Снова и снова встает вопрос «Каковы условия и предпосылки для обучения логотерапевтическому методу?». Сама техника парадоксальной интенции предполагает, что иногда вполне достаточно почитать имеющуюся литературу. Даже среди психиатров и психологов, которые с полным пониманием дела весьма успешно применяют эту технику, есть те, кто никогда к нам не обращался. Как им известно о парадоксальной интенции только из наших публикаций, так и нам известно об их успехах и опыте только из их отчетов. Интересно также отметить, как разные авторы модифицируют парадоксальную интенцию и комбинируют ее с другими методами. Этот факт лишь укрепляет нашу убежденность в том, как сильно психотерапия – а не только логотерапия – зависит от постоянной готовности к импровизации. Если есть возможность проводить обучение в форме клинических демонстраций, не в последнюю очередь следует обучать и импровизации. И учиться ей самому.
Удивительно, как часто парадоксальную интенцию применяют непрофессионалы, и делают это довольно успешно.
Перед нами письмо пациентки, 14 лет страдавшей клаустрофобией. В течение трех лет она безуспешно проходила ортодоксальное психоаналитическое лечение, два года лечилась у гипнотерапевта, после чего ей стало немного легче. Однажды ее даже пришлось поместить в специализированное учреждение на шесть недель. Ничего особо не помогло. Пациентка пишет: «За 14 лет ничего толком не изменилось. Каждый мой день был адом». И вот однажды у нее случился приступ сильной клаустрофобии. Она вдруг вспомнила о том, что читала в моей книге «Человек в поисках смысла», и сказала себе: «Сейчас я покажу всем вокруг, прямо здесь, на улице, как прекрасно у меня получается паниковать и устраивать коллапс». И тут все прошло. Она спокойно продолжила свой путь в супермаркет и совершила все запланированные покупки. Однако на кассе, когда дело дошло до оплаты, она вдруг вспотела и задрожала. Тогда она сказала себе: «Сейчас кассир узнает, как сильно я умею потеть. То-то он удивится». И только по дороге домой она заметила, что успокоилась. Через несколько недель с помощью парадоксальной интенции она научилась до такой степени контролировать свою клаустрофобию, что иногда даже забывала, что у нее когда-то были проблемы. «Я испробовала множество методов, но ни один из них не принес мне того быстрого облегчения, которое дал ваш метод. Я верю в парадоксальную интенцию, а ведь я попробовала ее на собственной шкуре, имея в своем распоряжении только книгу».
Занятно, что у одной – теперь уже выздоровевшей – пациентки возникло желание дополнить знания, полученные от прочтения одной-единственной книги о парадоксальной интенции. Она даже разместила на неделю объявление в Chicago Tribune (к письму прилагалась вырезка из газеты): «Была бы рада пообщаться с кем-то, кто знает о том, как с помощью парадоксального намерения лечат агорафобию, а может, и излечился от нее сам». Но на это объявление никто не ответил.
То, что неспециалист может применять парадоксальное намерение (к кому-то и даже к самому себе), становится очевидно, если учесть, что оно опирается на копинг-механизмы, которые, как доказывают ранее приведенные нами наблюдения, у человека уже есть. И именно так следует понимать случай, описанный ниже.
Рувен А. К. из Израиля, студент Международного университета США, в 18 лет был призван на военную службу. «Мне поскорее хотелось в армию. Я видел особый смысл в борьбе моей страны за выживание, поэтому решил служить и делать все, что в моих силах. Я пошел добровольцем в элитные войска, в десантники. Моя жизнь не раз находилась в опасности. Например, когда я впервые выпрыгивал из самолета. Мне было не по себе, я в прямом смысле слова трясся от страха, а попытки скрыть этот факт вызывали еще большую дрожь. Тогда я решил дать волю своему страху и дрожать что есть мочи. Через некоторое время дрожь прекратилась. Я невольно использовал парадоксальную интенцию, и, как ни странно, это сработало».
Но парадоксальную интенцию «изобретают» не только отдельные индивидуумы ad usum proprium[76]. В ее основе лежит принцип, известный еще в донаучной психиатрии. Дж. Окс читал лекцию Социологическому обществу Пенсильвании в Университете Вилланова[77], в которой он утверждал, что этнопсихиатрия применяет принципы, которые позже систематизировала логотерапия. В частности, народная медицина населения острова Ифалук чрезвычайно логотерапевтична («Шаман мексиканско-американской народной психиатрии, курандеро, является логотерапевтом»). Окс также ссылается на Уолласа и Фогельсона, утверждавших, что народная медицина в целом применяет принципы, применяемые и в современной психиатрии. «Похоже, что логотерапия является связующим звеном между двумя системами».
Такие гипотезы кажутся более правдоподобными, если сравнить два случая, приведенных ниже.
Первый – это история 24-летнего пациента, страдавшего шизофренией и слуховыми галлюцинациями. Он слышал голоса, которые ему угрожали, дразнили. «Как-то раз среди ночи больной вышел из палаты и стал жаловаться, что голоса не дают ему уснуть. Ему посоветовали игнорировать их, но это было невозможно. Дальше между ним и доктором состоялся следующий диалог:
– Может, попробовать еще раз?
