С другой стороны, какой бы модной она ни была, мы видим, насколько она не нова в определении психосоматического заболевания как того, что запущено из душевного, – в отличие от психогенного заболевания, обусловленного душевным и имеющего в нем свою причину. Если мы спросим себя, например, что же запускается из душевного в случае бронхиальной астмы, принимая ее за психосоматическое заболевание, то получим ответ: только приступ. Но то, что у больного-астматика или того, кто страдает от стенокардических приступов, случаются приступы только при волнении, является тривиальностью и не представляет собой открытия. И это еще не означает, что бронхиальная астма или angina pectoris[117] как таковые, не в качестве отдельных приступов, а как недуги в целом, являются психосоматическими или психогенными.
В 1936 году Бильц опубликовал книгу под названием Die psychogene angina («Психогенная ангина»). Под ней он понимал не angina pectoris, а ангину в банальном смысле слова, angina lacunaris seu tonsillaric. Но и про нее ни в коем случае нельзя сказать, что она может оказаться психогенной – лишь только психосоматической в вышеназванном смысле. Известно, что ее возбудитель обитает везде, он остается сапрофитным и только при случае становится патогенным. Если он таковым становится, это ни в коем случае не зависит от его вирулентности, это зависит от состояния иммунитета пораженного организма; а это состояние иммунитета, со своей стороны, является лишь выражением общего «биотонуса» (Эвальд). Если последний, elan vital[118] (по Бергсону) снижается, то – позвольте мне перефразировать выражение abaissement mental[119] Жане – происходит abaissement vital[120], упадок жизненных сил и одновременное ослабление защитных сил организма и его сопротивляемости вирусу. Что ж, в нашем примере с angina tonsillaris все это может произойти из-за простуды. Однако иногда это может произойти и из-за возбуждения, то есть быть запущенным из душевного. Иными словами, состояние иммунитета зависит среди прочего и от эмоционального состояния.
Еще несколько десятилетий назад Гофф и Гейлиг экспериментально доказали, что у испытуемых, которых они подвергли гипнозу и которым внушили радостные или тревожные эмоциональные переживания, были соответственно более высокие или низкие титры агглютинации бацилл тифа в сыворотке крови. Спустя десятилетия был проведен другой эксперимент, это был массовый эксперимент концентрационных лагерей. В период между Рождеством 1944 года и Новым, 1945 годом во всех лагерях произошли массовые смерти, что никак не могло быть объяснено, например, усложненными условиями труда и жизни или возникновением и распространением новых инфекционных заболеваний, но объяснялись они скорее тем, что узники, размышляя стереотипно, цеплялись за надежду, что «на Рождество мы будем дома»; что ж, Рождество пришло, а дома никто не оказался, пришлось оставить всякую надежду вернуться домой в обозримое время. Этого было достаточно, чтобы вызвать витальное снижение, что для многих означало смерть. Тогда подтвердилось библейское изречение: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце» (Притчи 12, 13).
Еще более ярко и драматично это обнаруживается в следующем случае.
В начале марта 1945 года один лагерный товарищ рассказал мне, что 2 февраля 1945 года ему приснился странный сон: голос, звучавший пророчески, сказал ему, что он может спросить его все что угодно – и голос ответит. И товарищ спросил, когда для него закончится война; ответ был таким: 30 марта 1945 года. Что ж, 30 марта приближалось, но никак нельзя было заметить, чтобы голос был прав; 29 марта у моего товарища начались жар и бред; 30 марта он был уже без сознания; 31 марта он умер: его унес сыпной тиф. Действительно, в тот день, когда сознание покинуло его, война для него закончилась. Мы не ошибемся, если предположим, что разочарование, которое принес ему реальный ход вещей, настолько понизило его биотонус, подорвало состояние иммунитета, защитные силы организма и его сопротивляемость, что давно дремавшая в нем инфекционная болезнь легко взяла свое.
Итак, мы можем сказать, что душевно-телесное состояние лагерного заключенного зависело от его духовной установки. Аналогичным данным, полученным из случаев так называемой дистрофии, которая встречалась в лагерях военнопленных, мы обязаны Мойзерту. Американский военный психиатр Нардини был тем, кто рассказал нам о своем опыте работы с американскими солдатами в японском плену, где убедился, насколько шанс пережить плен зависел от жизненной позиции человека, от его духовной установки по отношению к конкретной ситуации. В завершение Штольрейтер-Бутцон несколько лет назад в своей работе показал, насколько течение болезни при поперечном параличе, а именно возникновение осложнений и присоединяющихся заболеваний, зависит от позиции и установки человека по отношению к тому, что он болен.
