закрытое лечебное учреждение с диагнозом «аутоинтоксикация бытовым газом».
Конечно, некоторые вещи в человеческом бытии имеют биографическое значение и, как следствие, личностную выразительную ценность. Биография – это в конечном счете не что иное, как экспликация личности во времени: в процессе жизни, в разворачивающемся бытии личность проявляет себя, раскатывается, словно ковер, постепенно раскрывая свой уникальный узор. Подобно ему, личность эксплицирует, раскрывает себя в своей биографии, она открывает себя, свою уникальность, неповторимую суть лишь в биографической экспликации, но остается закрытой для прямого анализа.
В этом смысле само собой разумеется, что любым биографическим данным, деталям истории жизни соответствуют биографическое значение и личностная выразительная ценность, но только до определенной степени и в определенных границах. Эта ограниченность соответствует обусловленности человека. Человек является необусловленным лишь факультативно, тогда как фактически он остается обусловленным; по сути своей он является духовным существом, но все же существом конечным. Из этого следует, что духовная личность не всегда может пробиться через психофизические слои. Духовная личность не всегда может быть видимой через психофизические слои и не всегда может себя проявлять. Психофизический организм является совокупностью органов, инструментов, то есть средств для достижения цели, и эта цель двойная в соответствии с обеими функциями организма в отношении духовной личности: его экспрессивной и инструментальной функцией; организм служит средством для достижения этой двойной цели на службе у личности, но это средство чрезвычайно непрозрачно (в отношении своей экспрессивной функции) и чрезвычайно инертно (в отношение инструментальной). Именно вследствие этой непрозрачности духовная личность не всегда просматривается посредством психофизического организма, а вследствие инертности она не всегда проявляется. Иными словами, это средство не служит духовной личности безукоризненно – potentia oboedientialis[128] в какой-то степени не является идеальной, где-то она испытала надлом (с дозволения я использую слова моего наставника в области теологии, покойного доктора Леопольда Соукупа). Так что здесь мы могли бы говорить об impotentia oboedientalis. В любом случае не может быть и речи о том, что психофизический организм или все болезненные процессы в нем могли бы репрезентировать духовную личность, которая за ним стоит и так или иначе его использует; поскольку духовная личность не может ни при каких условиях полностью проявиться через психофизический организм, по этой же причине она ни при каких условиях не может быть видимой сквозь него[129] – именно потому, что инструмент этот непрозрачный, именно потому он инертный. Если организм – не в последнюю очередь в процессе заболевания – является зеркалом, в котором отражается духовная личность, то это зеркало нельзя назвать идеальным. Иными словами, не всякий изъян в зеркале надо относить на счет личности, которая в нем отражается.
Таким образом психосоматическая медицина ошибается в расчетах, не принимая во внимание психофизический организм. Только безукоризненное тело полностью репрезентировало бы духовную личность, телесность же «падшего» человека представляет собой разбитое и потому искажающее зеркало.
Не только здоровый, нет, но и больной дух может жить в здоровом теле – это я могу утверждать, будучи клиническим психиатром; точно так же, как я, будучи клиническим неврологом, могу засвидетельствовать, как в больном (например, парализованном) теле может жить невредимый дух. Ни в коем случае какое-либо insanitas corporis[130] не должно определяться mens insana[131] или выводиться из него. Не всякая болезнь является ноогенной. Кто это заявляет, спиритуалист или, что касается телесных заболеваний, ноосоматик. Пока мы помним о том, что человек не в состоянии добиться с помощью психофизического организма всего, чего желает, будучи духовной личностью, мы будем остерегаться – ввиду impotentia oboedientalis – объяснять всякую болезнь плоти несостоятельностью духа. При этом мы уже отказались от экстремальной позиции ноосоматики, – к примеру, от утверждения, что такое заболевание, как карцинома, представляет собой не только неосознанное самоубийство, но и бессознательно вынесенный самому себе приговор за некий комплекс вины[132].
Определенно, все, включая всякое заболевание, несет в себе смысл; но этот смысл расположен не там, где ищет его психосоматический подход. Именно больной придает смысл тому, что он болен, притом занимая позицию по отношению к своей судьбе – в столкновении себя как духовной личности с болезнью как поражением своего психофизического организма. В столкновении с судьбой в виде болезни, в позиции по отношению к своей судьбе больной человек, homo patiens, исполняет один, нет, самый глубокий смысл. Не в самом факте страдания находится смысл, а в том, как человек его проживает[133].
