я, хотя последнее в основном блокировано. Следовательно, он не может не чувствовать неуверенности по поводу своей самотождественности. И до тех пор пока его внутренняя конфигурация остается прежней, вопрос «кто я?» остается без ответа. В связи с этим нас больше всего интересует неизбежность конфликта между этими различными самовосприятиями. Точнее говоря, конфликт неизбежен, потому что невротик отождествляет себя в целом со своим возгордившимся высшим я и презренным я. Если он воспринимает себя высшим существом, он склонен быть захватническим в своих стремлениях и в убеждениях по поводу того, чего он может достичь; он склонен быть более или менее открыто высокомерным, амбициозным, агрессивным и требовательным; он ощущает самодовольство; он пренебрегает другими; он требует восхищения или слепой покорности. И напротив, если он предстает перед собой низшим существом, он склонен чувствовать себя беспомощным, уступать и подлаживаться, зависеть от других и испрашивать их милости. Другими словами, его отождествление в целом с разными я влечет за собой не только противоположные самооценки, но и противоположные установки по отношению к другим, противоположное поведение, противоположные системы ценностей, противоположные влечения и противоположные виды удовлетворения.
Если эти два самовосприятия одновременны, он должен чувствовать себя, как два человека, перетягивающих канат. И в этом настоящее значение отождествления себя в целом с двумя сущностями. Это не просто конфликт, а раздор, достаточный, чтобы разорвать его на части. Если ему не удастся уменьшить возникшее напряжение, ему никуда не деться от тревоги. Тогда, чтобы успокоить свою тревогу, он может начать пить, если он уже расположен к тому по другим причинам.
Но обычно, как при любом конфликте большой силы, попытки решения предпринимаются автоматически. Есть три главных пути решения. Один из них в художественной форме представлен в истории доктора Джекилла и мистера Хайда. Доктор Джекилл осознает две стороны своего существа (грубо представленные святым и грешником, ни один из которых не является им самим), находящиеся в непрестанной войне друг с другом. «Если бы каждый из них, сказал я себе, жил в отдельном теле, в моей жизни не было бы того, что делает ее нестерпимой». И он готовит себе лекарство, с помощью которого удается временно рассоединить эти сущности. Если с этого рассказа снять его фантастический наряд, пред нами оказывается попытка разрешения конфликта путем изоляции отдельных частей личности. Многие пациенты выбирают этот путь. Они воспринимают себя (последовательно) как чрезвычайно смиренного и как великого и агрессивного, нимало не беспокоясь этим противоречием, потому что в их сознании эти две личности никак не связаны.
Но, как подсказывает рассказ Стивенсона, эта попытка не может быть успешной. Как будет показано в последней главе, это слишком неполное, частичное решение. Более радикальное решение следует принципу сглаживания, типичному для многих невротических пациентов. Это попытка жестко и навсегда подавить одно из своих я и быть исключительно другим. Третий путь разрешения конфликта – потеря интереса к внутренней войне и «уход в отставку» от активной душевной жизни.
Итак, повторим, существуют два главных внутрипсихических конфликта, порождаемых гордыней: центральный внутренний конфликт и конфликт между возвышенным и презренным я. У анализируемой личности или у пациента в начале анализа они, однако, не проявляются как два отдельных конфликта. Отчасти это потому, что подлинное я – потенциальная сила, но еще не актуальная. Однако пациент склонен огульно презирать в себе все то, на что не направлена его гордость, включая свое подлинное я. По этим причинам два конфликта кажутся одним – конфликтом между стремлением захватить все вокруг и смирением. Только после большой аналитической работы удается выделить центральный внутренний конфликт.
При настоящем уровне наших знаний главные невротические решения для внутрипсихических конфликтов кажутся самой подходящей основой для установленных типов невроза. Но мы должны помнить, что наше стремление провести четкую классификацию, больше удовлетворяет нашу потребность в порядке и руководстве, чем упорядочивает многообразие человеческой жизни. Разговор о типах личности, или, как здесь, о типах невротической личности, в конце концов, – только средство взглянуть на личность с определенной удобной точки зрения. И в качестве критериев будут использованы факторы, которые кажутся решающими лишь в рамках данной психологической системы. В этом узком смысле каждая попытка очертить тип дает какие-то выгоды и имеет определенные ограничения. В рамках моей психологической теории в центре находится структура невротического характера. И поэтому мои критерии «типа» не могут быть той или иной картиной симптоматики или тех или иных индивидуальных склонностей. Это могут быть только особенности невротической структуры в целом. А они, в свою очередь, определяются главным решением, которое выбрано личностью для своих внутренних конфликтов.