– Что вы имеете в виду?
– Лягте и внимательно послушайте, что вам говорят голоса, не пропуская ни слова, хорошо?
– Вы серьезно?
– Конечно. Не вижу причин – для разнообразия – не насладиться этими чертовыми голосами.
– Но я думал…
– Давайте, попробуйте – и потом поговорим.
Через 45 минут пациент уснул. Проснувшись на следующий день, он был в отличном настроении: голоса его не беспокоили до самого утра».
А вот второй пример: Джек Хубер[78] однажды посетил клинику, в которой работают дзен-психиатры. Их девиз: «Упор на то, чтобы научиться жить со страданием, а не жаловаться на него, пытаться анализировать или избегать».
Однажды к ним в отделение привезли буддийскую монахиню в состоянии сильного душевного смятения. Ей казалось, что по ней ползают змеи. Европейские врачи, психиатры и психологи отказались ее лечить, и тогда был вызван дзен-психиатр.
– Что случилось? – спросил он.
– Я ужасно боюсь змей. Они повсюду.
Дзен-психиатр немного подумал и сказал:
– Боюсь, мне пора идти, но я вернусь через неделю. Я хочу, чтобы все это время вы внимательно следили за змеями, и, когда мы увидимся, вы мне подробно опишете каждое их движение.
Через неделю монахиня пришла в себя и вернулась к своим обязанностям.
– Как дела? – спросил ее дзен-психиатр.
– Я наблюдала за змеями максимально внимательно. Правда, недолго, потому что чем больше я их разглядывала, тем быстрее они исчезали.
Остается обсудить третий паттерн патогенной реакции. Если первый характерен для невротических тревожных состояний, а второй – для обсессивно-компульсивных, то третий представляет собой механизм, с которым мы сталкиваемся при сексуальных неврозах, то есть при нарушении потенции и аноргазмии. И тут мы снова (как и при неврозах навязчивости) имеем дело с попытками больного бороться, но при сексуальных неврозах он борется не с чем-то (ведь мы говорили, что невротик навязчивых состояний борется с навязчивостью); сексуальный невротик борется за что-то, за сексуальное удовольствие – потенцию и оргазм. Однако, к сожалению, чем больше человек переживает из-за своего желания, тем быстрее оно пропадает. Точнее говоря, оно ускользает от непосредственной попытки его нащупать. Потому что удовольствие не является ни реальной, ни возможной целью нашего поведения; это лишь следствие, побочный эффект, возникающий сам по себе всякий раз, когда мы практикуем самотрансценденцию, всякий раз, когда мы от души потворствуем кому-то или служим чему-то. Но как только мы абстрагируемся от партнера и концентрируемся исключительно на своем желании, нам начинает мешать наше же стремление к удовольствию. И самоманипуляция терпит крах. Путь к удовольствию и самореализации ведет через самопожертвование и самозабвение. Считая его обходным, мы поддаемся соблазну выбрать кратчайший путь и считать желание самоцелью. Однако короткая дорога часто оказывается тупиковой.
И мы снова наблюдаем, как пациент попадает в замкнутый круг. Борьба за удовольствие, борьба за потенцию и оргазм, погоня за удовольствием, форсированное гипернамерение (рис. 3) удовольствия не только лишает этого удовольствия, но и оборачивается столь же форсированной гиперрефлексией: во время полового акта человек начинает наблюдать за собой и подглядывать за партнером. А тут все дело в спонтанности.
Рис. 3
Если мы спросим себя, что могло спровоцировать гипернамерение в случае эректильной дисфункции, то выяснится, что пациент рассматривает половой акт как достижение, которого от него ждут. Для него половой акт – это некое обязательство. Еще в 1946 г.[79] я указывал, что пациент «чувствует себя обязанным совершить половой акт» и что это «принуждение к половому акту может быть принуждением со стороны собственного эго или же ситуации». Однако может исходить и от партнерши (темпераментная, сексуально требовательная партнерша). Важность этого третьего момента была не раз подтверждена с помощью опытов над животными. Конраду Лоренцу удалось заставить самку бойцовой рыбки не кокетливо уплывать от самца во время спаривания, а энергично плыть к нему, на что самец, как говорится, реагировал по-человечески: у него рефлекторно закрывались половые органы.
К трем перечисленным случаям, в которых пациенты испытывают сексуальное принуждение, недавно добавились еще два фактора. Во-первых, значение, которое меритократия придает не в последнюю очередь сексуальному потенциалу. Во-вторых, давление со стороны сверстников, то есть зависимость индивида от себе подобных и от того, что группа, к которой он принадлежит, считает модным. Подобное давление приводит к тому, что потенция и оргазм форсированно становятся самоцелью. Однако таким образом в коллективном масштабе культивируется не только гипернамерение, но и гиперрефлексия. А оставшуюся часть спонтанности у современных людей отнимают группы давления. Я имею в виду индустрию сексуальных удовольствий и индустрию полового воспитания. Принуждение к сексуальному потреблению осуществляется с