Заключительное наблюдение
В начале мы говорили среди прочего о психогенной ангине (Бильц), которую мы определили как психосоматическое заболевание. Нам известен содержательный и яркий двойной пример психосоматической ангины у врача и его ассистента.
Оба заболевают ангиной в четверг (если это ангина). Ассистент заболевает в четверг, накануне выступления с научным докладом, что для него всегда связано с определенным волнением. А врач заболевает ангиной (если это она) в четверг именно потому, что по средам он всегда должен читать лекции. В среду он ангиной еще не болел. У нас есть полное право предположить, что в среду инфекция в нем уже дремала, но он еще не разболелся. Коллега просто не мог позволить себе заболеть в день лекции, и начало болезни, которое было уже на подходе, сместилось вперед.
Вместо истории болезни мы можем обратиться к литературной истории.
Гёте работал над второй частью «Фауста» семь лет. В январе 1832 года он перевязал рукопись шнурком и поставил на нее свою печать, а в марте 1832 года он умер. Мы не ошибемся в своем предположении, что Гёте прожил большую часть этих семи лет, с позволения сказать, сверх своих биологических возможностей. В данном случае было отсрочено даже не страдание, а ожидаемая, сверхактуальная смерть, момент которой просто сдвинулся до завершения труда всей жизни.
Таким образом я попытался показать, что психосоматическая медицина не столько дает нам понять, почему человек заболевает, сколько – почему он остается здоровым[134]. По крайней мере, в последних изложенных примерах по праву можно говорить скорее о психосоматическом здоровье, нежели о психосоматических заболеваниях. В этом отношении психосоматическая медицина действительно может давать нам ценные указания. Тем самым она перемещается из сферы необходимого лечения заболеваний в сферу возможной профилактики. Ведь ясно, что там, где болезнь вызывается из душевного, профилактику следует проводить исходя из него же. Здесь психосоматическая медицина касается уже целей психогигиены[135].
2.3.1. СОМАТОГЕННЫЕ ПСЕВДОНЕВРОЗЫ
Я исхожу из того, что невроз можно определить как психогенное заболевание. В частности, органоневроз представляет собой действие психической причины в соматической области. Однако существует также и обратное: действие соматического в психическом. По сути, именно психозы стоит квалифицировать ex definitione[136] как соматогенные, или фенопсихические, в данном смысле. Здесь речь идет скорее о неврозоподобных заболеваниях. Их симптоматология является, так сказать, микропсихической. В любом случае боязнь открытого пространства нельзя поставить в один ряд с тревожной меланхолией. Но и их этиология подобна микросоматической, в том смысле, что в соответствующих случаях не наблюдается структурных изменений органов или их систем, и мы видим лишь функциональные расстройства. По этой причине мы можем обозначить эти заболевания как функциональные.
Системы органов, о которых в основном пойдет речь, – это вегетативная и эндокринная системы. Их функциональные расстройства могут, что является существенным, проходить и моносимптоматично, при этом соответствующий моносимптом может быть психическим. Из этого следует, что вегетативные и эндокринные функциональные расстройства[137] являются скрытыми, если они протекают под клинической картиной неврозов. В противовес истинным неврозам, неврозам в узком смысле слова, которые, как мы говорили выше, могут определяться как психогенные заболевания, мы будем говорить в дальнейшем о соматогенных заболеваниях, которые вследствие этого должны быть определены как псевдоневрозы.
Само собой разумеется, что большинство таких псевдоневрозов имеют надстройку из душевного. Иными словами, при их соматогенезе речь идет лишь о первичном соматогенезе. С точки зрения терапии чрезвычайно важно то, что является первичным: психогенез или соматогенез.
Руководствуясь практическими целями, мы выделяем три важнейшие группы соматогенных псевдоневрозов.
Рис. 8
Из обозначенной нами микросоматической этиологии подобных видов заболеваний понятно, что их соматическую причину нужно искать. Иными словами, то или иное функциональное расстройство можно обнаружить в некоторых случаях только в лаборатории. Однако не во всех случаях можно объективировать полученные данные исследования. Например, известно, насколько мало можно полагаться на пробу Хвостека или соотношение калия и кальция. Данное относится не только к тетаноидной группе, в базедовидной группе тоже не обязательно должен присутствовать повышенный основной обмен веществ, так же как в аддисоновидной группе не обязательно наличие пониженного давления.