Снова и снова оказывается, что столь часто упоминаемые комплексы, конфликты и прочее никоим образом не являются патогенными сами по себе. От комплекса и конфликта не зависит, станут ли они патогенными, это зависит от общей психической структуры пациента. Ведь все эти пресловутые комплексы, конфликты и прочее встречаются почти что везде, поэтому сами по себе не могут быть патогенными. Однако психосоматическая медицина идет еще дальше: она не только говорит о патогенности комплексов и конфликтов, она говорит о специфичности такой патогенности. Это значит, она утверждает, не больше и не меньше, что определенным заболеваниям могут быть более-менее универсально и однозначно приписаны определенные конфликты и комплексы. В этом отношении она ошибается в расчетах, поскольку снова оставляет без внимания общую соматическую структуру пациента. Так что можно сказать следующее: психосоматическая медицина вообще не пытается ответить на вопрос о том, почему определенный комплекс или конфликт именно для этого пациента стал патогенным; с другой стороны, она обходит вопрос, почему пациент заболел именно этим недугом. Вольфганг Кречмер – младший справедливо утверждает: «С точки зрения психологии нам не удается выяснить специфику того, почему конфликт, например, может привести только к истощению».
Как обнаруживается, собственно проблематика психосоматических взаимосвязей начинается там, где психосоматика «замолкает» в затруднении дать ответы на наши вопросы. Профессионалу известно, что мы сталкиваемся здесь с проблемой выбора органа (над которой, будучи общей, стоит проблема выбора симптома). Что ж, Фрейд счел необходимым обратиться в этом вопросе к соматическому и ввел понятие соматического размещения; Адлер же в своей работе о неполноценности органов в неменьшей степени признавал соматическую основу всякого выбора органа.
В этой связи Адлер говорил об «органическом диалекте», на котором изъясняется невроз. Мы могли бы сказать, что на «органическом диалекте» изъясняется и народная молва, – достаточно вспомнить такие выражения, как «тяжело на сердце», «у него это в печенках», «проглотить что-то».
Что касается последнего, в профессиональной литературе есть невероятно содержательные результаты эксперимента одного итальянского автора.
Он подверг ряд испытуемых гипнозу и внушил им, будто они являются подчиненными, которым приходится страдать от начальника-тирана, при этом они ничего не могут изменить; им постоянно приходится «проглатывать» все, что он им причиняет. Затем испытуемым, еще во время пребывания под гипнозом, сделали рентген желудка, и у всех наблюдались признаки аэрофагии – большого скопления воздуха в желудках. Иными словами, испытуемые давились не только образно, они действительно что-то проглатывали, а именно воздух.
Ни для кого не секрет, что реальные подчиненные, которым приходится страдать от реальных начальников-тиранов, иногда приходят к врачу и жалуются, к примеру, на давление в области сердца (обусловленное высоким расположением купола диафрагмы) или на что-то подобное.
В случаях, когда пострадавший орган (в нашем случае желудок) в обозначенном выше смысле «откликается» на символическое выражение невротического процесса, мы можем также (как я сделал это в своей работе «Психотерапия на практике», Вена, 1947 г.) говорить о символическом отклике соответствующего органа.
Помимо общего соматического отклика и символического отклика в особом смысле, описанном нами выше, существует также и «социальный» отклик. Здесь я подразумеваю, в частности, дополнительный отклик, который исходит от социального страхования в отношении таких пациентов. Нередко именно перспектива получения пособия может породить или по меньшей мере зафиксировать невроз. Если Фрейд говорил о «вторичном мотиве болезни», или о «выгоде от болезни», то сегодня в связи с «социальным» откликом мы можем говорить о буквальной, финансовой выгоде от болезни, которая играет немалую роль в этиологии невроза (в психогенезе в целом).
ЗАМЕЧАНИЯ ЧАСТНОГО ХАРАКТЕРА
Критика американской психосоматики
Три главных момента должны побудить нас к размышлениям и критике в отношении американской психосоматики:
• она слишком сильно полагается на статистику;
• полагается на результаты тестирований;
• слишком ограничивает себя модусом психоаналитической интерпретации.
В качестве яркого примера этого исследовательского направления я приведу работу Грейса и Грэхема, которая (что примечательно) называется The specifity (!) of the relation between attitudes and diseases («Специфичность взаимосвязи между настроем пациента и болезнью»). В этой работе авторы докладывают о 127 пациентах с 12 различными заболеваниями, исследователи опросили их и затем проанализировали интервью.
В итоге они пришли к выводу, что с определенными заболеваниями коррелируют определенный душевный настрой и установки, притом что связь эта, на что намекает название работы, специфична. Выяснилось, к примеру, что общий знаменатель, к которому можно свести душевный настрой и установки всех пациентов, страдающих, например, rhinitis vasamotoria