– Бумажку-то вытри, ведь не в урну бросаешь, а человеку подаёшь!»
Женщина безропотно приняла невольное подяние и, склонив голову прошептала: «Спасибо вам, деточки! Дай вам бог здоровья…»Детина кривясь и явно не в настроении вышел на следующей остановке.
О евреях и иврите
Больше, чем уверен, всё, что рассказывается о евреях, не досужий вымысел какого-то антисемита. Напротив, у такого исключительно остроумного народа весь юмор исходит от них самих. Насколько это правда, но по дороге из аэропорта в Тель-Авив размещён громадный плакат на русском языке: «Если ты считаешь, что самый умный, то здесь – все евреи!»
Я более склонен к мысли, что такой плакат вполне может быть, ибо его стиль исключительно еврейский. Так же, как Одесса является оплотом юмора, а он на 90 % зиждется на еврейском.
Здесь мы расскажем о некоторых этапах, методах некоего приобщения к местной государственности приехавших в Израиль русскоязычных евреев. Ко всему добавим, что еврейская нация очень щепетильно относится не только к чистоте своей нации, но и к здоровью во всех отношениях. В том числе на поприще ума и психики. Вот уж где можно проявить белую зависть: «Нам бы так. Хотя бы для власть придержащих».
Не секрет, что немалая, если не большая часть эмигрантов на «землю обетованную» подлежат призыву в армию. В том числе и женщины. Теперь «вернёмся к нашим баранам», то бишь к переселенцам ещё первого потока.
Так вот в военкоматах сидели офицеры, владеющие азами психиатрии «офицеры душевного здоровья». Но они либо с трудом общались на русском языке, как, впрочем и их собеседники на иврите. Поток русскоговорящих призывников рос из года в год. Неопытные девушки-еврейки отправляли на спецбеседу к офицерам – психологам – социологам.
Занятно, но на иврите спецов именовали «Кцин бриют нефеш», что в переводе нечто наподобии «кабана». Может по аналогии с тем, что кабан имеет обыкновение рыть, копать. Что собственно и делали офицеры с пока неразговорчивыми приезжими поселенцами.
В ход шли стандартные тесты.
Следовало изобразить человека, дерево, дом… И по тому, как это сделано испытуемым, делались заключения о способностях, психике визави. Здесь знание иврита не требовалось и ускорыло общение.
В поток рисуночного опроса попал мальчик. Он почти не говорил на иврите. Экзаменатор поздоровался с ним на иврите, придвинул лист бумаги и пояснил: «Нужно нарисовать дерево».
Малыш призадумался. Рисовал он неважно, а вот читал много. А по сему принялся старательно изображать кустистое дерево с листьями не-то клёна, а скорее дуба. Вдоль ствола витками шла цепь. К ней был пририсован чудный зверь и пояснил, что это кот. Хотя существо более напоминало гусеницу.
Рисунок испытуемый почти с гордостью вернул офицеру: «Понятно, да? Это дуб. Надубе цепь и на ней кот».
Психолог, как видно, не очень знакомый с наследием Пушкина, воззрился на некий куст с козявкой на цепи.
– Эт-то у тебя что? – Ласково спросил «кабан» на иврите.
Мальчик опять напрягся, пытаясь ответить на малопонятном языке.
Русское «кот» следовало произносить «хатуль», а «ученый» – мад*ан, что мальчик упростил: «мадан». На иврите слово «учёный» ассоциировало с понятием «служащий академии наук». А как дяде объяснить, что «кот учёный» попросту много чего знает… и он никакой не служащий. Тогда он одним махом произнёс: «Хатуль мадан!»
На беду тестируемого «кабан» был потомственным израильтянином и ответ расценил как «кот, занимающийся научной деятельностью». Но он видел некое существо, болтающееся на верёвочке с подобием цепи.
Его израильская логика требовала разрешения ряда вопросов.
– Откуда у кота тяга к науке? И почему и ради чего повесилась эта козявка-кот-хатуль-мадан?
