– Хорошо! Я думала, ты никогда не предложишь. Знаешь, погода – жуть, за окном без конца моросит, а я простудилась. Приходи ко мне? Навести больного человека, будь другом, – попросила я. – Расскажу тебе свою главную тайну. Не боишься?
– Интересно, что ты скрываешь? Я с удовольствием принимаю твое загадочное предложение. Ты же знаешь, я давно неравнодушен к тебе, – выдавил Игорь смущенно.
Если в офисе узнают, как откровенно он признался в своих чувствах, для половины клерков Игорек станет авторитетом. Я не верю в миф о настоящих мужчинах, но какие же вы все скромники, мальчики!
– Ты мой спаситель! Храбрый рыцарь, отважный Ланселот или король Артур, – нежно прошептала я.
– Не знал, что ты такой романтик! Честно говоря, мне не подходит ни тот, ни другой образ – я предпочитаю более современные, например Джеймс Бонд, – ответил он, смутившись от очередного признания. – И не понимаю сумасшедших толкинистов, готовых дубасить друг друга палками и ржавыми мечами. Не хочется признавать, но я не герой твоего романа.
– Что ты говоришь! Вслушайся, как звучит: «Бонд. Игорек Бонд». Секретный агент на службе ее величества банковской секретарши! По-моему, звучит, – корчась от смеха, произнесла я.
Не знаю, что на меня нашло! Извинюсь в другой раз, тем более мужчины должны с пониманием относиться к маленьким женским слабостям.
Я хотела Игоря в любом образе: и жестокого средневекового варвара, моющегося раз в год в горной реке, и галантного джентльмена, отвешивающего изысканные комплименты. Да, я хотела его абсолютно любым, и не устану повторять это снова и снова. Мне казалось, вместе мы сможем стать победителями в царстве ночных кошмаров, одолеть ненасытного Грея, избавиться от смертельного одиночества. В тот момент я верила в грядущие перемены, а надежда, как известно, умирает последней. Мы умрем, держась крепко за руки, и никто не посмеет разлучить нас…
Игорь, видимо, оторопел от моего смеха. Несколько секунд он молча слушал, как я давлюсь хохотом, давая мне возможность насладиться собственным остроумием. Когда я стихла, он с достоинством попробовал подвести итог наших комичных переговоров:
– Ты случайно не подшофе сейчас? Я чувствую себя полным идиотом. Надеюсь, к завтрашнему дню до меня дойдет… Позвоню в дверь и стану дико смеяться, а ты будешь смотреть, вытаращив глаза. Так я сведу счеты, юмористка!
– Хорошо, приходи завтра около девяти. Посмотрим, что у тебя получится! По секрету скажу: думаю, нам будет не до смеха. До завтра, – попрощалась я. – Только не подведи!
– Теперь у меня нет выбора, это дело чести – навестить скучающую барышню! – и он повесил трубку.
Что ж, дело в шляпе! По крайней мере я не буду эти два дня одна, а там снова в бой, и времени на сон не останется. Лишь бы только Мария сегодня пришла…
Стало скучно, и я отправилась привести себя в порядок. Причесываясь перед зеркалом, я невольно подумала: почему мне нравится именно Игорек и никто другой? Он не был эталоном красоты. Громко сказано – весь наш банк, по мнению корпоративной общественности, представлял собой скопище лысых упитанных очкариков-хомячков в мятых дорогих костюмах. Собственно говоря, «вы непривлекательны, я чертовски непривлекательна – так чего же мы ждем?».
Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. Игорь не пользовался особой популярностью, мало кто знал о его личной жизни – наверное, не хотел ворошить прошлое. Не выделяясь среди остальных, скромный, но не очень честный труженик кредитно-финансового дела, он тихо строил свою карьеру, отдаваясь работе без остатка. Пробегая через приемную к шефу с разными докладами и на традиционные утренние планерки, самый любимый из хомячков и привлек внимание женского сердца. Сначала мы просто здоровались, улыбались друг другу, потом стали обмениваться ничего не значащими фразами: «Как ваши дела?» и «Вы сегодня прекрасно выглядите!», а затем как-то незаметно сдружились. Мы удивлялись, как нам удалось стать хорошими приятелями, ведь мы такие разные, но «От судьбы не уйдешь», как говорили древние римляне.
Каждый день Игорь выглядел одинаково: темно-серый костюм, плохо поглаженная рубашка (неудивительно – он жил без хорошей хозяйки), галстук, не подходящий к пиджаку, корявый кожаный ремень, начищенные ботинки и коричневый кейс. Внешность у него была неброская: задумчивые карие глаза, избегающие смотреть на других, короткая стрижка, полное лицо с легкой щетиной и большая родинка на правой щеке. Игорь был среднего роста, не очень стройный, с плохой осанкой и неуверенной походкой. Пухлые белые пальцы и небольшой живот создавали иллюзию солидности.
Как вам описанный персонаж? Игорь не вызывал симпатию, но он мне понравился. Видимо, от отчаяния я была согласна на кого угодно, хоть на Квазимодо, а тут подвернулся он.
Тогда я жила одна, недавно избавившись от бабника Виктора. Не то чтобы избавилась сама – в тот момент я была готова даже простить его, лишь бы не оставаться одной. Витька первый потерял ко мне интерес, насытившись до предела, и мое внимание к Игорю стало закономерным событием.