Эти критерии шире многих других, применяемых в типологии, но их применимость также имеет предел – поскольку мы делаем множество оговорок и ограничений. Начать с того, что люди, склоняющиеся к одному и тому же главному решению, хотя и обладают характерным сходством, могут широко отличаться по уровню своих человеческих качеств, дарований или достижений. Более того, то, что мы называем «типом» – на самом деле только отсеченная нами часть личности, в которой невротический процесс привел к достаточно экстремальному развитию с выраженными характерными чертами. Всегда существует бесконечный ряд промежуточных структур, не поддающихся никакой точной классификации. Эти сложности только усиливает тот факт, что благодаря процессу психической фрагментации даже в крайних случаях часто существует более одного главного решения. «Большинство случаев – это смешанные случаи», – говорит Вильям Джемс, – «и мы не должны относиться к нашей классификации с излишним почтением».* Возможно, было бы куда более корректно говорить о направлении развития, чем о типах.
* См. В.Джемс. «Многообразие религиозного опыта» (William James. «The Varieties оf Religious Experiences», 1902).
Сделав эти оговорки, мы можем выделить три главных решения со стороны проблемы, представленной в этой книге, решение захватить все вокруг, решение смириться и решение «уйти в отставку». При решении захватить все вокруг человек, в основном, отождествляет себя со своим возвышенным я. Говоря о «себе», он имеет в виду, как Пер Гюнт, самую что ни на есть грандиозную личность. Или, как выразился один пациент, «я существую только как высшее существо». Чувство превосходства, идущее об руку с этим решением, не обязательно сознательное; но осознается оно или нет, оно во многом определяет поведение, стремления и общие жизненные установки. Притягательность жизни состоит во власти над нею. Это влечет за собой твердую решимость, сознательную или бессознательную, преодолеть любое препятствие, внутреннее или внешнее, и веру в то, что он Должен его преодолеть, а на самом деле, что он в состоянии это сделать. Он Должен справиться с превратностями судьбы, с трудностью своего положения, со сложностями интеллектуальной проблемы, с сопротивлением других людей, с конфликтами в самом себе. Обратная сторона необходимости власти – ужас перед любым намеком на беспомощность, самый мучительный его ужас
При первом взгляде на захватнический тип, мы видим человека, который, без всяких околичностей, направляет свои помыслы на самовозвеличивание, полон амбиций, стремится к мстительному торжеству и добивается власти над жизнью, используя интеллект и силу воли как средства воплощения своего идеального я в действительность. Исключая все различия в предпосылках, личных концепциях и терминологии, именно так смотрят на этот тип Фрейд и Адлер: как на тип, влекомый потребностью в нарциссическом самораспространении или потребностью быть на вершине. Однако когда мы продвигаемся в анализе таких пациентов, нам открываются склонности к смирению, самоумалению, присутствующие в любом из них, – склонности, которые они не просто подавляют в себе, а испытывают к ним отвращение и ненавидят. С первого взгляда на них нам открылась лишь одна сторона их личности, которую они пытаются выдать за всю свою личность, ради того, чтобы ощутить субъективную цельность. Мертвая хватка, которой они вцепляются в свою захватническую склонность, происходит не только от вынужденного характера этой тенденции,* но также от необходимости вымести из сознания все следы склонности к смирению и все следы самообвинений, сомнений в себе, презрения к себе. Только таким путем им удается поддерживать субъективное убеждение в своем превосходстве и власти.
* Как описано в первой главе.
Опасным местом в этом плане является осознание неисполненных Надо, поскольку оно повлекло бы за собой чувство вины и никчемности. Поскольку на самом деле никто и никогда не сумел бы соответствовать этим Надо, такому человеку неизбежно становятся необходимыми все доступные средства отрицания своих «неудач» перед самим собой. Силой воображения, высвечиванием своих «хороших» качеств, зачеркиванием других, совершенством манер, вынесением вовне он должен попытаться сохранить в своем сознании такой свой портрет, которым он мог бы гордиться. Он должен бессознательно блефовать и жить, притворяясь всезнающим, бесконечно щедрым, справедливым и т.п. Ему нельзя никогда ни при каких условиях осознавать, что, по сравнению с его возвышенным я, он колосс на глиняных ногах. В отношениях с другими может преобладать одно из двух чувств. Он может быть чрезвычайно горд, сознательно или бессознательно, своим умением одурачить каждого и в своей самонадеянности и презрении к другим верить, что он действительно преуспел в этом. Оборотная сторона этой гордости в том, что он больше всего боится быть одураченным и считает глубочайшим унижением, если это случается. Или же в нем постоянно живет тайный страх, что он просто мошенник, страх более острый, чем у прочих невротических типов. Даже если он добился успеха или почета честным трудом, он по-прежнему будет считать, что достиг их, введя других в заблуждение. Это делает его чрезвычайно чувствительным к критике и неудачам, даже к одной лишь возможности неудачи или того, что критика вскроет его «мошенничество».