Для него что-то вроде «кот, занимающийся научной деятельностью». Хатуль мадан. Почему козявка, повесившаяся на дереве, занимается научной деятельностью, и в чем заключается эта научная деятельность, может это суицид?
Мальчик не понимал вопроса: что такое суицид? Он даже не слышал этого слова! Даже на русском офицер не мог взять в толк.
– Скажи мне мальчик, что делает кот (Хатуль)?! И зачем он это делает? – растерянно осведомился офицер.
(Суицид в любых вариантах изображения в тестах являлся 100 % не приемлемым для будущего израильтянина) плохим признаком Изображение самоубийства в проективном тесте вообще очень плохой признак).
– А чего тут не понятного, кот ведь, если шел направо, то пел, а налево– сказки говорил, ведь это смотря как! – Выказал свои знания малец. При этом он аккуратно расставил стрелки: «Ежели сюда, то поет, обратно, значит сказки.
– Кому? – В отчаянии понять смысл воскликнул, едва не прослезившись, экзаменатор.
Мальчик, изумившись, успокоил:
– Наверное детям…
Кабан не выдержал представившихся ему картин, как вешают говорящую животину и она предсмертно бормочет сказки… Бред!
Он явно почувствовал повышенное давление и отправил пациента к родителям. Беседу перенёс на завтра. Экспонат с дубом оставил себе.
Офицер вызвал девушку – секретаршу. Она была сама недавняя переселенка из Росии. была умная адекватная девочка. Но она тоже недавно приехала из России.
Босс показал ей картинку. Девочка увидела на картинке дерево с ажурными листьями и существо вроде гусеницы, полувисящее на цепи.
– Роза, что бы это могло быть?
– Хатуль мадан, – Запросто ответила помощница.
Панически выдворив девицу, он принял глоток виски. Лихорадочно набрал телефон своей коллеги этажом выше. Попросил зайти для осведомления по недоразумению.
– Сара, ты профи с опытом… – Я тебя давно знаю, ты нормальный человек. Объясни мне пожалуйста, что здесь изображено?
Увы, но Сара сама была уроженка Росии…
Но тут уже кабан решил не отступать.
– Почему? – тихо, но страстно спросил он свою коллегу. – ПОЧЕМУ вот это – хатульмадан?
– Так это же очевидно! – коллега ткнула пальцем в рисунок. – Видишь эти стрелочки? Они означают, что, когда хатуль идет направо, он поет. А когда налево… с криком: «О, святая Мадонна!!!» на чистейшем иврите он вылетел из аудитории.
В роли армейского кабана «земли обетованной» его больше нигде не встречали, зато во всех тестах на пригодность для кабанов психиаторов добавили: «если мальчик из Росии рисует дуб с цепью и котом, то его образование и психика сомнений не вызывают.
Житейские истории
Ад при жизни
Она сидела за холодильником на корточках и тихонечко плакала. Ирочка почти не всхлипывала, чтобы не расстраивать маму. Мама Таня лежала поблизости у стены. Вот уже который месяц она недвижима и почти не разговаривает. Несчастная лишь тихонечко издавала звук, схожий с просящим мяуканием голодного котёнка. Так она просила дочку справить утку или ещё что. А чтобы малышке было легче совладать с её неподатливым телом, больная практически не ела. Но в комнате не было запахов фекалий и мочи, неизбежных при лежачей больной. Ирочка пчёлкой вилась подле матери, когда та выказывала просьбы с помощью жестов рук или интонации голоса.
Девочке едва исполнилось десять лет, когда их семью постигла страшная беда. Маме Татьяне на работе по трагической случайности нанесли травму головы. И её, по сути чуть живую, с черепно– мозговой раной отвезли в реанимацию. Прошла неделя, другая, месяц, но молодая женщина не выздоравливала. И врачи начали готовить Татьяну Ефремову к выписке, как безнадёжную больную. Её муж Николай запил, когда ещё Татьяна лежала недвижимой в больнице. Дома не стало даже хлеба. Да и семьи– то не стало. Николай и раньше был истинным бирюком. Многие дивились выбору Тани: «И чего ты в нём нашла!..» А так вот случается в жизни: девичье счастье мало предсказуемо. С виду вроде пригож, немногословен, трезвый (пока знакомы). А потом ведь жди, когда тебе снова кто предложит замуж… На заводе дали им комнату в коммуналке: Татьяну на работе считали перспективной: бухгалтер с высшим образованием и на хорошем счету. Николай же был из разряда тех, к кому «претензий от руководства не имеется». И вся характеристика.
С рождением Ирочки её муженёк всё более отдалялся от семьи. То «с друзьями посидел», либо «задержался на работе», а то и «попросили остаться во вторую смену». К дочке новоявленный отец был более чем равнодушен. Так что росла Ирочка как молодая веточка на берёзке первогодке: беззащитная ко всем ветрам и невзгодам. Любой прохожий походя мог нанести им рану. Так и повелось: чем жила Татьяна сама, то и передавала дочке. Безропотно переносила козни и пьяные выходки мужа, оберегая дочурку. И вот случилась эта трагедия…
Едва маму свезли в реанимацию, как папа перестал приходить домой вообще. Из кухни, которая была на две семьи, неслись вкусные запахи и пьяный смех. У молодящейся соседки шёл «приём» очередного «мужа» на ночь. И если девочка попыталась хотя бы согреть для себя чаю, то получала затрещину грязной тряпкой от холостячки: «Развели нищету! Пожрать спокойно не дадут. Все в рот заглядывают! Вон отсюда!» Вот и всё на этот день. А завтра, когда тётя Зина уйдёт на работу, она вскипятит свой чайник, наполнит бокал и аккуратно смахнёт в него крошки со стола. Даже недоеденные засохшие корки брать боялась: скаредная Зина могла и кулаки в ход пустить, коли чего заметит.
С выпиской мамы жизнь теперь уже двух женщин превратилась в ад. Даже выйти в туалет малышка опасалась в присутствии фурии. Однажды случился беспредел. Началось не просто гонение девочки с кухни, туалета, а даже из коридора. В ход пошли уже кулаки. Это случилось, когда Ира задержалась в туалете: надо было замыть утку из-под мамы. Разъярённая молодка ударила беднягу в лицо и пнула её ниже пояса: «Скорее бы вы сдохли, нищенки!» Выбитая из рук утка покатилась вдоль коридора. Дверь в комнату с приездом Татьяны закрывать не могли: Ирочке надо было бегать в магазин купить на оставшиеся от пенсии деньги хотя бы хлеба и иногда молока, в аптеку, ходить в школу. В её отсутствие могли приходить к больной разные люди: из больницы, церкви, собеса, с работы… Но приходящих и приносящих хоть малую толику становилось с каждым днём меньше. На лекарства уходили почти вся пенсия и детское пособие. Приходили старушки из церкви и давали поесть, но более читали молитвы. Всё, буквально всё легло на плечи более, чем осиротевшей девочки. А вскоре папа ушёл от них совсем, забрав даже стол, где Ира делала уроки. Теперь она решала задачки лёжа на полу. Были ещё два стула и икона в углу: её принесли из церкви. Патронажные сестры в свои нечастые визиты делали «всё, что им положено» и уходили. Если удавалось купить лекарства для систем, то сестры их ставили. А «на нет и суда нет». И Татьяна начинала подвывать и корчиться от боли. Ирочка не находила себе места. Как-то из Москвы приехала сестра Ефремовой из столицы и закупила лекарств на солидную сумму. Помогла с лечением. У больной начала налаживаться речь. Могла поворачивать тело под утку и подмывание. Оставив немного денег, москвичка уехала. Сестра была не из бедных, но и постоянно печься о несчастных попросту не могла. Сама серьёзно болела.