Вдруг мои раздумья прервал звук сообщения. Кто вспомнил позабытую всеми женщину? Здрасте, дамы и господа – снова тот же номер. Быстро пробегаю глазами, на экране всего два предложения: «Лучше бы ты оставалась одна. Мне больно делить тебя с другими, детка!». Неужели ревнует? Считает, что я его собственность. Нет, Греюшка, тебе не заполучить меня! Разве только ты доведешь меня до преждевременной смерти.
После подобных размышлений в сознании открылась дорога для прежних снов. Как будто насильственно, подчиняясь чьей-то злой воле, я стала вспоминать один из кошмаров.
…Где я? Раскалывается голова. Я в прозрачном халате лежу на кушетке в ослепительно-белом зале – это больничная палата или операционная.
Мне холодно, глаза слепят огромные прожекторы. Пытаюсь приподняться – бесполезно, нет сил. Пьяный дурман окутал сознание. Провожу руками по изможденному телу, трогаю живот – он огромных размеров. На удивление трезво понимаю: я беременна! Сейчас будут роды?!
Нельзя утверждать, что я не хотела детей. Но не здесь и сейчас!
Кто во мне? Чувствую что-то инородное. Это не мой ребенок, кто-то подсунул постороннее существо! Оно начинает двигаться, понимая, что я не хочу его, не принимаю, что моя плоть отторгает инородное создание. Существо сопротивляется, хочет прижиться, причиняет мне боль. Это определенно не схватки. Я не испытывала их никогда, но инстинктивно понимаю, что протекают они иначе.
Чужеродный плод кусает меня, раздирая изнутри зубами. Боль кинжалом пронизывает таз. Обхватываю себя руками.
– Не прогоняй меня, мамочка, здесь хорошо и спокойно! Иначе тебе будет плохо, очень плохо, – слышу я глухой голос внутри. Он проник в мою плоть и говорит оттуда. – Малыш не хочет причинять маме боль, а придется: зубки уже прорезались!
– Не надо, не надо! Я буду хорошей мамой! – стону я, извиваясь в судороге. – Как ты попал туда?!
– Ты же растила плод! Чей я ребенок, кто мой отец? – орало из меня существо. – Ты решила, как назовешь первенца?
– Сам знаешь, как тебя зовут, изверг! – крикнула я хриплым голосом.
– Не ругайся, детка, а то на свет появится мертворожденный! Имя мне – Грей, – раздался бесовский хохот.
Если бы в тот момент под рукой был нож или скальпель, я бы не раздумывая вскрыла себе живот и вытащила мерзавца. К сожалению, рядом ничего не оказалось.
Внезапно плод замолчал, «схватки» прекратились, и я с облегчением выдохнула.
В палату вбежала женщина, судя по всему, медсестра или акушерка. Лицо ее казалось знакомым, но кто из моих приятельниц работал в роддоме, вспомнить не удалось. Медсестра с озабоченным видом осмотрела меня и спросила:
– У вас начались схватки? Еще не время, вы и так лежите на сохранении. Вы же не хотите его потерять? Надо срочно позвать доктора.
– Это не ребенок, а мой кошмар! Уберите его! Он убьет меня, если вы не поможете!
В палату вошел пожилой доктор с безразличным взглядом. Медсестра озабоченно взглянула на него и произнесла:
– Пациентка не в себе. Отказывается от собственного ребенка! Михаил Сергеевич, что будем делать? Может, вколоть? Выспится и оклемается!
Врач был похож на моего начальника, тоже Михаила Сергеевича. Он подошел ко мне, потрогал лоб, посветил фонариком в глаза и чуть слышно пробормотал:
– У пациентки нарушено сознание. От собственных детей отказываться грех. Давай плод послушаем… Эх, Светик, устал я – долгое дежурство. Если бы не ты, давно на пенсию пошел. У… Не слышу сердцебиения. А ребенок-то, Светочка, мертв! Придется спасать мамашу.
Тотчас изнутри послышался глухой голос:
– А меня ты не хочешь спасти? Черт с ней, с мамашей, она отказалась от меня! Доктор, боритесь за права плода!
Усталый врач нисколько не удивился голосу из живота и с многозначительным видом сообщил медсестре:
– Желание ребенка для нас закон! Будем вскрывать, хоть и достанем труп. Потерпи, мой сладкий, дяденька спешит на помощь. Но мамашу уморить не получится – не хочу остаток дней провести за решеткой. Готовь операционную, пока я еще трезвый.
После этих слов он схватил медсестру и одарил долгим поцелуем, почти уложив ее мне на грудь. Я лежала молча, надеясь, что Грей сдохнет до начала операции от недостатка кислорода или отравившись моими внутренностями.
Придя в себя после старческих объятий, медсестра выскочила из палаты. Старик облизал губы и пристально посмотрел на меня, будто хотел повторить поцелуй. Я с нескрываемым отвращением завизжала, словно наткнулась на сотню крыс – их я боюсь больше всего на свете, как и ядовитых змей, гигантских пауков и мадагаскарских тараканов. Удивленный силой голосовых связок роженицы, доктор достал из-под кушетки длинный напильник, изогнутый как турецкая сабля, и завопил:
– Быстрее наркоз! А мы пока начнем выпускать дитя на свободу. Закройте глаза, мамаша. Будет чуточку больно, так что придется потерпеть.
Я заорала на полную громкость, связки были готовы лопнуть от напряжения. Доктор занес инструмент над животом. Я зажмурилась и закрыла лицо руками. Краем уха услышала заботливый голос вошедшей медсестры: