в нашем городе такого не происходит. Пожары, убийства, изнасилования, наркотики. Относительно новое – банды подростков. Нападают на стариков и инвалидов просто так, для развлечения.
– Так уж ничего нового? – передразнил старого приятеля Штим, отрезая очередной кусочек свежайшей телятины. – А русский профессор, попросивший политического убежища? Или такое в Бредене теперь каждый день?
Альфред презрительно отмахнулся.
– Я в это дело нос не сую. Здесь грязная большая политика. Не то что моя уголовщина. А ты не собираешься, случайно, писать об этом русском? А то могу за пару пива продать заголовок: «Бегство или похищение?»
– Нет, пожалуй. В эту историю влезешь, а потом не вылезешь. Хочу заняться здесь более приличными вещами. Шефу вдруг взбрело в голову напечатать материал об иностранных рабочих в Бредене. Я единственный в редакции, кто знает обстановку в вашем городе. Вот и поручил мне.
– Приходи завтра в редакцию. У нас есть хорошее досье по этому вопросу. На первых порах хватит, ну а дальше не мне тебя учить.
– Спасибо, Аль. Непременно воспользуюсь твоим досье. Надеюсь, ты поможешь и со знакомствами. Кстати, вот ты заголовок предложил: «Бегство или похищение?» Почему альтернативно? Разве он не попросил убежища?
Берштайн ухмыльнулся. Отхлебнул изрядный глоток темного пива из фарфоровой кружки с оловянной фигурной крышкой и накладной оловянной же монограммой «АБ». Такие кружки полагались только постоянным посетителям пресс-клуба минимум с десятилетним стажем.
– А ты сам посуди. Человек перебежал к нам, но его нигде не показывают. Встречаться со своими не хочет. Об окончательном решении сообщает в консульство по телефону. Странно, не правда ли?
– Пожалуй… А ваши ребята пытались пробиться к нему?
– Еще как! Только ничего не вышло! К Егорову допустили лишь Зоттера и Штильке.
– Но все знают, что они люди агентства безопасности!
– Вот именно. Они всегда писали под диктовку АБ. Скорее всего, они даже не встречались с русским. Просто тиснули интервью за их именами, и все.
– Это предположение?
– Не беспочвенное, во всяком случае. Суди сам. В прошлое воскресенье снова появилось интервью Штильке с Егоровым. В преамбуле говорилось, что он взял его накануне. Но я знаю от ребят точно, что в субботу Штильке с утра и до обеда был в редакции, а потом до позднего вечера пьянствовал с какими-то двумя типами в этом самом кабаке.
– Наверняка интервью за него взяла АБ.
– Я тоже так думаю. Зачем им подпускать к столь важному человеку этого пьяницу и болтуна? А имя Штильке они могут использовать, даже его не спрашивая, тем более что гонорар заплатят ему. Только, Герберт, прими совет. Если встретишься с этими прощелыгами, не вздумай интересоваться русским. Они мигом донесут. А бреденская политическая полиция и без того имеет на тебя большой зуб после дела Эльфа.